Суворов вывел меня из созерцательно-ностальгического состояния, сунув в руки две до блеска вымытые трехлитровые банки в полиэтиленовом пакете.
Идти было недалеко – заветное место находилось на перекрестке бывших улиц Дзержинского и Кирова. Бочку только что привезли, и мне пришлось с полчаса стоять в очереди. На стене дома, в тени которого пряталась желтая пивная емкость на колесах, большими коричневыми буквами было выведено “КАШТАНКА СУКА”. Надпись поразила меня своим трагизмом и многозначительностью. Глядя на нее, я вспомнил другую, подмосковную, более определенную в характеристике: “РИЭЛТЕР ВАРЛАМОВ из г. ЮБИЛЕЙНЫЙ ЖУЛИК”. Этот выстраданный текст старательно и многократно был написан на задах королевских гаражей, выстроившихся вдоль Ярославской железной дороги. И еще одну вспомнил... Теплыми летними вечерами, взявшись за руки, мы с Верой и Полиной прогуливались по болшевским тенистым переулочным зигзагам в сторону тихой Клязьмы и всегда утыкались глазами в покосившийся зеленый забор ветеринарной лечебницы с надписью-клеймом “ЧИФЕР ПАДЛА”. Казалось, что так будет всегда – Клязьма тихая, забор зеленый, а Чифер – падла...
Когда подошла моя очередь, и в банку весело побежала белесая струйка пива, со стороны дороги раздались выстрелы из автоматов, в том числе и в нашу сторону. Стуча и звеня банками и бидонами, пивная очередь дружно попадала на землю. “Автобус 201-ой! В него стреляют!” – сказал мне в правую пятку уверенный голос моего соседа сзади.
Я поднял голову и увидел желтый “Икарус”, быстро уходящий в сторону бывшей улицы Ленина. Посередине дороги стояли два таджика с автоматами и строчили ему вслед. Расстреляв рожки, они, озираясь, пробежали мимо нас к прятавшемуся в проулке новенькому “Жигуленоку” и уехали в сторону памятника Победы.
Я поднялся на ноги первым, и сразу же в глаза мне бросилась моя переполнившаяся банка. Пиво из нее бежало в неглубокую посудину, предназначенную для утилизации пролитого при разливе. Туда же изо рта продавца стекала кровь. Голова его лицом вниз лежала в пиве.
– Пулю прямо в рот схлопотал! Смотри, затылок ему выбило! – брызжа слюной и утираясь дрожащей рукой, радостно сказал бывший сосед моей правой пятки.
– Ну-ну! Так это его мозги у тебя на морде?
– Наверно, я сзади него стоял, брызнуло что-то. А ты что раззявился? Бери пиво и мотай отсюда.
– Так у меня две банки.
– Давай, набирай. Скоро война приедет разбираться. Через минуту или пять. Хотя, погоди, кран для скорости выбить надо. Нет, не пойдет, не успеем... Братва! – вдруг встрепенувшись, обратился он к очереди. – Давай Каштанку к стене – мешается он!
Один из дюжих парней схватил продавца со странным прозвищем под мышки и перетащил его к стене с поразившей меня надписью. Остальные, мгновенно выбив камни из-под бочечных колес, быстро покатили пивную емкость в проулок, в котором несколько минут назад пряталась машина террористов.
Раздумывая о легитимности происходящего, я побрел следом. Когда пришло к убеждение, что за пиво я уже заплатил и потому имею полное право заполнить вторую банку, Ум, Совесть и Честь Нашей Эпохи, а короче сосед по очереди и знакомец пятки, уже деловито тюкал по крану большим булыжником, поданным ему расторопными любителями пива. Скоро кран, подхваченный мощной струей пенящегося пива, со стуком упал на драную клеенку с выцветшими вишенками. Ум, Совесть и т.д. быстро заткнул образовавшуюся дырку тряпочкой и затем, выискав глазами меня, бывшего первым в расстроившейся очереди, пригласил к разливу.
Набрав пива, я отошел в сторону и принялся закрывать банки полиэтиленовыми крышками. Закончив, поднял голову на толпу, окружившую бочку, и с удивлением заметил, что многие из жаждущих набирают пиво не в банки, а в обычные пластиковые сумки. Недолго думая, и я, предварительно надув и проверив на отсутствие дырок пятикилограммовый пакет с Аллой Пугачевой, врезался в толпу.
Это была нелегкая задача – тащить, прижав к груди, две трехлитровые банки и раздавшуюся Аллу, из правого соска которой била тоненькая струйка пива. Пройдя метров десять, я вспомнил об авоське, предусмотрительно сунутой мне Суворовым в задний карман брюк, и поместил туда банки. Затем я заткнул пробоину в пивоточащей певице поднятой с дороги спичкой и помчался к друзьям.
К бочке со всех сторон спешили люди с банками. Некоторые из них задерживались у лежавшего на обочине дороги трупа прохожего, пятью минутами назад убитого шальной пулей террористов. Пока мы разбирались с бочкой, ручеек невозможно алой крови убежал от него метров на семь и далеко не истощился. Я остановился и стал заворожено смотреть, как медленно и верно течет кровь, но, услышав вскоре шум приближающихся бронетранспортеров, нырнул в первый же переулок.
Выслушав мой рассказ об увиденном, Сергей успокаивающе махнул рукой.
– Мы уже ко всему привыкли. Знаешь, сейчас частенько у нас стрельба, и такая стрельба, что сбитыми ветками придорожных чинар весь асфальт устилается... А тетки с детишками своими стоят кучками в укромных и не очень укромных местах и глазеют, сражением любуются, пальцами указательными в гладиаторов тычут. Интересно, конечно. Что говорить? Где такое увидишь? Живьем, не по телевизору? Сам смотрел. И чего я не пойму, так это того, что первыми в перестрелках провода троллейбусные падают. Как будто пули они притягивают...
* * *
Потом мы пили пиво с высохшим до стеклянного состояния лещом, одновременно решая финансово-организационные вопросы. Деньги у обстоятельного во всем Юрки были. Обещал сто баксов, одну вертикалку двенадцатого калибра и того же калибра одностволку-обрез с навинчивающимся стволом. Патроны к ним обещал сделать убойными для вертолета.
– Ну, а чтобы было чем пули из твоего, Чернов, мяса выковыривать, – ухмыльнулся он, вперившись в меня плотоядным взглядом, – возьму с собой маленький такой полевой хирургический наборчик. Катетеры, скальпели всякие, пила есть...
После краткого обсуждения маршрута нашего путешествия, мы пришли к решению, что возвращаться в Душанбе надо через Варзобское ущелье. В противном случае пришлось бы дважды мозолить глаза жителям долины Сардай-Мионы и милиционерам на КПП.
Суворова мы обязали ждать нас в зиддинской чайхане, конечном пункте пешей части нашего Золотого кольца. Перед тем, как приняться за чай, он должен будет подготовить сценарии отхода и провести тщательную оперативную разведку обстановки от Душанбе до Зиддинского перевала.
Лешка с радостью согласился и тут же, войдя в роль бравого разведчика, выложил нам уже имеющиеся у него агентурные данные. Оказывается, сегодня утром он узнал от знакомого рыбака, что в Ромите нет армейского блок-поста, как и шлагбаума на въезде в заповедник (в прежние годы этот шлагбаум отделял для нас, геологоразведочного люда Тагобикульской партии, город от поля. За ним не было ГАИ и какой-либо власти. Переехав его, водители вахтовок и бензовозов притормаживали, запускали левую руку за сидение, нашаривали там припасенную бутылку портвейна и, раскрутив содержимое, водоворотом выливали его в горло. Все пассажиры – в основном это были буровики и проходчики – к этому времени уже были склонны к песнопениям и бурно выражали восторг по поводу присоединения бедняги-шофера к их веселой компании).
– Все это хорошо, – выслушав Суворова, сказал я, – но для пользы дела давайте считать, что есть там и блок-посты, и шлагбаум. Кстати, они могут быть и по дороге в Ромит. Надо послать Юрку на разведку. На мотоцикле с удочкой, пусть половит рыбу. После его возвращения решим, как и когда ехать.
* * *
Через два дня все было готово. Были закуплены продукты, заготовлено снаряжение. Правда, Сашку Кучкина мы не нашли (да и особо не искали) и потому остались без карабина. В Шахринаусском садвинсовхозе Суворов задешево достал канистру коньячного спирта, Сергей приволок откуда-то два спальных мешка. Большой мешок получили мы с Лейлой, второй, поменьше, туристический, был отдан Фредди. Кстати, последний к нашей радости, оказался предусмотрительнее нас. Он принес два карбидных светильника и пару килограмм карбида. Житник нашел “Газ-66”, старенький, но хорошо сохранившийся.
После турне Житника было решено ехать в середине дня, в самую жару – ночью в долине было неспокойно, а утром, примерно до полудня, на всех перекрестках паслась местная милиция. Днем, особенно в 2-3 часа дорога пустовала.
Все продукты (примерно на две недели) мы упаковали в два баула. У каждого, кроме меня, были туго набитый рюкзак и удочка. Мои же вещи было решено поместить в большую черно-белую сумку – у зевак не должно сложиться впечатление о нашем, хотя бы стилевом, единстве. По этой же причине вместо удочки Житнику вручили сачок для ловли бабочек. Это моя идея воплотилась в жизнь лишь благодаря бурной поддержке Фредди. Последний, видимо, мечтал о таком сачке в беспросветном своем детстве и рассчитывал в будущем прибрать его к рукам. Но пока он был в руках у Юрки. Одну из его будущих картечин в своей спине я отыграл!
Одежду себе мы также подобрали такую, чтобы не напоминать команду или отряд. Я был в резиновых сапогах, Сергей – в кирзовых, остальные – в кроссовках (у всех также были запасные крепкие ботинки). Наше облачение оказалось столь цветистым, что расположись рядом цыганский табор, то он остался бы незамеченным.
И вот мы присели перед дорогой. Рассудив, что наш излишне трезвый вид может вызвать ненужные подозрения у дорожной милиции, я налил каждому по двести граммов марочного вина, прихваченного Суворовым в Шахринаусском садвинсовхозе в довесок к коньячному спирту. Лешка бурно потребовал двойной дозы, и все с этим согласились. Оставаться всегда труднее.
3. Поехали... – Абдурахманов нас опередил? – Утопленник кормит рыбу, а рыба кормит нас.
Машина, Газ-66 с открытым кузовом, прибыла на час позже условленного времени. К молчаливому неудовольствию Суворова в течение этого часа все марочное вино незаметно перекочевало из оплетенной трехлитровой бутыли в нашу кровь.
Водитель машины (его звали Саид) был родом из Ромита, часто ездил туда из Душанбе и потому хорошо знал места, где паслась милиция. Он легко поверил, что мы едем на недельку-другую в верховья Сардай-Мионы, чтобы провести меня, москвича, родившегося в Таджикистане по запомнившимся в молодости местам. Лейлу ему представили как мою супругу.
– Он спас в Белуджистанской пустыне очень влиятельного шейха, и он отдал ему свою дочь, – серьезно сказал Кивелиди водителю.
– Она его вторая, любимая, жена! – хохотнул Фредди, – первая осталась в Москве.
Лейла, согласно разработанному плану движения сквозь милицейские заслоны, сразу же устроилась в кабине. Чему, естественно, наш улыбчивый красавец-шофер был рад несказанно. Он время от времени украдкой поглядывал на девушку, вызывая у меня чувства, очень похожие на ревность. Не прошло и нескольких минут, как они оживленно обсуждали на фарси климатические особенности Северного Ирана и положение современной женщины в постсоветском Таджикистане.
– Хохотушка у него широкая, – с пониманием улыбнулся Сергей, перехватив мой косой взгляд в сторону кабины, – смотри, не прозевай девчонку – умыкнет черноусый!
Но, мельком увидев в окне мою хмурую физиономию, Лейла почувствовала мои частнособственнические настроения и нежным взглядом легко изменила их в лучшую сторону.
И вот мы, наконец, погрузились. На скамейке правого борта уселись Сергей и Юра, напротив – мы с Фредди. В проходе громоздились рюкзаки, на них лежали удочки и сачок.
Первый блок-пост был на Оржабадской развилке. Уже издали мы увидели двух милиционеров, пивших чай под тутовым деревом. Они сидели за раскладным столом на ящиках из-под помидоров. На нем, соседствуя с облупленным фарфоровым чайником, пиалами, кусками лепешки и рассыпанным сушеным урюком лежал автомат. Как и было задумано, Саид остановился сам. Мы с Сергеем, не спеша, подошли к милиционерам, поздоровались и спросили, нет ли каких-нибудь запретов на передвижение машин, и сможем ли мы проехать до Хушона.
– Зачем Хушонедешь? – с подозрением спросил один из милиционеров (тот, который был толще).
– Зачем в горы идут, дорогой? Рыбка ловить, водка пить, – ответил я, коверкая по-местному слова, – там мой друг живет, Бабек – давно в гости звал.
– Бабек? Маленький такой? – отерев пот с лица, засмеялся страж порядка и показал ладонью рост, обидный даже для лилипута. – Мой родственник. Очень русский девочка любит, ха-ха-ха! Ладно, езжай. Там, на Ёсе пост. Жадный очень. Дай ему пятьдесят тысяч. Есть? Только мелкими. Крупные увидит, подумает, что богатые вы, и все перевернет, что хочет возьмет и назад отправит. Привет от меня передай. Скажи, Ахмедов – твой друг. Откуда такой красивый девочка? – заинтересованно кивнул он в сторону кабины.
– Его жена, – одобрительно похлопал меня по плечу Сергей, – из Ирана привез, Хоменеи – тесть его. Милиционер с недоверием посмотрел на меня, потом понимающе улыбнулся и, отпуская, махнул рукой.
Река Ёс впадает в Кафирниган там, где широкая Гиссарская долина сужается в довольно узкое ущелье. Езды до нее было минут тридцать. Забравшись в кузов, мы рассовали предназначенную для взятки мелочь по ближним карманам, и с хмурым видом принялись ждать встречи с местным Прокрустом. Но, к нашей всеобщей радости, она не состоялась – пост был пуст. Мы, чуть замедлив ход, пронеслись мимо него по узкой, застланной маревом дороге в твердой уверенности, что жизнь прекрасна и удивительна. Круто вверх уходили рыжие, опаленные летом горы, внизу, под шоссе, бухтел и пенился голубой Кафирниган, впереди, на слиянии составляющих его рек Сорво и Сардай-Мионы, был Ромит.
Когда мы бесповоротно поверили, что удача на нашей стороне, где-то вверху, слева и чуть сзади, за хребтиком, параллельным автомобильной дороге, послышалось характерное вертолетное тарахтение. Оно, притягивая наши глаза и уши, сопровождало нас с небольшими перерывами целых десять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48