Шварцнеггер впустил нас в «хлев» и, как обычно – не сказав и слова – удалился. Мы расселись и принялись ждать Худосокова. С полчаса он не появлялся, содержание шампанского в нашей крови уменьшилось, и мы задумались о бегстве.
– Может, сломаем к чертовой матери эту штуку? – кивнул Бельмондо в сторону стойла БК-3.
– Давай, – согласился я, и поискал глазами тяжелый предмет для приведения стойла в негодность. Когда я решил воспользоваться стулом, в конюшню вошел Худосоков. Мы застыли в изумлении. И было от чего. Во-первых, он был в синем халате, ничем не отличающемся от халатов, в которых ходили его служащие. Во-вторых, совершенно не обратив на нас внимания, Худосоков направился к столу с персональным компьютером, сел за него, раскрыл принесенную с собой конторскую книгу с надписью «Комната №14» и начал в ней что-то писать.
– Издевается, гадом буду, – зло прошипел Баламут. – Пошли, ребята, голову ему оторвем.
Набычившись, мы двинулись к мучителю. Но тут дверь комнаты открылась, и появился Шварцнеггер. Постояв, темно глядя, он поднял кулак с оттопыренным вверх указательным пальцем и мерно покачал им из стороны в сторону. Затем шагнул в сторону, пропуская в комнату охранников. Те вошли и, заложив руки за спины, стали перед нами.
Мы переглянулись и посмотрели на Худосокова. Он, как ни в чем не бывало, заносил в свою конторскую книгу инвентарные номера компьютерного железа.
– Или это на нас очередной глюк наехал, или у него крыша съехала... – неуверенно предположила Ольга, усевшись на стул. – Переутомился, бедняга....
– Глюк, не глюк, съехала, не съехала, а на своих гавриков бессловесных, он очень теперь похож... – вымолвил Баламут, внимательно рассматривая Худосокова. И закричал ему:
– Эй, ты, Херосуков, сраный! Ты что, крышу сбросил? Говори, подлый трус!
Но Худосоков не слышал, он внимательно рассматривал брюхо мыши (видимо, инвентарный номер был написан на нем неразборчиво, либо стерся).
– Он не Херосуков, он – Мудосеков! – вступил в провокационное поношение Бельмондо.
Худосоков продолжал молчаливо работать, и Борис с досады бросил в него пробкой от шампанского (последнюю неделю их можно было найти везде – в карманах, в постели, в супе-харчо, в горчице и почти никогда – в бутылочных горлышках). Пробка попала в ухо «гражданина Дьявола», он поднял голову и испуганно посмотрел на обидчика.
– Дьявол скончался при невыясненных обстоятельствах... – тихо констатировал Баламут. – Это свобода, господа...
И, засунув руки в карманы, направился к Худосокову легкой походкой. Подошел, оглянулся на дверь, – охранники всем своим видом показывали штатность ситуации, – затем попытался отнять у Худосокова учетный журнал, но, последний, само смятение, ухватил его обеими руками и потянул к себе. Увидев это, один из мордоворотов сорвался со своего места, бросился к Николаю и отшвырнул его в сторону. Затем нагнулся, поднял с пола упавший журнал, отер его рукой бережно, положил на стол перед начальником и вернулся на свой пост.
– Интересные шляпки носила буржуазия... – протянул я, недоуменно почесывая затылок. – Вы понимаете, что тут происходит?
– Свобода... – вставая с пола, тихо проговорил Баламут. – Это происходит свобода...
– Кто-то ему душу ополовинил... – полувопросительно, полуутвердительно сказала Ольга. – А эти дуболомы ему по-прежнему подчиняются. Интересно, выпустят они нас или нет?
И пошла к двери, но охранники ее не пропустили. Ольга отступила и задумалась, в это время дверь растворилась, и в комнату просочились Полина с Ленкой.

10. Пока мы пили шампанское... – Вон там – перевал Мура. – Продолжение следует?

– Ну как, видели дядю Худосокова? – спросила Полина, подойдя ко мне.
– Ты хочешь сказать, что это твоих рук дело? – насторожился я, ища в лукавых глазах дочери подтверждение своей догадки.
– Наших, папуля...
– С Леной!!? – в изумлении обернулся я к младшей.
– Да...
– И что вы сделали?
– Понимаешь, вы шампанское пили, а мы с Леной играли. То там, то здесь. И еще старались маленькими детками казаться – хныкали, на стенках рисовали, сопелек не вытирали... И скоро дядя Шварц и его товарищи перестали на нас внимание обращать, совсем, как вы, пьяненькие... И мы стали все дальше и дальше по комнатам уходить... И вчера утром попали в хлев, в котором компьютер живет. Я стала с дядями, которые в нем сидят, разговаривать, и не заметила, что Лена села к какой-то клавиатуре и начала с клавишами играться... Когда я к ней подбежала, на экране табличка висела с надписью «Введите пароль», а в окошечке снизу – шесть звездочек. Ну, я и нажала клавишу «энтер» и сразу же во весь экран картинка возникала с пламенем, чертями и кипящим котлом и надпись от края до края «Добро пожаловать в ад!» Я рот раскрыла – такая неприятная картинка, а Елена опять по клавишам забарабанила... И окошко появилась с фамилиями друг под другом, две из них я как-то от матери слышала – Китайгородский и Горохов...
– Это те, у которых Худосоков лишнюю «душу» вынимал, – пояснил Бельмондо.
– А сверху этого окошечка, – продолжила Полина, – другое окошко с надписью «Введите фамилию». Ну, я через Ленино плечо и, сама не знаю почему, набрала «Худосоков» и энтером утвердила. Я хотела посмотреть, что дальше будет, но в комнату дядя Шварц зашел, колючий такой, настороженный, я к нему бросилась и просить начала:
– Дяденька, дяденька, где здесь туалет? Лена сейчас описается!
И он вывел нас в коридор, ткнул пальцем в сторону туалета и ушел. Не успела дверь за ним закрыться, как в коридоре двое очень сильных дяденек появились, они дядю Худосокова без сознания волоком тащили. Мы пошли за ними в большую комнату...
– Там они посадили дядю Худосокова в кресло и колпаком накрыли... – продолжил я за дочь.
– Да... А с кресла он встал уже совсем другим человеком... – закончила рассказ Полина.
Мы, поглядывая друг на друга, задумались.
– Получается, что Лена случайно вошла в БК-2, а Полина приказала ему вытрясти из Худосокова душу – пришла в себя Ольга.
– Но как Полинин приказ был доведен до непосредственных исполнителей? – удивилась Вероника.
– А помнишь, как Худосоков командовал своими? – усмехнулся я. – Простым нажатием кнопок на своем карманном пульте. Похоже, что в ушах у них установлены радиоприемники – это, конечно, самое простое объяснение. И через эти радиоприемники компьютер может передавать сигналы или даже словесные команды...
– Не верю я, что компьютерщики Худосокова профаны и не защитили должным образом БК от взлома, – покачала головой София. – И еще вопрос: а если бы Полина набрала «Пиночет», то что, эти охламоны поперлись бы в Чили?
– Хватит болтать! – поморщился Баламут. – Мы ведь с вами по-прежнему в заднице. Наш главный противник получил по мозгам и, похоже, навсегда сошел со сцены, а в нашем положении ровно ничего не изменилось – нас отсюда все равно не выпустят...
Николай был не прав. Не успел он закрыть рот, как то, что осталось от Худосокова, закончило работу и направилось к выходу. Ольга, посмотрев на него с секунду, пошла за бывшим дьяволом, дыша ему в затылок. Мы пристроились за ней и... охранники пропустили нас!
Худосоков шел быстро, и детей пришлось взять на руки. В конце коридора Ленчик остановился, набрал код на кодовом замке (Ольга запомнила), открыл дверь и вошел в огромную комнату. Войдя вслед за ним, мы увидели два ряда письменных столов с компьютерами, за которыми сосредоточенно работало человек двадцать синехалатников. Худосоков прошел к свободному столу и принялся набирать что-то на клавиатуре.
– Послушайте, – сказал нам Баламут, посмотрев на часы, висящие над дверью. – До обеда еще сорок минут...
– Ну и что? – перебил его Бельмондо. – Кушать, что ли, очень хочется?
– Да нет, – улыбнулся Николай. – До обеда он здесь будет торчать, и если понадобится нам для прикрытия, мы можем за ним сюда или в столовую вернуться...
– Ты предлагаешь попробовать вырваться отсюда? – проявил я догадливость.
– Да...
Посмотрев на прощание на сосредоточенно работающего Худосокова, мы пошли из комнаты.
Выход из подземелья нашелся быстро. К нашему великому удовлетворению его никто не охранял. Оказавшись на воле, мы зачаровано засмотрелись на разлегшиеся внизу скалистые хребты, на узкие долины, петляющие между ними, на белесое от зноя небо...
– Вон там, – воскликнул я, угадывая знакомые места, – прямо под солнцем невысокий перевал с замечательным названием Мура. По нему мы пересечем Гиссарский хребет и через двенадцать часов будем есть шашлыки в Душанбе!
– Через двенадцать часов вы станете компьютерной органикой, – раздался сзади бесцветный голос.
Как один, обернувшись, мы увидели неторопливо пересчитывающее нас автоматное дуло и над ним – бесстрастное лицо Шварцнеггера.


Глава седьмая
Македонский приходит на помощь

1. Я просил раков! – топнул ногой Баламут. – «Двушка» охмуряет. – Полина мечтает о Есенине.

Увидев Шварца, Ольга упала в обморок. Стоявшая рядом с ней Лена заревела во весь голос, бросилась на колени и обхватила дрожащими ладошками побелевшие щеки матери. Я присел рядом, положил голову Ольги на свои колени и жестом показал Шварцнеггеру, что требуется медицинская помощь. Но этой немецкой овчарке не пришлось ничего предпринимать – из подземелья выскочили и побежали к нам люди в белых халатах с чемоданчиками неотложной помощи в руках. Через десять минут Ольга была приведена в сознание, затем под дулом автомата нам (за исключением детей) были скормлены скоро подействовавшие транквилизаторы. «Лучше бы шампанского вынесли...» – незлобно отреагировал Баламут, с трудом проглотив последнюю таблетку.
Как только санитары ушли, Шварцнеггер предложил нам (дулом автомата, конечно) возвратится в подземелье.
– Худосоков дурака валял, – с досадой в голосе сказал Баламут, очутившись в «хлеву» БК-3. – Скотина!
– Ты думаешь, он придуривался? – засомневался Бельмондо, устраиваясь в персональном кресле.
– Ничего он не придуривался! – обиделась Полина. – Я вам правду рассказывала. Если бы вы видели, каким он из кресла встал...
– Эх, пообедать бы перед поголовной компьютеризацией... – погладив дочь по головке, сглотнул я слюну. – И поужинать, и позавтракать... Потом ведь и обеды, и завтраки, и ужины будут внутривенными...
Через три минуты после выражения мною желания подкрепиться ни у кого из нас не осталось сомнения, что интернированы мы были всемогущим духом. Не осталось сомнений, так как через три минуты мы сидели в столовой за ставшим уже привычным столом. Коля, чтобы окончательно убедится в высочайшей опеке, поднял лицо к потолку и потребовал пива и раков. Через десять минут на середине стола нетерпеливо топтались разноплеменные детища большинства пивоваренных заводов Европы, а через пятнадцать – перед всеми нами дымились просторные блюда с только что сваренными креветками. Все это было принесено безмолвными официантками в таджикских одеждах.
– Я просил раков! – когда они удалились, топнул ногой Баламут, хотя по размерам поданные креветки не намного уступали среднестатистическому раку.
– Нет раков, – гулко зазвучало под потолком. – Облезешь!
– Ну и фиг с ними! – примирительно пробурчал Николай. – Это я в порядке эксперимента настаивал.
И потянулся к самой большой креветке...

* * *

– Ну, кто тут самый умный из нас? – спросил Баламут, когда с креветками было покончено. – Ты, Полина?
– Папа учил меня скромности... – потупилась моя дочь. – А что?
– Если ты самая умная, я думаю, ты все поняла...
– Что компьютер «двушка» теперь вместо дяди Худосокова?
– Какие умные дети!!! – восхитился добродушный от пива Баламут и, обращаясь к БК-2, закричал потолку:
– Эй, ты, «двушка»! Креветок не хочешь? И пивка для рывка?
– Не хочу, – раздалось под потолком.
– Я имею в виду – давай, мы тебя от доброты душевной на составные части разберем. Человеческие части опять человеками станут, а железки – ну их к черту!
– Глупости, – бесстрастно ответила «двушка».
– Тебе жить осталось пару месяцев, соглашайся, – по инерции продолжил Баламут, поняв, что компьютер нипочем не согласится на самоуничтожение.
– Это не совсем верно... Лучшая моя часть – моя память, мои чувства – перейдет к «трешке». А от «трешки», ее стараниями, к «четверке»...
– Тупой ты или тупая и дети твои будут тупые! – вздохнул Баламут, ерзая на стуле. – Там, в твоем засраном торе, нет ни баб, ни веселья, там даже с кайфом после пива не помочишься!
– Представь, что дождевой червяк уговаривает тебя, человека, стать червяком, – усмехнулся компьютер. – Говорит: Тупой ты, Баламут, не знаешь, как приятно жрать хорошо унавоженную землю... Сечешь масть?
– Секу... – промямлил Николай, махнул рукой, встал и быстрым шагом направился к туалету.
Через несколько минут, когда напряжение в мочевом пузыре понемногу, Баламут умиротворенно откинул голову назад и, продолжая неторопливо мочиться, сказал сам себе: «Нет, ни хрена он в колбасных обрезках не смыслит!»
– Вот, вот – в колбасных обрезках... – раздался из зарешеченного вентиляционного отверстия голос «двушки».

* * *

После креветок нам подали сосиски с картофельным пюре. Во время еды разговор зашел о том, что человек часто отказывается от лучшего в пользу привычного. Говорили все, за исключением детей, а также Ольги и Вероники – по глазам двух последних было видно, что транквилизаторов на них не пожалели!
– Да чепуха все это! – взорвался Бельмондо. – Дело не в привычном, дело в добровольности. Терпеть не могу, когда заставляют! Представь, Баламут, тебя заставляют водку пить! Тоска!
– Вы – авантюристы и гордитесь этим, – вмешалась «двушка» в разговор. – Рассматривайте предстоящее мероприятие, как грандиозную авантюру и все будет тип-тот. А дети... Вы хотите лишить их возможности стать высшей исключительностью, то есть стать Богом, Богом в восьми ваших индивидуальных ипостасях! Правда, пока только земным Богом, но со временем, мы с вами без сомнения найдем способ завоевания всей Вселенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45