Благодаря им катана стремительно вылетела из импровизированных ножен, взлетела над моей головой и парировала удар, который должен был меня прикончить.
Краем глаза я заметил, что у моего напарника те же проблемы, но помочь ему был не в состоянии. Вслед за первым ударом последовал второй и третий, мне пришлось уйти в глухую оборону.
Когда на тебя нападают с мечом – есть всего три выхода: обнажить свой меч, попытаться обмануть судьбу и выстрелить от пояса прямо в лицо нападающему, желательно сразу из двух стволов – так надежнее. Третий способ – умереть с достоинством, так и не оказав сопротивления, нам не подходил никак.
Самое противное в ближнем бою с другим «психом», невозможность резко отступить на два шага, выхватить пистолет и поразить противника выстрелом в упор. Увы, в нашем случае попытка достать огнестрельное оружие была равносильна смерти. Даже самый плохой «псих» заметит в Намерениях попытку переломить исход сражения в свою пользу, дождется удобного момента, когда вы отводите клинок в сторону, позволяя зарубить вас практически без сопротивления.
И все же, будь у меня хотя бы секунда на размышление, я бы рискнул положиться на свое зачаточное умение стрелять, потому что нашими соперниками оказались уже знакомые по «Михайло Ломоносову» и площади перед дворцом протектора люди в черном.
Они отвлекли наше внимание падающим платком, судя по всему – их фирменным знаком, а затем выпрыгнули из окна второго этажа и оказались прямо перед нами.
Противнику, выбравшему Дмитрия, повезло чуть больше, чем моему, – он сумел первым ударом слегка зацепить Ледянникова и теперь рукав напарника быстро пропитывался кровью.
«За такое везение принято платить с процентами», – подумал я, лихорадочно изобретая атаку, которая должна была естественным образом перевести меня, живым и невредимым, из оборонительного состояния в атакующее.
Увы, мой противник фехтовал отменно, даже без психотехники. Все Мастерство он пустил на экранирование своих Намерений, а потому сражались мы на голой технике, и тут все должен был решить реальный боевой опыт, которого у меня практически не было.
Дмитрий медленно отступал, неловко волоча за собой ногу, побывавшую в капкане. Тот, кто его атаковал, не скупился на красивые вызывающие стойки, ложные выпады и прочее декоративное рукомашество. Страсть к эффектным действиям его и подвела. Дмитрий пропустил в паре миллиметров от себя заостренный кончик его клинка и сам, не тратя времени понапрасну, въехал противнику ногой в диафрагму. Замешательство длилось долю секунды, но этой доли как раз человеку в черном и не хватило. Меч Дмитрия рассек ключицу стремительным выпадом снизу вверх, достиг кадыка и едва не застрял, раскалывая нижнюю челюсть. И торжествовать бы нам, праздновать победу, но тут к Дмитрию прыгнул следующий противник, одетый в ту же черную обтягивающую форму.
Из окна между тем высунулся еще один человек, но, увидев, что моему противнику замена не требуется, тут же скрылся.
Правила понятны, сражаемся один на один, до тех пор, пока мы не падем от мечей или от усталости. Дмитрий сообразил, что к чему, одновременно со мной.
– Отступаем к гостинице! – скомандовал он, и мне оставалось только послать в его сторону утвердительное Намерение.
Собственно говоря, из-за гостиницы мы в эту засаду и попались. Как ни крути, а не вернуться в нее мы не могли – там оставались наши мечи, наши вещи и большая часть документов, подтверждающих наши полномочия. Было бы глупо надеяться, что революционеры после происшествия на маяке не попытаются проникнуть в номер, а допустить этого было никак нельзя. Ночное бдение в домике смотрителя позволило нам осознать, какой опасности подвергает себя Алексей. Стояло рационалистам починить радио или еще каким-либо образом передать на субмарину воспоминания Мэтта о той ночи, Островский был бы обречен. Поэтому большая часть бумаг была превращена в пепел, оружие с деньгами разместились в наших мешках, мечи заняли привычное место за плечами. Мы вышли через черный ход, прошли полтора квартала и увидели, как перед нами стремительно падает черный платок.
С отступлением возникли проблемы, каждый второй шаг назад выявлял в моей обороне какой-то видимый противнику изъян, а потому заканчивался тем, что на моем рукаве появлялась очередная прорезь. К счастью, до кожи лезвие не доходило.
И все же я смог переломить ход поединка. Сделав дюжину шагов и лишившись рукава по самый локоть, я поймал противника в ловушку созданного отступлением ритма. После тринадцатого шага назад последовал не четырнадцатый, чреватый очередной проникающей атакой сквозь мою защиту, а короткий выпад, замысел о котором я старательно вычищал из Намерения.
Катана скользнула по краю вражеской гарды, отвела ее в сторону, а сама проделала в черном костюме диагональный разрез от солнечного сплетения до левого бедра. Уже умирая, мой противник сумел пустить мне кровь, решившись на отчаянную атаку без всякой защиты. Ерунда, легкая царапина на бицепсе, но все равно неприятно.
Выпрыгнувший на замену человек фехтовал еще лучше, а я к тому моменту уже успел изрядно устать. Дмитрий каким-то неизвестным мне приемом оставил на своем пути еще один труп, но теперь из окна выпрыгнули сразу четверо. Трое из них, правда, нападать не стали, а лишь обозначили свое присутствие.
Вряд ли мы бы вышли из этой бойни живыми, если бы не капитан Катани из отдела по борьбе с организованной преступностью. Счастливый случай привел его вместе с пятью коллегами к месту сражения именно в тот момент, когда мне снесли с головы прядь волос и поцарапали ухо. Еще пара таких атак, и Дмитрий остался бы без напарника. Но бог миловал. Стоявшие за спинами сражающихся товарищей люди в черном быстро соорудили общее Намерение, насквозь пронизанное возмущением и затаенным страхом. Окажись поблизости обыкновенный прохожий, он наверняка оглянулся бы, независимо от способности к Мастерству, – настолько яркое было впечатление от этого Намерения. Затем загрохотали частые выстрелы, после которых один из наших противников упал на мостовую, а остальные поспешили запрыгнуть обратно в окно второго этажа.
Сражавшийся со мной человек в черном попытался выйти из боя, но преуспел в этом намерении лишь отчасти. Сделав несколько скачков назад, он резко увеличил дистанцию между нами, попытался запрыгнуть в окно и прямо в полете нарвался на пулю. Труп ударился о подоконник и кулем свалился вниз. Выпавшая из мертвой руки катана задребезжала по диабазу. Дмитрий своего противника убил самостоятельно – мне в этом отношении до него еще далеко. Учись, учись и еще раз учись, подмастерье.
Не успел я перевести дыхание, как к нам подбежал человек в светло-бежевом плаще, с двумя многоствольными пистолетами в руках.
– Прошу прощения, господа, – выдохнул он на калифорнийском, но с каким-то неизвестным мне акцентом. – Мне следовало прийти на помощь много раньше или вообще истребить эту мразь до того, как она на вас напала. Позвольте представиться: меня зовут Катани, я капитан местного отдела полиции, занимающегося пресечением организованной преступности.
Его манера говорить слова таким образом, чтобы между ними совершенно не чувствовалось пауз, позволяла предположить в капитане выходца из южных стран. Светлая кожа и европеоидная внешность вкупе с этим плащом выдавали в нем итальянца.
– Позвольте поблагодарить вас за своевременное вмешательство.
Дмитрий недаром работал ассистентом у Платона Эдуардовича, нужный тон ему удалось подобрать с первой же попытки. Мне оставалось только сделать Малый Поклон в подтверждение его слов.
– Мы обязаны вам своими жизнями. Как мы можем отблагодарить…
Лицо Катани озарила широкая улыбка. Исходящее от него Намерение можно было бы по ошибке приписать сытому и довольному жизнью коту.
– Расскажите, почему на вас напали блэкджеки, и мы будем в расчете.
– Блэкджеки? – переспросил Ледянников, вытирая клинок специальной тряпочкой. – Поясните, пожалуйста, кто они такие?
– Сумасшедшие убийцы, – отрезал Катани. – Полурелигиозный преступный орден, скорее даже клан. Они носят черное, чтят память Джека-Потрошителя, приносят жертвы своим Великим Древним Богам и охотно убивают за деньги.
– Посмотрите. – Он поднял черный платок и протянул его Дмитрию. – Их визитная карточка, так называемая «черная метка». Метка, потому что его мечут после успешного завершения миссии… или в самом начале, если полностью уверены в успехе. А теперь позвольте все-таки спросить, отчего блэкджеки на вас так ополчились?
Мы с Дмитрием переглядываться не стали – наши Намерения были синхронны, и ни одному не имело смысла в чем-то переубеждать другого. Часть документов мы все-таки не стали жечь и теперь могли похвалить себя за эту предусмотрительность. Бумагам Катани, похоже, доверял больше, чем людям.
– Так, значит, именно вы занимаетесь поисками пиратов… – задумчиво пробормотал капитан. – Калифорния без поддержки со стороны империи неизбежно достанется англичанам, следовательно, мой долг – вам помочь. Чем я могу помочь вам, господа комиссары?
Вот тут мы переглянулись, посмотрели в глаза друг другу чуть меньше секунды и сказали Катани, чем он может помочь.
Маккавити наблюдал за происходящим с некоторым неудовольствием. Ему, конечно же, понравилась мысль юноши о счастливом случае, однако воспоминания о том, какой ценой пришлось устраивать этот счастливый случай, заставляли когти выходить из подушечек и царапать черепицу. Нелегко, ой как нелегко манипулировать таким упрямым человеком, как Катани. Только навязчивая мысль о драке между наркоторговцами могла заставить его пойти по другой улице и оказаться в нужное время в нужном месте. Ради этой навязчивой мысли пришлось вспомнить о валериане, и теперь избавиться от этих воспоминаний не было никакой возможности – хоть иди и грабь аптеку. В ближайшем будущем, правда, открывались неплохие перспективы, но будущего еще предстояло ждать.
Двое людей, за которыми просил присмотреть Томас, принадлежали к тематическому выводку, контроль над которым осуществлялся в рамках старинного, имеющего высокий наблюдательный рейтинг проекта по выведению Человека Контактного. Внимательный кошачий взгляд мог уловить выцарапанные на человеческих аурах пометки, одну уже начинающую расплываться от времени, другую – совсем свежую, снабженную специальным примечанием. Ради этого примечания Маккавити мужественно дремал на крыше дома, пока помеченные люди не снюхались с капитаном Катани и не отправились под его защитой в надежное убежище. Кася, вышедшая на связь с Маккавити во время сна, была довольна. Очередная каверза фактора фатума была нейтрализована, надежда на успех оставалась жива.
Х
От удара о поверхность воды внутри шара включился электрический свет и загудел портативный регенератор воздуха. «И это они продумали», – пронеслось в голове Алексея. Но как понимать последние сказанные Джонсом слова? Как проверку перед посещением святая святых, подводной лодки, на которой почему-то постоянно не хватает механиков, или сказано было всерьез? Но если всерьез, зачем тратить на шпиона такой шар? Не проще ли было стрелять в упор из пистолета с глушителем? Выстрел, затем контрольный, обыск трупа и концы в воду. А тут столько техники, что голова кругом идет. Вот, например, термометр, показывающий температуру воды за бортом и воздуха в шаре, – может, и не такое сложное приспособление, но циферблат электронный, на лампах сделанный. Последнее утешение покойника? Сомнительно.
Иллюминатора в шаре, естественно, не оказалось, но и без этого Островский понимал, что спускается каждой секундой все ниже и ниже. Где-то среди десятка имеющихся в его распоряжении верньеров должен быть тот, что сбрасывает балласт и возвращает шар на поверхность. Надо думать, что последнее испытание состоит именно в том, воспользуется ли он этим средством или нет.
Алексей повернул голову, затекший от неудобной позы шейный позвонок хрустнул, и этот звук прозвучал так беззащитно, так неуместно среди окружающей машинерии, что следом за ним по спине побежали мурашки. Ставкой была жизнь, только сейчас Островский начал понимать, в какую сложную ситуацию попал.
Что должен делать механик, попавший под воду внутри набитого техникой шара, чтобы соответствовать требованиям капитана Немо? Ждать и верить в благоприятный исход? Но точно так же будет действовать и отчаявшийся шпион, растерявшийся и боящийся повернуть не ту ручку. Сбросить балласт и всплыть на поверхность? Но если внутри шара сохраняющий самообладание шпион, ничего не знающий об испытании, то и он отцепит балласт, всплывет и постарается выжить на поверхности океана.
Интуиция, обострившаяся в экстремальном положении до неестественного, близкого к психотехническому состояния, подсказывала, что есть еще какой-то параметр: нетривиальный, о котором испытуемый не должен догадываться, даже если будет долго думать.
Большая часть переключателей не снабжена никакими пояснительными надписями, остальные украшали странные зубодробительные сокращения латиницей. Например, единственной расшифровкой буквосочетания QED, пришедшей в голову Островскому, оказалось Декартово «Quod erat demonstrandum» – «мыслю, следовательно, существую». Есть ли в этих сокращениях какой-то подтекст, априори неизвестный шпионам? Непонятно. Вынесем мысли об этих переключателях за скобки – что остается? Неизвестность в чистом виде. Маловероятно, что ответ следует искать наобум. Да и специфика подводной жизни просто обязана располагать к предельной осторожности. Одно неверное движение – и ты покойник. Должно быть, эти соображения тоже лежали в основе испытания. Отбрасываем необозначенные переключатели – живущий под водой не имеет права идти на риск.
Островский бросил взгляд на часы и понял, что сидит в шаре уже сорок минут. Если проверялась быстрота реакции, можно было расписываться в непригодности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55