И как людей соберу, и как подельника сосватаю, и как в штольню остальных заманю. Тыщу раз у меня перед моргалами стояло, как я машинку кручу, лохов хороню! И как у города напарника кончить придумал. И все думал, что неплохо бы ствол заиметь для порядка и надежности. В мыслях в руках его держал, ласкал, чистил... Но в городе не выгорело достать, крутанули меня барыги, бабки отняли, едва ноги унес. А как под обстрелом пушку Серого нащупал в рюкзаке, ну, том, что к Сильному был приторочен, не выдержал, увел. Руки сами потянулись, век воли не видать! Да и ноги я сделал из-за него, не хотелось этим засранцам отдавать...
– Ну и народ попался! – покачал головой Кивелиди, продолжая копаться в яме. – Самородки! Что Бабек, что Федя... Какие ходы! Какие комбинации! Водку с нами, сука, пил... А сам раздумывал, как сподручнее зарезать, кровью не обрызгавшись! Нет, чем с такими грязь топтать, лучше акул с крокодилами баттерфляю учить... Или носорогов фехтованию... Да оставь вас без присмотра перегрызете друг друга... Волки!
– Да ладно тебе, Серый, – прервал я распалившегося Кивелиди и, обернувшись к Феде, спросил:
– А почему ты, гроссмейстер, именно на два часа салют назначил? Я имею в виду твою записку...
– Да так... – улыбнулся он простодушно. – Рука сама нарисовала... В два или три – какая разница? Со временем солиднее.
– А кто, собственно, охрану замочил?
– Не знаю... – честно ответил он. – Наверное, это ваш Абдурахман-ибн-Хоттаб. Когда я к Нуру бздя горохом с моченой пушкой подбирался, сбоку кто-то выскочил с ломиком или забурником, ткнул его в глаз и к штольне побежал. Оттуда я только хруст черепушек слышал.
– “Не знаю”... “Наверное”... Фуфло! Я бы этого минера сраного... – сменив Сергея в яме, начал бухтеть Житник, но вдруг осекся, нащупав под очередным вынутым им камнем клок белой овечьей шерсти... Еще несколько камней улетело вниз, и все увидели, а затем и почувствовали своими носами, что захоронено в закопушке на глубине около полуметра.
Житник, не говоря ни слова, вылез из ямы, тщательно отряхнул с себя пыль, затем медленно подошел к сидящему Фредди, взял его левой рукой за лацканы пиджака и сильным рывком поставил перед собой.
– Ты чего, Юрик? – заволновался Федя. – Там, под шкурой, может быть золото. Я сам бы падалью его прикрыл.
– Сам ты падаль! – коротко и зло прошипел Житник и с размаху, правой, саданул его в скулу.
Федя мешком навзничь упал в канаву. Юрка колючими глазами нащупал его правый бок (он любил бить в печень), занес ногу, но ударить не успел: Сергей, бросив автомат Бабеку, цепко схватил Житника за руку, потянул на себя и они оба, не удержавшись на ногах, кубарем скатились на несколько метров вниз, на небольшую площадку под канавой. Житник вскочил на ноги первым и ударил Сергея ногой в пах. Но Кивелиди выдержал удар, перехватил ногу противника и попытался пережать ему ахиллесово сухожилие. Но Житник сумел вырваться и отпрянул, дав Сергею время подняться. До этого момента я раздумывал: идти на помощь другу или нет? Но когда Кивелиди встал на ноги, я с облегчением опустился на край канавы и, склонив голову набок, принялся спокойно наблюдать – в драке с равным или даже несколько уступающим по силе соперником Юрка не имел практически никаких шансов. Он слишком любил себя, чтобы допустить хоть малейшую возможность повреждения своей драгоценной шкуры. И поэтому дрался преимущественно с женщинами...
Но, в данном случае, я ошибся. Юрка, даже получив в глаз и по носу, продолжал отражать и наносить удары. И лишь когда он изловчился и, с заметным даже издалека наслаждением, ударил носком тяжелого ботинка Сергея в раненую ногу, я понял, почему драка продолжалась так долго: Юрка знал, где у соперника ахиллесова пята!
Секунды мне хватило, чтобы скатиться вниз и встать между ними.
– Юр, я ведь тебе сейчас руку сломаю, – медленно проговорил я, когда холодные глаза Житника сфокусировались на мне. – В локте. Никакие титановые накладки не помогут, клянусь! И прокладки тоже. Хочешь, покажу, как это делается? Хочешь?
– Оставь его, – выдавил Сергей, морщась от боли. – Козел! Нашел время бодаться. Пошли наверх.
– В общем, так, Львович! – заявил я по дороге понуро шедшему впереди Юрке. – Мы скажем Бабеку, киллеру нашему штатному, чтобы стрелял без политеса и предварительных уведомлений по ногам всех любителей мордобоя. Мы хоть и в жопе, но живы. Короче, если еще раз психанешь – оставим тебя где-нибудь на тропе с побитой мордой. И простреленным коленом. Фамеди?
– Вчера придешь! – огрызнулся Житник, не оборачиваясь. И через минуту добавил уже миролюбиво:
– Ну, пободались маненько... С кем не бывает. После такого капута не грех отряхнуться.
С Бабеком мы подняли истекавшего кровью Сергея на дорогу. Порывшись в рюкзаках, Наташа нашла бурый от приставшей пыли бинт и перевязала его. Затем я осмотрел испуганного Фредди. Он был почти как огурчик – рука была в полном порядке, рана на голове немного покраснела, но не вызывала никаких опасений.
– Пошлите по старой тропе, – сказал он, когда я смазывал ему голову оставшимся у Бабека мумие.
– Врал насчет чабанов? – усмехнулся я.
– Конечно... А сразу про схрон не сказал, потому что удивить хотел. Сюрприз, так сказать в рожу. Но остальное все правда! – твердо глядя в глаза, ответил Фредди. – Умные люди, а не рубите в колбасных обрезках... Ну нахера ему переться из кишлака в такую даль, да еще в гору? Чтобы вонючую шкуру хоронить?
– Хватит ругаться! Надо в город идти! – опустилась Лейла передо мной на корточки. – Неужели вы хотите остаться все здесь навсегда? Или вам понравилось долбить камень в штольне? Мы все, все погибнем в этих горах...
– Все, киска, все! – успокоил ее я. – Через день, максимум – через два мы будем есть праздничный плов во дворе Лешкиного барака. И холодным пивом запивать...
– Из ливерной колбасы плов или из дохлых голубей? На ливерную-то деньжат у вас не хватит, – благодушно съехидничал Юрка, решивший, видно, спустить на тормозах свой поступок. – Кстати, друзья-товарищи, сэры и господа, неплохо было бы сейчас кем-нибудь сытненьким перекусить, а?
После недолгого обсуждения мы решили позавтракать в безопасном месте, и, посадив Кивелиди на безропотного Пашку, поверху, по скотобойным стежкам, пошли на знакомую уже всем тропу в город.
Но не прошли и ста метров, как Кивелиди с высоты ишачьего седока заметил в двухстах метрах внизу человека, неподвижно лежащего ничком в короткой разведочной канаве. Оставив Сергея с женщинами и Федей, мы с Бабеком и Юркой побежали к нему.
Это был Доцент. Мы осторожно перевернули его на спину – он, не приходя в сознание, протяжно застонал. Белая застиранная рубаха на животе была сплошь пропитана кровью. Я задрал ее до груди, и в середине живота, под порослью волос, шелушившихся запекшейся кровью, увидел маленькое пулевое отверстие.
– Допрыгался, интеллигент! Поделом тебе! – сквозь зубы процедил Житник.
– Да, ты прав... согласился я. – Похоже, допрыгался! По брюшным ранениям я, к сожалению, не специалист. Не люблю в кишках ковыряться. Пристрелить бы его. Из милосердия и уважения к просветительским заслугам. Тут его лисы живьем съедят.
– Не надо стрелять! – покачал головой Бабек. – Иншалла! Если не кушал перед пуля, может, жить будет. Я ему перевязка делаю, потом мумие в рот даю.
– А ты ведь дело говоришь, дорогой! – закусил губу Житник. – Молодец! Правильно, не надо его стрелять. Я его с собой возьму. В себя придет, я его вниз головой на столб повешу! Быстренько вытрясу, куда золото спрятал. Или кишки вытряхну. А вы, гуманисты сраные, можете валить отсюда! Без вас дешевле! А я повеселюсь! Последнюю неделю меня только и е..., теперь моя очередь.
– Отвали! – твердо отрезал я. – Очнется, сам расскажет. Увидит твои звериные глаза и расскажет.
Бабек тем временем разорвал свою рубаху на бинты, перевязал рану Доцента, предварительно посыпав ее аммонитным порошком из маленького целлофанового пакетика, затем разжал ему челюсти ножом и вложил в рот почти весь оставшийся запас мумие. Закончив, он поднялся на ноги и заходил взад-вперед, внимательно глядя себе под ноги.
– Ты чего? – удивился я.
Бабек остановился, вперился взглядом куда-то в сторону вниз и спустя пару секунд воскликнул:
– Посмотри! Он туда ползал! В тот следующий канава. Видишь: там винизу в яма юган воткнутый стоят, как на первый канава со шкура бараний. Он туда ползал! Хотел там умирать, чтобы потом кто-нибудь из его люди это место находил!
Конец его речи мы дослушивали уже на ходу.
Подбежав к указанному Бабеком месту, мы опустились вокруг него на колени и, срывая ногти, стали разгребать рыхлый каменистый грунт. Через пять мгновенно прошедших минут наши ногти заскребли по железу, и еще через минуту в наших руках была хорошо нам знакомая канистра со смесью коньячного спирта и водки...
– Больной он что ли? – растерянно пожал я плечами. – В одном месте сгнившую шкуру закопал, в другом – спирта канистру, а в третьем – без сомнения будут лежать пустые банки из-под “Завтрака туриста”. Или мои старые носки, которые я на штольне выбросил...
– Нет, он умний! – покачал головой Бабек. – Он шкура закапывал, и не один, наверно, чтобы собака настоящий место не находил... Банка и носки тоже мог закапать, если пахнут харашо. Или, может быть, жопа чувствовал, что смотрит кто-то и следы запутывал. Давай дальше копать – там земеля еще рихлий.
Стоит ли рассказывать, что творилось с нами после того, как мы практически одновременно ухватились кровоточащими пальцами за перехваченную алюминиевой проволокой горловину такого знакомого, такого родного, такого бугрящегося самородками пробного мешка!
В яме нашлись не только наши мешки, но и вьючная сума с золотом, намытом нами уже под мудрым руководством учителя. В канистре была все та же смесь, благоухающая запахом коньяка.
Мы посидели минут с пятнадцать на мешках, хохоча и хлопая друг друга по плечам, прикладываясь, время от времени, к канистре и поглядывая наверх, где на тропе таращились на нас изумленные товарищи.
Следующие пятнадцать, а то и двадцать минут мы, чертыхаясь, спотыкаясь и падая, тащили наверх наше такое тяжелое, такое радостное, такое надежное золото!
8. Сюрприз Бабека. – Вангоген. – Чаепитие у тысяч микрорентген в час. – Злополучный мост.
Погрузив мешки с золотом на ишаков, мы стали решать, что делать с учителем.
– Оставим его здесь, и все дела, – сказал Житник. – Пусть подыхает самостоятельно.
– Может, отправить его в кишлак с Бабеком? – посмотрел я в сторону Дехиколона.
– Нельзя его туда возвращать, – не согласилась со мной Наташа. – Он ведь оттуда сбежал...
– Давайте сделаем так, – сказал Сергей, как сказал бы убеленный сединами боевой генерал-фельдмаршал, выслушав детский лепет зеленых лейтенантов. – Чтобы совесть свою не мучить и боженьку не сердить в такой ответственный момент, довезем его до ближайшего кишлака и там оставим.
Погрузив Учителя на осла, мы начали свой путь домой. Бабек с автоматом на взводе шел в авангарде, внимательно озирая местность и следы на тропе. Я брел позади него с другим “Калашом”. Наташа с “ТТ” шла челноком то справа, то слева от нашего каравана. Инвалидная команда, возглавляемая Лейлой, шагала рядом с ишаком, везшим Учителя.
Через некоторое время справа, далеко вдали за Ягнобом, нашим взорам открылся Дехиколон. Улочки его были совершенно пусты.
“Что же там случилось? – подумал я, вспомнив идиллический вид, открывавшийся отсюда три дня назад. – Передрались и теперь сидят по домам, оплакивают покойников? Или спрятали женщин и детей, и ушли нас ловить?..
На подходе к крупноглыбовым развалам, в которых закончилась наша первая попытка уйти в город, мы договорились, что первым в них пойдет Бабек.
Его не было минут пятнадцать. Мы не знали, что и думать, пока из-за глыб не показался наш широко улыбающийся разведчик.
– Там есть два болшой сюриприз для вас! – радостно крикнул он и, не дожидаясь отклика, опять ушел за глыбы.
Войдя в развалы, мы остолбенели: под камнем, у которого нас пленили, сидели... Фатима и Фарида. В ногах у них лежали вещмешки, на коленях покоились ружья Житника.
– Ну-ну, сюрприз, так сюрприз! Ничего не скажешь, порадовал... Хоть плюй, – произнес я, глядя на женщин исподлобья.
– Они нас спасал, может быть, – сказал Бабек, уважительно поглядывая на женщин. – Эта хитрый Фатима, стрелба кишлак делал. Там все жител очень занят тепер! Они друг-друг драться стал! За нам не ходить тепер!
* * *
Оказывается, Фатима, очутившись в кишлаке, немедленно принялась “стрелять” глазами. Одному бедному дехканину породистая иностранка понравилась, и он начал слоняться вокруг дома учителя, в котором знойная женщина нашла с сестрой временное пристанище. Однако жена дехканина сумела настроить против нее всех женщин доселе спокойного горного селения, и Фатиме пришлось туго.
В любое другое время правоверные мужчины, без сомнения, пресекли бы несоответствующее шариату поведение своих женщин, но золото Уч-Кадо сделало свое дело – кишлак раскололся на две враждебные партии, жаждущие полновластного контроля над рудником и добытым металлом. Именно из-за этой поминутно усугублявшейся вражды, Учитель, тяжело раненный при попытке умиротворения сторон, решил до лучших времен спрятать золото вне кишлака.
Минувшей ночью после взрыва на Уч-Кадо в кишлаке возникла суматоха. Воспользовавшись ею, Фатима с сестрой схватили Юркины двустволки, спрятанные учителем в сундуке с учебниками, и, набив вещмешки кое-какой снедью, пошли из кишлака вон. И на окраине наткнулись на стражника. Фатима, вот женщина, не долго думая, выстрелила в него из вертикалки дуплетом! Что тут началось! Обе враждующие партии решили, что начались широкомасштабные вооруженные действия, и схватились за оружие!
– И чем все это кончилось? – спросил я, когда Бабек закончил свой рассказ.
– Они стрелял, пока патрон был.
– Так ты полагаешь, никто из кишлака за нами не погонится?
– Нет, не должный. Они учитель с тилло ищут совсем другой сторона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48