— Видно, нашел наш тайник…
— Жалко отсюда уезжать, — вздохнула Алена. — А тебе, Президент?
Он не успел ответить: неподалеку от лодки с негромким всплеском упал лопнувший шар с человечком. Сорока подцепил его веслом, взял в руки и стал разглядывать.
— Мой личный знак, — с задумчивой грустью сказал он. — Стоило ему появиться в небе, я все бросал и мчался на остров.
— И меня бы бросил? — без улыбки спросила Алена. Она черпала пригоршней воду и пропускала ее сквозь пальцы. Сверкающие капли со звоном разбивались о воду.
— Тогда — да, а сейчас — нет! — сказал он.
Еще один синий шарик с рыбкой лопнул в небе и мягко, без всплеска упал в озеро — на этот раз немного дальше.
— Я хочу его взять на память, — сказала Алена.
Сорока молча направил лодку к съежившемуся шарику с картонной рыбкой.

Часть третья
КАКИМ ТЫ БЫЛ…
Глава двадцать третья
Сорока не заметил, как за спиной остановилась комсорг Наташа Ольгина. Некоторое время с интересом наблюдала за его работой, потом стала что-то быстро говорить, но в этот самый момент поднявший от двигателя голову Сорока сделал знак водителю, сидевшему в машине, и тот включил мотор. Наташа вынуждена была замолчать.
Закончив регулировку, Сорока выпрямился, отключил провода приборов и захлопнул крышку капота. «Жигули» рывками стали пятиться со стенда. А в дверь уже заглядывали ожидавшие своей очереди автомобилисты.
— Мы должны с тобой сейчас же засесть за составление доклада — до отчетно-выборного собрания осталось каких-то пять дней. Из райкома комсомола уже три раза звонили… Так что заканчивай все дела — и пошли в красный уголок. Я материалы подготовила.
— Ты даешь! — усмехнулся Сорока. — Я сегодня один. Кто же будет работать?
— А Кузьмин?
— С неделю как в отпуске.
— Я договорюсь с Томиным, и тебя кто-нибудь заменит.
Наташа отступила к верстаку, пропуская на стенд очередную машину. Сорока, встав напротив дверей, показывал, как нужно заезжать. Водитель кивал, старательно вертел руль, но его почему-то все время вело в правую сторону. Когда «Москвич» наконец встал на место, Сорока повернулся к Наташе и коротко бросил:
— После смены.
Девушка всплеснула руками и возмущенно затрещала, но Сорока включил рубильник, и рубчатые металлические барабаны, на которых стояли колеса машины, со скрежетом стали вращаться.
— Тормоз! — крикнул Сорока.
Водитель нажал на педаль, и на светящемся табло прибора заметались зеленые пунктирные всплески.
— С тобой разве договоришься! — обиженно сказала Наташа и стремительно выпорхнула из помещения. Однако через секунду в проеме двери снова показалась ее голова. — У нас незаменимых нет!.. — крикнула она. — Буду ждать в красном уголке…
Не успел он обслужить «Москвич», как его позвали к начальнику производства.
«Чертовка, уже пожаловалась! — с досадой подумал он, вытирая ветошью руки. — Почти неделя до собрания, а она горячку порет…»
Однако Тимур Ильич пригласил его в свой светлый, отделанный деревом кабинет совсем для другого разговора. Он сидел на краешке полированного письменного стола и коротко бросал в телефонную трубку:
— Мы лобовые стекла для «Жигулей» не изготавливаем. Мы получаем их со склада, товарищ… А на складе пусто. Конечно, ждем! Вот так, ясно? Все. Пока.
Невысокого роста, с короткой стрижкой, в черном кожаном пиджаке, Томин выглядел молодо, хотя в светлых волосах и достаточно седины. Был он очень подвижным, минуты не мог посидеть спокойно: то встанет из-за стола и пройдется по просторному кабинету, то с бумагами в руках пристроится у окна, то, вот как сейчас, усядется на край стола. Казалось, он боится своего кресла, будто оно болотная кочка, которая может засосать, не отпустить. Да и в кабинете-то Томин старался поменьше бывать: выскакивал в производственный отдел или бухгалтерию, его можно было увидеть в цехах, на территории, где он давал указания мастерам и бригадирам. В узком длинном коридоре его ловили клиенты и просили подписать какие-то накладные, наряды на запчасти. Он выхватывал шариковую ручку, быстро взглядывал на текст и тут же подписывал.
Вскочив со стола, Томин целеустремленно направился к Сороке, но, не доходя на один шаг, круто свернул и, обогнув длинный, застланный зеленым сукном стол — такие стоят во всех кабинетах, — вновь очутился у негромко задребезжавшего телефона.
— Да? Я слушаю. Здравствуйте. ТО-1? Можно. В порядке очереди. Позвоните в регистратуру, вас запишут. Профессор? У нас одна очередь и для профессоров и для рабочих. Для академиков — тоже. Все. Пока.
Положив трубку, посмотрел на Сороку, неподвижно стоявшего у двери.
— Ты ученых без очереди обслуживаешь? — спросил он.
В другой бы раз Сорока и ответил на шутку начальника, Тимур Ильич ему нравился, но сейчас на стенде стоит машина, а на очереди еще четыре… А он, единственный в смене электрик, торчит в кабинете и слушает стереотипные телефонные разговоры.
— У меня там люди, — суховато сказал он. — Ждут.
Бросив на него быстрый взгляд, Томин уселся в кресло, но тут же вскочил, будто обжегся. Обойдя вокруг стола, снова остановился напротив Сороки.
Он был намного ниже, и ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть тому в лицо. И взгляд у него был вопросительный, будто начальник и не вызывал Сороку, а тот сам пришел к нему.
— Думаешь, я вызвал тебя, чтобы полюбоваться на твои красивые глаза?
Сорока пожал плечами, — мол, к чему лишние слова? Тимур Ильич подошел к подоконнику, пристроился на нем. Задумчиво глядя на Сороку, забарабанил пальцами по стеклу.
— Дело вот в чем: я назначаю тебя старшим смены на поток, — невыразительным голосом сказал он. — Приказ подписан. Надеюсь, ты справишься. Не боги горшки… Вопросы будут? Нет? Все тогда. Пока.
Сорока вытаращил на него глаза: он никак не ожидал такого оборота. Выходит, под его начало попадут все автослесари, мотористы… По сути дела, старший смены — помощник мастера, второе лицо в потоке. А когда мастер отсутствует, заменяет его. К старшему смены обращаются все: и рабочие и клиенты. И он отвечает за качество работ и выполнение плана.
— В цехе есть ребята куда опытнее меня, — попробовал возразить он. — И стаж у них! А я тут без году неделя.
— Испугался, Сорокин? — с усмешкой посмотрел на него Томин. — Простым-то слесарем оно, конечно, проще…
Это задело Сороку. В трусости его еще никто не упрекал.
— Когда заступать? — помрачнев, спросил он.
— Это другой разговор, — заулыбался Тимур Ильич. — А то я уже засомневался в тебе. Может, думаю, Кузьмин перехвалил тебя?
«Вон оно в чем дело? — подумал он. — Володина работа…» Мелькнула мысль, не захотел ли тот избавиться от него, но тут же отогнал эту недостойную мысль: Кузьмин не из тех, кто будет в кошки-мышки играть.
— Ты что, недоволен? — весело прищурился на него Томин.
— Прыгаю от радости, — пробурчал Сорока.
Повернулся, чтобы выйти, но начальник остановил.
— В этой смене Борис Садовский, Лунев и Гайдышев… Я скажу мастеру, чтобы их перевели в другую смену.
— Зачем? — сказал Сорока. — Пусть работают, как работали.
— Не нравится мне эта компания, — продолжал Тимур Ильич, наблюдая за Сорокой. — Но дело знают. И потом опытные автослесари на дороге не валяются. А на тебя у них зуб. Я этих ребят знаю… Начнут палки в колеса вставлять — сразу ко мне…
— А это еще зачем? — удивился Сорока.
— Думаешь, сам справишься?
— Стоит ли тогда меня назначать старшим смены?
Томин подошел к нему, крепко пожал руку.
— Желаю успеха! — коротко сказал он.
Как восприняли его назначение старшим смены Длинный Боб и его дружки, Сорока не знал, да, признаться, не очень это его и интересовало. Он был на станции не новичком, со многими ребятами нашел общий язык, а это в какой-то мере сдерживало Боба и его дружков: они не были уверены, что теперь их поддержат. Как бы там ни было, они работали, обращались к Сороке только по делу и старались не задираться, хотя по их виду не скажешь, что им пришлось по вкусу его повышение. Да иначе и быть не могло.
Главным образом на потоке занимались очередным техническим обслуживанием автомобилей: крепежом, сменой масла, смазкой, регулировкой клапанов, проверкой на сходимость колес, балансировкой скатов. В общем, профилактикой.
Быпали, конечно, и сложные случаи, когда вокруг одной машины собирались почти все слесари и гадали: что с ней? Мастер начинал нервничать, торопить, потому что очередь застопоривалась, но Сорока не отпускал машину с подъемника, пока не находили неисправность.
Длинный Боб, Леонид Гайдышев и Миша Лунь всегда работали в одной смене. Они занимались крепежом, смазкой, регулировкой моторов. С ними работал и Василий Билибин. Он считался лучшим специалистом по наладке моторов. Вася открывал капот, просил включить зажигание и, наклонив большую, коротко остриженную голову и чуть прикрыв глаза, с минуту внимательно слушал двигатель — так врач слушает сердце больного, — затем захлопывал капот и коротко бросал:
— Как часы.
— И все? — удивлялся разочарованный автолюбитель который надеялся, что моторист будет что-то регулировать, подтягивать, подкручивать…
— Следующий! — лениво бросал через плечо Вася. За смену ему надоедало объяснять каждому, что мотор в полном порядке и трогать его нет никакой необходимости.
Наверное, поэтому Васе Билибину автолюбители не совали в замасленную руку рубли. Правда, он в отличие от Гайдышева был равнодушен к этому. Если ему давали, небрежно совал в карман спецовки, но сам никогда не напрашивался. Поработав год здесь, Сорока стал терпимее относиться к этому неизбежному злу. Если работникам станции и говорили на общих собраниях, что брать у клиентов чаевые недостойно звания рабочего человека, то автолюбителям никто этого не говорил. Поэтому они, когда находили нужным, совали слесарям рубли, трешки. И Вася Билибин, когда Сорока заговорил с ним на эту тему, заявил, что отказаться бывает просто невозможно: человека обидишь.
Длинный Боб, встретившись с Сорокой после отпуска, первым подошел и о чем-то заговорил. А когда Сороку назначили старшим смены, с обычной своей вежливой улыбкой поздравил, хотя вряд ли ему это назначение пришлось по вкусу. Раньше Садовский был старшим смены, а как вернулся из отпуска, его перевели на регулировку сходимости колес. Эту работу, как правило, выполняли очень квалифицнрованные автослесари.
Когда Боб преувеличенно горячо стал его поздравлять, Сорока, глядя ему в глаза, подумал: «Не вздумай протягивать свою грязную лапу — я тебе руки не подам!..» Садовский, наверное, понял, руки не протянул…
Ни он, Сорока, ни Длинный Боб даже словом не обмолвились о том, что произошло на Островитинском озере. Пока все было как и прежде.
Как-то на станцию за час до конца смены приехал Глеб. Как ни в чем не бывало подошел к Сороке, широко улыбаясь, протянул руку. Округлое лицо так и светилось радушием.
— Что вы там, братцы-кролики, с Ниной Войковой на озере сделали? — спросил он. — Не узнать девицу: Боба к черту послала, со мной не разговаривает… Не ты ли, случайно, на ней жениться собираешься?
— Не я, — усмехнулся Сорока. Он впервые услышал, что у Нины фамилия Войкова.
— Черт дернул нас на это озеро завернуть, — продолжал Глеб. — Нинкина идея… А мы, два остолопа, послушались! Как оно называется, это треклятое озеро? Остро…
— Островитинское, — сказал Сорока.
— И близнецы потом как белены объелись — в один голос завели волынку: мол, хотим домой, к папе и маме… В общем, из Москвы быстренько вернулись в Питер… А как у вас закончился отпуск?
— Ты знаешь, на редкость удачно, — не скрывая иронии, ответил Сорока. — Вы были для нас ложкой дегтя в бочке меда.
Глеб не нашелся что ответить и стал шарить по многочисленным карманам своей пижонской куртки, отыскивая наряд.
— Ерунда у меня получается, — деловитым тоном заговорил он. — На скорости сто километров начинается вибрация. Сначала маленько, потом все больше. Такое ощущение, что вот-вот машина на куски развалится. Трясется руль, рычаги, сиденья…
— Надо колеса балансировать, — сказал Сорока. — Сколько твоя прошла?
— Тысяч тридцать.
— Протектор стерся, нарушилась балансировка. Снимай скаты по одному и тащи в цех.
— Я? — удивился Глеб. — Уволь, пожалуйста, начальник!
Сорока взглянул на часы и сказал:
— Слесарь освободится через полчаса, тогда и займемся тобой.
Глеб что-то пробормотал себе под нос и исчез. А немного погодя Гайдышев, оставив на подъемнике машину, которую шприцевал, куда-то ушел. Появился он через несколько минут, катя перед собой по бетонному полу скат.
— Гайдышев, — остановил его Сорока. — Закончи профилактику машины, потом займешься балансировкой колес. Ленька блеснул на него из-под натянутого на лоб берета колючими глазами, но ничего не сказал: подкатил скат к балансировочному диску и стал его там закреплять. Миша Лунь бросил на Сороку насмешливый взгляд, ожидая, что будет дальше.
Сорока подошел к Гайдышеву. Тот уже закрепил колесо на диске и включил пуск. Скат бешено завращался, а на приборе далеко вправо отклонилась стрелка. Сорока выключил пульт.
И вот они стоят один напротив другого. Нахально глядя Сороке в глаза, Ленька снова нажал на кнопку. Сорока невозмутимо выключил.
— Не лезь в бутылку, Сорокин, — негромко произнес Гайдышев. — Это мой дружок. И он спешит. Могу я его выручить?
— Не в рабочее время, — отрезал Сорока. — У тебя машина на подъемнике. Совесть надо иметь.
— Не свалится, — сказал Гайдышев. — До чего дошло: приятелю помочь нельзя!
— Армейские порядочки! — ввернул Миша Лунь. Однако голос его прозвучал вполне миролюбиво. Миша старался теперь не задираться с Сорокой. Вот и сейчас вмешался лишь потому, что Ленька рядом. Дескать, ребята, я с вами. Чувствовалось, Миша тяготился своей зависимостью от дружков, что не укрылось от Сороки.
Сорока не уступил бы Гайдышеву, но одно дело, когда ты выступаешь от собственного имени и защищаешь свою личную точку зрения, а тут ты — старший смены. Не бог весть какое серьезное нарушение совершил Ленька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45