Это говорил летчик Пиндюр из только что прибывшего сюда 5-го гвардейского истребительного полка:
- Фашисты убили и мою жену. Штыком закололи любимую дочь... Так-то, браток... Буду мстить гадам до последнего вздоха!..
Леденяще свистел над нашими обнаженными головами ветер. Но слов, сказанных в этот страшный час, он не развеял, сердец, обожженных скорбью, гневом и ненавистью, не охладил.
Летчик-истребитель Пиндюр в последующих боях сбил 19 самолетов противника: 11 лично и 8 в групповых боях. Его товарищи-однополчане не отставали: 11 фашистских самолетов сбил Светов, 18 - Сивцев, 24 - Бурназян и столько же их геройский командир, мастер воздушного боя, дважды Герой Советского Союза подполковник Зайцев. Эти доблестные воины уничтожили больше дивизии фашистских воздушных бандитов!
С того страшного часа особый "счет мести" открыли и летчики 39-го полка. Точней становилась боевая работа наших людей, строже весь уклад полковой жизни. Люди стали молчаливей и собранней. С того дня, возвращаясь с задания, пилоты перед посадкой покачиванием крыльев салютовали безвременно погибшим, захороненным на краю летного поля советским людям.
А однажды летчик-коммунист Алексей Чугунов, этакий увалень с краснощеким и круглым лицом, доложив о выполнении очередного боевого задания, помолчал и совсем не по-уставному сказал:
- Не посчитайте за красивую фразу, товарищ командир. Смысл моей жизни теперь в том, чтобы бить и бить эту погань фашистскую!.. Оторви мне завтра руку, молча пойду в пехоту, буду рубить их одной рукой. Вот и сейчас бензобаки мне пробили, а в пулеметах еще было патронов достаточно. Не мог вернуться, пока не опустели магазины.
- Ну, а если б вытек бензин? - перебил я его.
- Все равно не мог иначе. Понимаете?..
В те дни все мы это хорошо понимали. Все!.. Даже техсостав, работающий вдали от линии фронта.
Как-то у прилетевшего с боевого задания самолета потек масляный радиатор. Исправить радиатор поручили технику-лейтенанту Андрею Левашову. Нужно было сделать это срочно: предстоял повторный вылет. Тут же на поле в сильнейший мороз этот далеко не богатырского склада человек быстро сменил радиатор. Машина вышла на задание. К ночи, когда все вернулись, в полку был получен новый приказ:
- С рассветом поднять все самолеты!
Усталый комэск Т. Канаев зашел в землянку техсостава. Люди готовились ко сну.
- Как хочешь, Левашов, а воду достань! - говорит комэск.
Водоемов поблизости не было. Воду возили раз в сутки - утром со станционной водокачки. Можно снег разогреть, но нет ни одного ведра. Пурга была - ни зги не видать! Вернулся ни с чем... Тогда он приспособил лампу для нагрева мотора и всю ночь в емкости из-под бензина растапливал снег. На рассвете командир эскадрильи услышал четкий доклад выбившегося из сил лейтенанта:
- Машины к вылету готовы!
Даже по обычному угрюмому лицу комэска пробежала улыбка. Он молча пожал посиневшую от холода руку техника и вошел по трапу в кабину. В назначенную минуту эскадрилья Канаева нанесла гитлеровцам точный удар и благополучно возвратилась в Гартмашевку.
Запомнилась она мне на всю жизнь.
В небе - "Петляковы"
Войска Юго-Западного фронта окончательно сбросили группу войск противника "Дон" с рубежей, откуда она рвалась к Волге. 6-я армия Паулюса оказалась обреченной на уничтожение. Но не только в этом значение жарких схваток, происходивших здесь в первые недели 1943 года. Изменения оперативно-стратегической обстановки в южнорусском междуречье приобретали далеко идущие последствия: над тылами фашистских войск, еще минувшим летом прорвавшихся к Кавказскому хребту и сейчас попятившихся назад, нависла смертельная опасность, нефтяные богатства Баку оставались для вермахта, извечно страдавшего от недостатка стратегических запасов горючего, за семью замками; советские войска получали возможность выйти на оперативные просторы Украины, прямо у Донбасса; топливный голод становился для гитлеровцев одним из предвестников близкого конца.
Войска нашего фронта, форсировав Северский Донец восточнее Луганска, прочно захватили на правом берегу плацдарм. Рассекающее фашистский фронт наступление угрожало уничтожением донбасской группировки гитлеровцев. В эту группировку вошли и войска Манштейна, впопыхах даже не сменившие названия "Дон": времени для переформирования этой группы у противника не было. Теперь это звучало нелепо. Ставка фюрера бросила на подмогу ей отборные дивизии головорезов СС: "Викинг", "Великая Германия", "Райх", "Адольф Гитлер", "Мертвая голова".
Без передышки, с ходу наши войска наращивали мощь своих ударов. И на наш 39-й полк всей тяжестью легла напряженная боевая работа.
29 января наступательный удар был нацелен в направлении на Балаклею. Подвижная группа войск Юго-Западного фронта развивала стремительный прорыв на Красноармейское с целью перерезать пути отхода гитлеровцев из Донбасса, в то время как 1-я гвардейская армия наносила главный фронтальный удар из района Старобельска на Красный Лиман.
Бомбами, бортовым оружием и смелым разведывательным поиском содействовали наступлению и летчики 39-го авиаполка. Сотни самолето-вылетов, не прекращающихся все светлое время зимнего дня. Именно в это время совершил подвиг командир эскадрильи капитан И. Утюскин. Он мужественно направил самолет на узел зенитной обороны гитлеровцев в Черткове и погасил его огонь. Утюскин погиб. Его судьбу разделил и флаг-штурман полка капитан С. Рябиков коммунист, большой специалист и железной воли офицер.
Теперь весь летно-подъемный и технический состав полка значительно подтянулся. В огне ожесточенных схваток сгорали остатки расхлябанности, распущенности, недисциплинированности. Младший лейтенант Глыга стал неузнаваем. Отличная выучка, точность действий, изящество полета, мужество атак раскрылись в этом летчике отчетливо и ясно.
В штабной землянке была тишина. Замполит Сысоев стоял у карты и о чем-то думал. Только сейчас остро ощутил я, насколько прочно вошел в нашу полковую жизнь этот коммунист. Он прекрасно знал свою работу, любил ее. Любой случай, способный воздействовать на души людей, будить в них мужество, использовал он жадно и чутко.
Майор - настоящий инженер человеческих душ. Перемены в душе Вани Глыги - и сысоевская заслуга. Он искусно воздействовал на весь полковой коллектив. Я ни разу не говорил с ним об этом: мы и так хорошо понимали друг друга. Партийная и комсомольская организации работали четко.
Люди подтянулись. Дисциплина в полку стала значительно лучше. Полная боевая готовность. Слаженность и мужество в бою. Сегодня, например, отличился экипаж командира эскадрильи К. Смирнова.
Еще минуту назад самолет удачно преодолел зенитный барьер, и бомбы, посланные твердой рукой штурмана, легли прямо в цель. Но не успели еще выйти из пикирования, как машину разом атаковало звено "мессершмиттов". Пилот ввел машину в правый вираж, и сразу же стрелок послал меткую очередь в лоб атакующему истребителю противника. "Мессершмитт" вспыхнул и, перевернувшись, рухнул на землю. На какое-то мгновение у противника произошла заминка. Для экипажа Смирнова этого было достаточно: закончен маневр, набраны высота и нужная скорость.
Но не тут-то было! Новая атака. "Петляков-2" вздрогнул. На фюзеляже и крыле - следы первых пробоин. От резкого сброса скорости машина вибрирует, падает тяга. С левого плеча стрелка В. Шамеева стекает ручьем кровь. Но все еще ожесточенно рассыпает трассы его пулемет. Тройка "мессершмиттов" отброшена, но и самолет Смирнова изранен.
Вынужденная посадка на своей территории. Через час летчик просит:
- Дайте техников. К вечеру поднимем машину, сменим винты. Завтра снова будем готовы к бою...
Такая воля воспитывалась в полку кропотливой работой партийной и комсомольской организаций. Делалось это без каких бы то ни было скидок на боевое напряжение - вернее, исходя из требований этого напряжения. Партийные собрания в те дни проходили, как обычно: по-деловому говорили на них о передовиках боевой и политической подготовки, .раздавалась нелицеприятная, непримиримая к недостаткам острая большевистская критика.
Помню одно из внешне совсем обычных комсомольских собраний, проведенных майором Н. Сысоевым в необычно трудных условиях битвы за Донбасс. Под огнем критики - летчик Петр Журавлев, парень, склонный к воздушному лихачеству.
Председательствует сержант Григорий Хуторов. У этого парня, прожившего на свете чуть больше двадцати лет, есть на то все права. Он не только комсомольский активист, но и боевой командир лучшего звена. Не офицер, а наилучшим образом командует тремя экипажами, 17 января его звено, выйдя на Ново-Россошь, обнаружило, что противник сменил место дислокации. Сержант решил во что бы то ни стало найти врага и разбомбить его. Гитлеровцев увидели в Беловодске. С крутого пике звено сержанта уничтожило 4 орудия, до 20 автомашин и рассеяло роту фашистских солдат...
Воспоминание прерывает речь Н. Сысоева:
- Появившись над полосой в самый разгар стартов, Журавлев бросил машину на посадку чуть ли не у самого "Т". Точностью, видите ли, удивить нас захотел, да и раскатился на снежную целину так, что едва самолет не скапотировал. Кому нужно это ухарство? Машины и людей беречь надо для боя, а рисковать дома, в тылу,- это преступление.
Майор не стал вдаваться в подробности. Он сошел с трибуны, сел рядом с Хуторовым - ждал, что скажет виновник. Журавлев молчал. Наконец, красный и насупившийся, встал. Глаза его встретились с хуторовскимн, и он вновь опустил их: трудно выдержать взгляд товарища, знающего твою неправоту. Ничего не сказав, Петр помотал головой, сердито отмахнулся от Кости Ботова - своего штурмана, нетерпеливо подталкивающего командира в бок, и снова сел.
- Чего головой-то мотаешь? - вконец рассердился майор Н. Сысоев.Сказать-то тебе нечего!..
Тогда всем показалось, что это и впрямь так. Но до сих пор перед моими глазами стоит последовавший через несколько дней финиш журавлевского "Петлякова". Машина зашла на посадку и, едва достигнув начала полосы, вдруг резко развернулась влево и взмыла вверх.
- Опять журавлевские фортели! - ворчит Сысоев.
Еще дважды, едва дойдя до начала полосы, самолет взмывал вверх, а затем на удивление мягко и точно приземлился. Мы бросились к машине и, заглянув в кабину, все поняли...
Лишь через два дня полковой врач доложил, что состояние здоровья членов журавлевского экипажа удовлетворительное. Вместе с майором Сысоевым, взяв ордена, которыми командующий 17-й воздушной армией наградил экипаж за исключительно ценные разведывательные данные, добытые в памятном полете со столь необычным финишем, мы отправились в госпиталь.
Журавлев едва приподнялся на койке, превозмогая боль. Румянец залил его лицо. Он смущался, глядя в глаза Сысоеву. Мы вручили Журавлеву орден Красного Знамени, а потом орден Отечественной войны I степени - его штурману К. Ботову и II степени - стрелку-радисту М. Атражеву.
Завязалась душевная беседа. Обстоятельную картину происшедшего нарисовал штурман-комсомолец Костя Ботов.
- Задачу разведки района Красноармейского,- рассказывал он,- мы выполнили. Об этом я сообщил Петру выразительным жестом. Но тут что-то мелькнуло в поле зрения. Стали внимательно разглядывать очертания подбегающей под крыло рощицы, которую пролетали раньше. Конфигурация ее за каких-нибудь минут пятнадцать изменилась: опушка, ранее отстоявшая от дороги метров на сто, теперь придвинулась вплотную к большаку. Журавлев перевел машину в крутой вираж, а затем ввел ее в отвесное пике. По мере приближения земли все отчетливей раскрывался секрет изменений: опушка состояла из неестественно покосившихся маленьких ветел, чуть запорошенных снегом, сквозь ветлы видны коробки немецких танков. Стало быть, дивизия "Мертвая голова" обзаводится здесь солидным резервом. Ну что ж, пусть "голова" на самом деле станет мертвой! Сбрасываем бомбы, и еще не поднялся с земли дым, как вспыхнуло огромное пламя. Взорвавшись сразу, несколько бензоцистерн раскидали плотно окружившие их тяжелые танки. Сброшенные ветлы маскировки сразу восстановили картину естественного для этих мест ландшафта.
После этого нас резко бросило на левое крыло - разрывы зенитного огня застлали все поле зрения. Журавлев, едва успевший вернуть самолет в горизонтальное положение, тут же валится на ремни. Я увидел, что по всему правому боку и правой ноге командира сочится кровь. Я перехватываю у него штурвал. Вдвоем приводим машину к аэродрому. Но командир теряет сознание. Я, сняв его руки со штурвала, с трудом веду "пешку" на середину взлетно-посадочной полосы. И тут Журавлев, разжав до крови закусанные губы, говорит:
- Отставить, штурман... Дай мне!
- Брось ты! Как-нибудь уж сам посажу...
- Как-нибудь!.. Не пойдет как-нибудь!.. Я не забыл собрание! - выкрикнул Петя.
Журавлев принимает управление. Два захода на посадку ему не удаются. Третий точен. Сразу же после посадки Журавлев потерял сознание...
Так воздействует на людей умело направляемая сила партийного слова. Она поднимает в них все лучшее и в критическую минуту возводит их на высоту подвига.
"Любой ценой..."
В начале 1943 года фашистские войска интенсивно готовились удерживать в своих руках советский Донбасс. Сюда стягивались большие резервы с целью сковать наступательный порыв войск Юго-Западного фронта.
13 февраля. Раннее утро. Солнце еще за горизонтом, а над стоянками полевого аэродрома Новодеркул уже закипела жизнь: техники, механики и мотористы пробуют моторы, готовят, ремонтируют поврежденные в бою самолеты. Задача поставлена жестко: к исходу дня довести число боеготовых машин до полного комплекта, ибо на последнем боевом вылете мы едва набрали самолетов на одну эскадрилью. Трескучий мороз обжигает лицо, пальцы липнут к металлу. Но вот взошло солнце, и многие авиамеханики и летчики поднимают уши шапок, кожаных летных шлемов.
В одной из землянок, превращенной в полковую столовую, сегодня, как никогда, многолюдно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28