– Шутишь? Мы больше тысячи редко набираем.
– Я, тетенька, известный ученый и к тому же старый почитатель Зигмунда Фрейда.
– Этот твой древний грек?
– Нет, он из другой оперы. Так что, даешь добро?
– Ну ладно, попробуй, я своим скажу, чтобы тебя не трогали.
– Послушай, красавица, а где мент, который вас пасет?
– Вон, – указала цыганка на плотного высокого милиционера, прохаживавшегося в толпе. – Он парень хороший, не испорченный пока. Расскажи ему все, и он тебя в упор не увидит. Да, вот еще что… Ты наш человек, вижу, и потому за сто рублей из тех денег, которые заработаешь, скажу, что зовут его Степой, у него дочь Лена и жена Люба. И еще к весне он мечтает стать офицером.
Поблагодарив цыганку и угостив ее сигаретой, Смирнов подошел к милиционеру.
– Слушай, старшина, обчистили меня в автобусе…
– Не бери в голову, отдыхай, – ответил милиционер, не посмотрев на него.
– Да я и не беру. Я к вам с просьбой…
– С какой это просьбой? – критически глянул старшина.
– Подработать здесь хочу…
– Ботинки у меня чистые, так что вали отсюда.
– Да нет, я не по ботинкам знаток, я по прошлому и будущему специализируюсь. Хочешь, кстати, скажу, когда звездочки на погоны получишь?
– Когда? – автоматически спросил старшина.
Лицо его напряглось.
– В мае, – сказал Евгений Евгеньевич, мистически улыбаясь. – До апреля ты совершишь подвиг при исполнении служебных обязанностей, потом немного полежишь в больнице, подлечишься, а в мае сразу станешь лейтенантом.
– Врешь ты все… – пробормотал старшина, не зная, радоваться ему или огорчаться.
В одно мгновение перед его глазами прошли полгода. Он увидел себя с непривычным пистолетом в руке и бешено бьющимся в груди сердцем, потом – удивительно бездарную стычку с бандитами, в которой остался крайним, потом белую медицинскую палату с испуганно-сосредоточенными докторами, стоявшими над ним, безбожно искромсанным, с трубками в носу, капельницами в венах и еще где-то. В финале фантазии или прозрения были инвалидная палочка, медаль, лейтенантские звездочки и жена, всхлипывающая и обнадеженная.
– Врешь ты все, – повторил старшина, неприязненно посмотрев.
Все было так хорошо – сытное место, нежадный начальник, а тут на тебе, принесла сорока на хвосте тяжелое ранение плюс костыли.
– Конечно, вру, если подвиг не совершишь. Подвиги, знаешь ли, не в моей воле. Кстати, мне сейчас в голову пришло, что зовут тебя… Степой. А жену с дочкой Любой и Леной соответственно.
В глазах старшины мелькнула радость: "Врет, собака!!!", и Смирнов поправился:
– Нет, наоборот. Жену зовут Любой. И еще вы сына проектируете.
Степа разочарованно опустил плечи.
– Правильно…
– Естественно. Мы, дорогой мой, веников не вяжем, – сказал Евгений Евгеньевич важно. И, усмехнувшись, измыслил: "Из тяги человека к чуду всегда получаются прекрасные кукольные ниточки".
Старшина, некоторое время стоял, разглядывая толпу взглядом, мало помалу становившимся профессиональным, затем спросил:
– А без подвига никак нельзя лейтенантом стать? Ну, хотя бы младшим?
– Без подвига – это не ко мне. По поводу присвоения внеочередных воинских званий без подвигов, обращайтесь, пожалуйста, вон к той даме.
Евгений Евгеньевич указал подбородком на цыганку, подобострастно охмурявшую невдалеке женщину средних лет. Поглядев на усталое, никогда не согревавшееся счастьем лицо последней, старшина смирился с участью и покорно посмотрел на возмутителя своего спокойствия.
– Так что, можно мне погадать? – спросил тот деловито. – Двадцать процентов твои. Ну, и поможешь по ходу дела. Ты парень умный, сообразишь, что и как.
– А как помогу?
– Ну, подходи время от времени и смотри на меня, как на… ну, как там у вас министр называется?
– Грызлов, что ли?
– Ну да, смотри на меня как на Грызлова, я имею в виду с пиететом и уважением.
– Хорошо. Только ты имей в виду, что через три часа я с напарником меняюсь.
– Заметано.
***
Пожав руку старшине, Смирнов пошел за киоски, отыскал там картонный ящик из-под колумбийских бананов, аккуратно отрезал ножом от него клапан и черной ручкой принялся выводить надпись:
«Гадаю на будущее по ступне (ладони ноги)».
Подумав, добавил снизу:
«Сакраментально!»
Затем полюбовался на плоды своего творчества и, неожиданно представив мозолистую и потрескавшуюся мужскую ступню, в оставшееся место втиснул:
«Исключительно женщинам».
Следующие десять минут он приводил себя в порядок – причесался, подрезал усы, переоделся в парадную рубашку и джинсы (приехал он в Утриш в шортах и выцветшей от пота и солнца майке). Удовлетворившись внешним видом, закинул рюкзак за спину и двинулся на площадь.
23.
На следующий день после ночного эксперимента (удачного, как он счел), Олег заехал пораньше к Смирнову на квартиру и узнал от прибиравшейся хозяйки, что тот только что съехал.
Он не расстроился, так как знал, что обладатель кола Будды либо перебрался в Крым, либо просто переменил квартиру, либо, что, вероятнее всего, пошел назад, в Туапсе, чтобы уехать оттуда в Москву. Если перебрался в Крым, то встречать его надо в Коктебеле, он не сможет не заглянуть в этот странно любимый интеллигентами поселок, а если ушел в Туапсе, то ждать его лучше всего на пляже в Дюрсо. Сегодня он заночует где-нибудь в пяти километрах от Утришского дельфинария и завтра к обеду будет там. А если остался в Анапе, то через пару тройку дней все равно уйдет туда или сюда, так как сидеть на одном месте не может.
Проходя мимо стопки кирпичей – хозяйка сложила их рядом с дорожкой – Олег поморщился. И не оттого, что вспомнил ночное происшествие, а оттого, что на ум ему пришел рассказ Евгения о неприятностях, которые обрушиваются на человека, завладевшего колом бесчестно.
В машине ушибленная нога неожиданно остро заболела, и Олег морщился. Все было нехорошо. И секундная стрелка на часах шла нехорошо, предвещая неминуемую расплату, и этот Евгений нехорошо улыбался из памяти, и бензин кончался, и неясно было, что делать.
Вообще-то он знал, что надо делать – надо завладеть колом. В глубине души Олег верил, что буддистская штучка поможет ему избежать смерти. И эту веру, веру в чудодейственность куска железа вселил в него вовсе не Евгений, а шестое чувство. Оно уже давно шептало ему: "В нем спасение, в нем спасение, только в нем. Придумай, как завладеть им без осложнений, и будешь жить дальше".
Если бы он рассказал Смирнову об этом чувстве, тот бы ехидно улыбнулся, потому что хорошо знал из Фрейда и других психоаналитиков, что подсознание, или шестое чувство, только тем и занимается, что обманывает человека, обманывает своего хозяина, чтобы ему было не так трудно жить и умирать.
Помимо факта падения стены еще одна вещь смущала Олега. Смирнов говорил, что кол можно подарить лишь хорошему человеку, то есть он будет охранять жизнь только хорошего человека. Решив покончить с сомнениями, он задал себе прямой вопрос "Хороший ли я человек?"
Ум и методически грамотный подход помогли ему получить нужный ответ. Он подошел к проблеме не вообще, не идеалистически, а поэтапно и не вырывая ее из действительности.
– Хуже ли, я, например, Георгия Капанадзе? – спросил он себя в первую голову. – Нет. Я много лучше и порядочнее его. Столько крови, сколько пролил этот пузатый коротышка, страдающий странной в наши дни импотенцией, не пролил никто в Анапе.
Олег закурил. Импотенция Капанадзе его доставала. Именно из-за нее грузин пообещал изнасиловать Олега при помощи кактуса.
– А если сравнить меня с Карэном? – продолжил он мыслить, с трудом вытеснив из сознания неприятные образы. – Да я ангел по сравнению с ним! Он торгует женщинами, он собирает голодных девочек по всей России, и он – голубой, любящий одеваться в женское белье – чулочки с резинками, пояс с трусиками тому подобное.
Ну ладно, бог с ними, с Капанадзе, Карэном и иже с ними. А Смирнов , человек из другого слоя общества? Да кто он по сравнению со мной? Неудачник, никчемный болтун, нищий научный сотрудник, занимающий до зарплаты сто пятьдесят рублей! А я только в прошлом году дал работу двум тысячам пенсионеров. Благодаря мне они смогли купить себе свежее мясо и хорошее сливочное масло!
А эти женщины, эти красавицы Карэна? Может ли хоть одна из них сказать, что я плохой, что я хуже? Нет!
А эти люди вокруг? Ничтожные, озлобленные, с радостью одурманивающиеся всем, чем только можно одурманиться? Они живы только потому, что таким людям как Капанадзе, Карэн, Гога нужно с кого-то снимать шкуры.
Но ведь я сбил эту тетку, мужика на велосипеде и этих целовавшихся детей?
Я сбил?!
Не-е-т, их сбил Капанадзе! Это он вселился в меня, это он поворачивал руль, это он убил этих людей, убил, а потом отмазался!
Нет, с совестью у меня все в порядке, я – хороший человек, это – несомненно.
Решив общие вопросы, Олег потер руки и стал думать, как завладеть колом Будды, завладеть так, чтобы тот не потерял своих свойств. Образ жизни приучил его глубоко обдумывать ситуации и действия – свои и окружающих. Лишь однажды он увлекся, не продумал дела глубоко, и вот, попав сразу в три капкана, живет теперь в трех неделях от смерти.
"Как узнать, лжет он или не лжет насчет кола? – думал он на заправке. – Нужен-то всего один факт. Один единственный факт, который можно присоединить к факту падения стены на человека, эксперимента ради хотевшего выпустить обойму в сладко спящего хозяина своей смерти. Найти, что ли, его друзей и коллег? Да, конечно. Он ведь упоминал одного!"
Олег напряг услужливую память, и та выдала:
Федя Мубаракшоев. Работал со Смирновым во второй половине семидесятых.
Год рождения 1954-56.
Памирский таджик, и потому его настоящее имя лишь начинается на "Ф".
После войны таджиков с памирскими таджиками, вероятно, живет в Хороге.
Или в Москве, или одном из городов России".
Поощрив память благодарной улыбкой, Олег позвонил в Москву человеку, крайне ему обязанному, и тот обещал навести справки о Ф. Муборакшоеве в адресном столе и просмотреть базы данных операторов мобильной связи.
По дороге домой Олег обдумал предполагаемые действия еще раз, внес кое-какие изменения и поправки. Приехав в отель, сделал несколько звонков своим людям, потом нашел Карэна и сказал, что не прочь переехать к Зиночке в президентский люкс.
Следующим утром его снял с "супруги" телефонный звонок. Знакомый из Москвы назвал ему номер мобильного телефона Фарухсатшо Мубаракшоева. Олег позвонил немедленно и сказал удивленному горцу, что Евгений Смирнов – его хороший друг, что они поспорили и решили обратиться к Феде, как к третейскому судье.
– Какой судье? – удивился Мубаракшоев. – Я никогда суд не работал.
– Ну, я расскажу тебе кое-что, а ты скажешь, было это на самом деле или нет.
– А где он сам?
– Пока я тебя искал, он уехал в Ялту.
– Ладно, говори, что нужно.
– Евгений утверждает, что в конце семидесятых он упал в двадцатиметровый обрыв головой вниз и не разбился.
– Да, голова у него крепкий, савсем не разбился, – засмеялся памирец. – Как он живет? Старый, наверно, совсем стал?
– Так было это или не было?
– Не знаю, честно. Я сам это видел, сам тот места потом ходил смотреть – не мог человек так хорошо падать. Там карниза пятнадцать сантиметр, другой, ниже, тоже пятнадцать…
– Так ты видел, как он падал? – постарался не рассердиться Олег многословию.
– Да, видел свой глаза. Но свой глаза не верил. Да этот Женя всегда такой, сколько раз на него камень падал, машина его падал, сам падал, сколько в него нехороший человек стрелял, драка сколько был – у нас целый пятьдесят зек работал…
– Ну ладно, спасибо. Если чего-нибудь от меня будет надо, звони, не стесняйся.
Засунув телефон под подушку, Олег набросился на Зиночку, и та получила, может быть, лучший секс в своей жизни.
24.
Желающих узнать будущее не было долго. Первыми подошли две пары средних лет, явно из сытного и не хлопотного нефтегазового района. Все четверо, и мужчины и женщины, были массивны, шеи всех украшали массивные золотые цепочки, а пальцы – золотые кольца и перстни с бриллиантами. Мужчины смотрели на Смирнова с плохо скрываемым презрением, женщины посмеивались, представляя как этот странный и, несомненно, сексуальный гадальщик щупает дамские ножки.
– А сколько вы берете за гадание? – спросила одна из женщин – крашеная блондинка с обгоревшими докрасна плечами, в стройном прошлом, несомненно, красавица, – посмотрев на мужа заискивающим взглядом и дождавшись разрешающего кивка.
– Понимаете, сударыня, гадание должно стоить дорого, если вы, конечно, хотите достоверного результата…
– Так сколько же? – спросила вторая женщина, приметная лишь крайней полнотой и несуразной тридцатирублевой русалкой на предплечье.
– Чтобы получить хороший результат, вы должны открыться мне сердцем, совестью и умом, а для этого нужно потратить значимую для себя сумму.
Все четверо опешили. "Значимая сумма? Тысяча долларов!?" – прочитал Смирнов у них в глазах.
– Да нет, вы меня неправильно поняли. Вот, представьте, вы собираетесь на день рождения к большому чиновнику Газпрома. И должны купить ему значимый подарок.
Мужчины нахмурились. Евгений Евгеньевич снисходительно улыбнулся и продолжил:
– А потом вы идете на день рождения к тете Свете. И тоже покупаете значимый для нее подарок…
– На тетю Свету мы тратим десять долларов, – глянула первая женщина на мужа. И тут же обратив к Смирнову удивленное лицо, спросила:
– А откуда вы знаете, что мою тетю зовут Светой?
– Мне это пришло в голову, – был ответ.
Муж женщины, продырявив Смирнова глазами, достал из нагрудного кармана рубашки самодовольный бумажник и вынул несколько сто долларовых купюр.
Сердце Смирнова возликовало.
Мужчина, посмотрев на него с сарказмом, вернул доллары на место, и, покопавшись в кармане шорт, протянул жене три мятые сторублевые бумажки. Женщина расправила их и, виновато глядя, передала Смирнову.
– Что ж, неплохое начало, – сказал он. – Давайте перейдем к делу. Садитесь, сударыня, на скамейку.
Женщина, бывшая в коротких шортах, как и все ее спутники, села, скинула босоножку и, смущенно глядя, протянула ногу Смирнову, уже устроившемуся перед ней на корточках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27