https://wodolei.ru/brands/Sunerzha/galant/
К сожалению, удары нашей авиации по аэродромам противника были малоэффективными, так как противник с рассветом 5 июля поднял свою авиацию в воздух».
Выходит, прав был Жуков в своей оценке артиллерийской контрподготовки как недостаточно эффективной. Лучше было бы отказаться от ее проведения и сберечь мины и снаряды для непосредственного отражения германского наступления, когда противник уже проявил себя и тем облегчил задачу советских артиллеристов и летчиков. Но Георгий Константинович честно признал: соображения, что контрподготовку надо было проводить иначе, пришли ему на ум позднее, уже после начала сражения. Да и не был маршал принципиальным противником упреждающего артиллерийского и авиационного удара, не понимал, что в тех конкретных условиях толку от него все равно было мало, меньше, чем вреда в напрасной трате дефицитных боеприпасов.
Танковое сражение под Прохоровкой давно уже стало краеугольным камнем советского мифа Курской битвы. Оно будто бы явилось поворотным пунктом этой битвы и привело к окончательному краху немецкого наступления. Жуков вспоминал:
«Согласно ранее разработанному плану. Ставка подтянула из своего резерва… в район Прохоровки 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии и наутро 12 июля ввела их в сражение. Вступив в дело, 5-я танковая армия генерала П.А. Ротмистрова имела в строю более 800 танков и самоходно-артиллерийских установок. Противник в общей сложности имел на обоянском и прохоровском направлениях не меньшее количество танков, но боевой дух его войск был уже надломлен в предшествовавших сражениях с войсками 6-й гвардейской армии, 1-й танковой и 7-й гвардейской армий. В течение 12 июля на Воронежском фронте шла величайшая битва танкистов, артиллеристов, стрелков и летчиков (насчет летчиков Георгия Константиновича подвела память – Прохоровское сражение проходило без участия авиации; как записано в дневнике Верховного Главнокомандования вермахта, в этот день люфтваффе на Восточном фронте из-за нелетной погоды не действовали. – Б. С.), особенно ожесточенная на прохоровском направлении, где наиболее успешно действовала 5-я гвардейская танковая армия под командованием генерала Ротмистрова».
К этому месту редакторы последнего издания жуковских мемуаров сделали примечание: «5-я танковая армия в данном контексте в рукописи не названа». Выходит, маршал не считал действия танкистов Ротмистрова успешными? Скорее всего, именно так, потому что дальше Жуков прямо критикует командующего 5-й гвардейской танковой: «…Командованием противника было решено отвести войска генерала-фельдмаршала Манштейна обратно на оборонительные рубежи, с которых они начинали наступление. Это ему удалось сделать вследствие исключительной переутомленности наших 1-й танковой, 6-й и 7-й гвардейских армий, а также недостаточной активности 5-й гвардейской танковой армии. 23 июля главные силы противника были отведены на белгородский оборонительный рубеж. В своих мемуарах… Ротмистров пишет, будто бы решающую роль в разгроме бронетанковых войск группы армий „Юг“ сыграла 5-я танковая армия. Это нескромно и не совсем так. Обескровили и измотали врага войска 6-й и 7-й гвардейских и 1-й танковой армий, поддержанные артиллерией резерва Главного Командования и воздушной армией в период ожесточенных сражений 4-12 июля. 5-я танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой немецких войск, потерявшей веру в возможность успешной борьбы с советскими войсками». А что же пишет главный маршал бронетанковых войск Павел Алексеевич Ротмистров? Он начинает издалека, с момента выдвижения армии в район боев: «Примерно через час после того, как улетел Конев (командующий Степным фронтом посетил штаб 5-й гвардейской танковой армии 6 июля. – Б. С.), позвонил по ВЧ Сталин.
– Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт? – спросил он.
– Нет, товарищ Иванов, но об этом я информирован товарищем Степиным (из-за любимой сталинской игры в секретность сам Иосиф Виссарионович имел псевдоним Иванов, а Конев – Степин. – Б.С.).
– Как думаете осуществить передислокацию?
– Своим ходом.
– А вот товарищ Федоренко (командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии. – Б. С.) говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.
– Этого делать нельзя, товарищ Иванов. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом в район сосредоточения, в случае встречи с танками врага окажется в тяжелом положении.
– Вы намерены совершать марш только ночами?
– Нет. Продолжительность ночи всего семь часов, и, если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.
– Что вы предлагаете?
– Прошу разрешения двигать армию днем и ночью…
– Но ведь вас в светлое время будут бомбить, – перебил меня Сталин.
– Да, возможно. Поэтому прошу вас дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.
– Хорошо, – согласился Верховный. – Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начала марша командующим Степным и Воронежским фронтами.
Он пожелал успеха и положил трубку». Странный, согласимся, разговор. Сначала Ротмистров доказывает, что из-за опасности налетов авиации противника переброска танковой армии по железной дороге нецелесообразна и настаивает на форсированном марше. Но тут же выясняется, что на марше все равно требуется усиленное прикрытие авиацией, поскольку противник может бомбить с воздуха танкистов, передвигающихся в дневное время. Вопрос: почему же нельзя было бы прикрыть авиацией эшелоны с танками? И разве не могло случиться так, что люфтваффе нанесли удар по танковым колоннам на марше, повредили автомобильные мосты и затормозили движение армии Ротмистрова? Мысль же Федоренко о том, что при движении походным порядком многие танки выйдут из строя, а у других окажется выработана значительная часть моторесурса и возрастет опасность поломки в бою, следует признать совершенно правильной. Тем не менее Павлу Алексеевичу удалось убедить Сталина в своей правоте. Вечером Ротмистров с подчиненными отметил собственный день рождения трофейным шампанским и в ночь на 7 июля повел армию к Прохоровке форсированным маршем.
Здесь я прерву ненадолго его рассказ, чтобы дать возможность высказаться представителю другой стороны по поводу того, могла ли в действительности германская авиация бомбить 5-ю гвардейскую танковую армию на железной дороге или в походе. Наш старый знакомый Мюллер-Гиллебранд свидетельствует: «Для операции „Цитадель“ требовалось бы гораздо больше пехотных дивизий и более мощная поддержка со стороны люфтваффе, а также значительное усиление войсками РГК, которые, однако, не могли быть предоставлены в достаточном количестве. Авиация поддержала наступление столь крупными силами, что вначале было обеспечено ее превосходство в воздухе над полем боя. Однако оказать достаточную поддержку войскам на всю глубину наступления, например, воздействовать на вражеские железнодорожные коммуникации и дороги, используемые противником для переброски войск в район сражения, из-за недостатка сил оказалось невозможным». Так что страхи Ротмистрова насчет возможных бомбежек с воздуха его армии в момент передислокации оказались сильно преувеличенными.
Павел Алексеевич продолжает: «Утром 8 июля главные силы армии после напряженного, изнурительного марша вышли в район юго-западнее Старого Оскола. Если считать, что наступивший день был потрачен на подтягивание тылов и окончательный выход частей в указанные им районы, то и с учетом этого времени армия за двое суток фактически преодолела 230-280 километров. Количество боевых машин, отставших по техническим причинам, исчислялось единицами, но и они после устранения неисправностей скоро возвратились в строй (чтобы через 4 дня навеки остаться на Прохоровском поле. – Б. С.)… В первом часу ночи 9 июля был получен боевой приказ – к исходу дня выйти в район Прохоровки в готовности вступить в сражение. Предстоял еще один, на этот раз 100-километровый марш. Новую задачу армия тоже с честью выполнила… Соединения и части, поднятые по тревоге… несмотря на высокую запыленность воздуха, жару и усталость, точно в установленный срок заняли район на рубеже Веселый-Прохоровка в готовности к дальнейшим действиям».
Форсированные марши даром не прошли. И люди, и танки армии Ротмистрова вышли к Прохоровке утомленными ничуть не меньше, чем немецкие танкисты после недели боев. А поскольку технику у нас ремонтировали гораздо хуже, чем в вермахте, противник получил определенное преимущество: у его танков в предстоящем сражении было меньше шансов выйти из строя по техническим причинам.
Ротмистрову предстояло нанести контрудар по наступающим немецким войскам. Маршал вспоминал: «Командующий фронтом… сказал:
– Не сумев прорваться к Курску через Обоянь, гитлеровцы, очевидно, решили перенести направление главного удара несколько восточнее – вдоль железной дороги на Прохоровку. Сюда стягиваются войска второго танкового корпуса СС, которые должны будут наступать на Прозоровском направлении во взаимодействии с сорок восьмым танковым корпусом и танковыми соединениями группы «Кемпф» (речь, очевидно, идет о 3-м танковом корпусе. – Б. С.). – Ватутин взглянул на Василевского и потом, обращаясь ко мне, продолжал: – Так вот, Павел Алексеевич, мы решили противопоставить эсэсовским танковым дивизиям нашу танковую гвардию – нанести контрудар противнику пятой гвардейской танковой армией, усиленной еще двумя танковыми корпусами.
– Кстати, танковые дивизии немцев имеют новые тяжелые танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». От них очень пострадала первая танковая армия Катукова. Знаете ли вы что-либо об этой технике и как думаете вести борьбу с ней? – спросил Василевский.
– Знаем, товарищ маршал. Их тактико-технические данные мы получили из штаба Степного фронта. Думали и над способами борьбы… Дело в том, что «тигры» и «фердинанды» имеют не только сильную лобовую броню, но мощную восьмидесятивосьмимиллиметровую пушку с большой дальностью прямого выстрела. В этом их преимущество перед нашими танками, вооруженными семидесятишестимиллиметровой пушкой. Успешная борьба с ними возможна лишь в условиях ближнего боя с использованием более высокой маневренности танков Т-34 и ведения огня по бортовой броне тяжелых машин немцев.
– Образно говоря, идти в рукопашную схватку, брать их на абордаж, – сказал командующий фронтом…
5-я гвардейская танковая армия усиливалась 2-м гвардейским Тацинским и 2-м танковым корпусами, 1529-м самоходно-артиллерийским, 1522-м и 1148-м гаубичными, 148-м и 93-м пушечными артиллерийскими полками, 16-м и 80-м полками гвардейских минометов. В целом, в нашей армии с приданными танковыми соединениями насчитывалось около 850 танков и САУ…
Район развертывания главных сил армии был избран несколько западнее и юго-западнее Прохоровки, на фронте до 15 километров. Учитывая, что предстояло вступить в сражение с очень сильной танковой группировкой противника, имевшей, по полученным сведениям, на прохоровском направлении около 700 танков и САУ, в том числе более 100 «тигров» и «фердинандов», решено было развернуть в первом эшелоне сразу все четыре танковых корпуса (18-й, 20-й, 2-й гвардейский Тацинс-кий и 2-й). Второй эшелон составили 5-й гвардейский Зимовни-ковский механизированный корпус. В резерве остались части передового отряда (53-й гвардейский танковый полк, 1-й отдельный гвардейский мотоциклетный и 678-й гаубичный артиллерийский полк. – Б. С.) и 689-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк…
Около девятнадцати часов 11 июля на мой КП прибыл маршал Василевский… Он одобрил мое решение и сообщил, что у него состоялся разговор с Верховным Главнокомандующим Сталиным, который поручил ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армиях, координировать их действия в ходе сражения и оказывать необходимую помощь… Оставалось еще достаточно светлого времени, и маршал предложил осмотреть намеченные мною исходные районы 29-то и 18-го танковых корпусов… Вдруг Василевский приказал водителю остановиться. Машина свернула на обочину и резко затормозила у запыленных придорожных кустов… Явно послышался рокот танковых моторов. Потом показались и сами танки.
– Генерал! В чем дело? – резко повернувшись ко мне, с досадой в голосе спросил Александр Михайлович. – Вас же предупреждали, что о прибытии ваших танков противник не должен знать. А они гуляют средь бела дня на глазах у немцев…
Я мгновенно вскинул бинокль. Действительно, через поле, подминая созревшие хлеба, в боевом порядке шли десятки танков, на ходу стреляя из короткоствольных пушек.
– Но это, товарищ маршал, не наши танки. Немецкие…
– Так… Где-то противник прорвался. Хочет упредить нас и захватить Прохоровку.
– Этого допустить нельзя, – сказал я Василевскому и по радио дал указание генералу Кириченко (командиру 29-го корпуса. – Б. С.) немедленно выделить две танковые бригады навстречу немецким танкам и остановить их продвижение…
Ранее намеченный нами исходный район для контрудара оказался в руках гитлеровцев. В связи с этим, подготовку к наступлению и, в частности, выбор огневых позиций артиллерии, рубежей развертывания и атаки следовало проводить заново. В сжатые сроки требовалось уточнить задачи, организовать взаимодействие между корпусами и частями, пересмотреть график артиллерийской подготовки и сделать все для четкого управления войсками в бою…
В шесть часов утра 12 июля я с группой офицеров приехал на командный пункт 29-го танкового корпуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Выходит, прав был Жуков в своей оценке артиллерийской контрподготовки как недостаточно эффективной. Лучше было бы отказаться от ее проведения и сберечь мины и снаряды для непосредственного отражения германского наступления, когда противник уже проявил себя и тем облегчил задачу советских артиллеристов и летчиков. Но Георгий Константинович честно признал: соображения, что контрподготовку надо было проводить иначе, пришли ему на ум позднее, уже после начала сражения. Да и не был маршал принципиальным противником упреждающего артиллерийского и авиационного удара, не понимал, что в тех конкретных условиях толку от него все равно было мало, меньше, чем вреда в напрасной трате дефицитных боеприпасов.
Танковое сражение под Прохоровкой давно уже стало краеугольным камнем советского мифа Курской битвы. Оно будто бы явилось поворотным пунктом этой битвы и привело к окончательному краху немецкого наступления. Жуков вспоминал:
«Согласно ранее разработанному плану. Ставка подтянула из своего резерва… в район Прохоровки 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии и наутро 12 июля ввела их в сражение. Вступив в дело, 5-я танковая армия генерала П.А. Ротмистрова имела в строю более 800 танков и самоходно-артиллерийских установок. Противник в общей сложности имел на обоянском и прохоровском направлениях не меньшее количество танков, но боевой дух его войск был уже надломлен в предшествовавших сражениях с войсками 6-й гвардейской армии, 1-й танковой и 7-й гвардейской армий. В течение 12 июля на Воронежском фронте шла величайшая битва танкистов, артиллеристов, стрелков и летчиков (насчет летчиков Георгия Константиновича подвела память – Прохоровское сражение проходило без участия авиации; как записано в дневнике Верховного Главнокомандования вермахта, в этот день люфтваффе на Восточном фронте из-за нелетной погоды не действовали. – Б. С.), особенно ожесточенная на прохоровском направлении, где наиболее успешно действовала 5-я гвардейская танковая армия под командованием генерала Ротмистрова».
К этому месту редакторы последнего издания жуковских мемуаров сделали примечание: «5-я танковая армия в данном контексте в рукописи не названа». Выходит, маршал не считал действия танкистов Ротмистрова успешными? Скорее всего, именно так, потому что дальше Жуков прямо критикует командующего 5-й гвардейской танковой: «…Командованием противника было решено отвести войска генерала-фельдмаршала Манштейна обратно на оборонительные рубежи, с которых они начинали наступление. Это ему удалось сделать вследствие исключительной переутомленности наших 1-й танковой, 6-й и 7-й гвардейских армий, а также недостаточной активности 5-й гвардейской танковой армии. 23 июля главные силы противника были отведены на белгородский оборонительный рубеж. В своих мемуарах… Ротмистров пишет, будто бы решающую роль в разгроме бронетанковых войск группы армий „Юг“ сыграла 5-я танковая армия. Это нескромно и не совсем так. Обескровили и измотали врага войска 6-й и 7-й гвардейских и 1-й танковой армий, поддержанные артиллерией резерва Главного Командования и воздушной армией в период ожесточенных сражений 4-12 июля. 5-я танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой немецких войск, потерявшей веру в возможность успешной борьбы с советскими войсками». А что же пишет главный маршал бронетанковых войск Павел Алексеевич Ротмистров? Он начинает издалека, с момента выдвижения армии в район боев: «Примерно через час после того, как улетел Конев (командующий Степным фронтом посетил штаб 5-й гвардейской танковой армии 6 июля. – Б. С.), позвонил по ВЧ Сталин.
– Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт? – спросил он.
– Нет, товарищ Иванов, но об этом я информирован товарищем Степиным (из-за любимой сталинской игры в секретность сам Иосиф Виссарионович имел псевдоним Иванов, а Конев – Степин. – Б.С.).
– Как думаете осуществить передислокацию?
– Своим ходом.
– А вот товарищ Федоренко (командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии. – Б. С.) говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.
– Этого делать нельзя, товарищ Иванов. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом в район сосредоточения, в случае встречи с танками врага окажется в тяжелом положении.
– Вы намерены совершать марш только ночами?
– Нет. Продолжительность ночи всего семь часов, и, если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.
– Что вы предлагаете?
– Прошу разрешения двигать армию днем и ночью…
– Но ведь вас в светлое время будут бомбить, – перебил меня Сталин.
– Да, возможно. Поэтому прошу вас дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.
– Хорошо, – согласился Верховный. – Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начала марша командующим Степным и Воронежским фронтами.
Он пожелал успеха и положил трубку». Странный, согласимся, разговор. Сначала Ротмистров доказывает, что из-за опасности налетов авиации противника переброска танковой армии по железной дороге нецелесообразна и настаивает на форсированном марше. Но тут же выясняется, что на марше все равно требуется усиленное прикрытие авиацией, поскольку противник может бомбить с воздуха танкистов, передвигающихся в дневное время. Вопрос: почему же нельзя было бы прикрыть авиацией эшелоны с танками? И разве не могло случиться так, что люфтваффе нанесли удар по танковым колоннам на марше, повредили автомобильные мосты и затормозили движение армии Ротмистрова? Мысль же Федоренко о том, что при движении походным порядком многие танки выйдут из строя, а у других окажется выработана значительная часть моторесурса и возрастет опасность поломки в бою, следует признать совершенно правильной. Тем не менее Павлу Алексеевичу удалось убедить Сталина в своей правоте. Вечером Ротмистров с подчиненными отметил собственный день рождения трофейным шампанским и в ночь на 7 июля повел армию к Прохоровке форсированным маршем.
Здесь я прерву ненадолго его рассказ, чтобы дать возможность высказаться представителю другой стороны по поводу того, могла ли в действительности германская авиация бомбить 5-ю гвардейскую танковую армию на железной дороге или в походе. Наш старый знакомый Мюллер-Гиллебранд свидетельствует: «Для операции „Цитадель“ требовалось бы гораздо больше пехотных дивизий и более мощная поддержка со стороны люфтваффе, а также значительное усиление войсками РГК, которые, однако, не могли быть предоставлены в достаточном количестве. Авиация поддержала наступление столь крупными силами, что вначале было обеспечено ее превосходство в воздухе над полем боя. Однако оказать достаточную поддержку войскам на всю глубину наступления, например, воздействовать на вражеские железнодорожные коммуникации и дороги, используемые противником для переброски войск в район сражения, из-за недостатка сил оказалось невозможным». Так что страхи Ротмистрова насчет возможных бомбежек с воздуха его армии в момент передислокации оказались сильно преувеличенными.
Павел Алексеевич продолжает: «Утром 8 июля главные силы армии после напряженного, изнурительного марша вышли в район юго-западнее Старого Оскола. Если считать, что наступивший день был потрачен на подтягивание тылов и окончательный выход частей в указанные им районы, то и с учетом этого времени армия за двое суток фактически преодолела 230-280 километров. Количество боевых машин, отставших по техническим причинам, исчислялось единицами, но и они после устранения неисправностей скоро возвратились в строй (чтобы через 4 дня навеки остаться на Прохоровском поле. – Б. С.)… В первом часу ночи 9 июля был получен боевой приказ – к исходу дня выйти в район Прохоровки в готовности вступить в сражение. Предстоял еще один, на этот раз 100-километровый марш. Новую задачу армия тоже с честью выполнила… Соединения и части, поднятые по тревоге… несмотря на высокую запыленность воздуха, жару и усталость, точно в установленный срок заняли район на рубеже Веселый-Прохоровка в готовности к дальнейшим действиям».
Форсированные марши даром не прошли. И люди, и танки армии Ротмистрова вышли к Прохоровке утомленными ничуть не меньше, чем немецкие танкисты после недели боев. А поскольку технику у нас ремонтировали гораздо хуже, чем в вермахте, противник получил определенное преимущество: у его танков в предстоящем сражении было меньше шансов выйти из строя по техническим причинам.
Ротмистрову предстояло нанести контрудар по наступающим немецким войскам. Маршал вспоминал: «Командующий фронтом… сказал:
– Не сумев прорваться к Курску через Обоянь, гитлеровцы, очевидно, решили перенести направление главного удара несколько восточнее – вдоль железной дороги на Прохоровку. Сюда стягиваются войска второго танкового корпуса СС, которые должны будут наступать на Прозоровском направлении во взаимодействии с сорок восьмым танковым корпусом и танковыми соединениями группы «Кемпф» (речь, очевидно, идет о 3-м танковом корпусе. – Б. С.). – Ватутин взглянул на Василевского и потом, обращаясь ко мне, продолжал: – Так вот, Павел Алексеевич, мы решили противопоставить эсэсовским танковым дивизиям нашу танковую гвардию – нанести контрудар противнику пятой гвардейской танковой армией, усиленной еще двумя танковыми корпусами.
– Кстати, танковые дивизии немцев имеют новые тяжелые танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». От них очень пострадала первая танковая армия Катукова. Знаете ли вы что-либо об этой технике и как думаете вести борьбу с ней? – спросил Василевский.
– Знаем, товарищ маршал. Их тактико-технические данные мы получили из штаба Степного фронта. Думали и над способами борьбы… Дело в том, что «тигры» и «фердинанды» имеют не только сильную лобовую броню, но мощную восьмидесятивосьмимиллиметровую пушку с большой дальностью прямого выстрела. В этом их преимущество перед нашими танками, вооруженными семидесятишестимиллиметровой пушкой. Успешная борьба с ними возможна лишь в условиях ближнего боя с использованием более высокой маневренности танков Т-34 и ведения огня по бортовой броне тяжелых машин немцев.
– Образно говоря, идти в рукопашную схватку, брать их на абордаж, – сказал командующий фронтом…
5-я гвардейская танковая армия усиливалась 2-м гвардейским Тацинским и 2-м танковым корпусами, 1529-м самоходно-артиллерийским, 1522-м и 1148-м гаубичными, 148-м и 93-м пушечными артиллерийскими полками, 16-м и 80-м полками гвардейских минометов. В целом, в нашей армии с приданными танковыми соединениями насчитывалось около 850 танков и САУ…
Район развертывания главных сил армии был избран несколько западнее и юго-западнее Прохоровки, на фронте до 15 километров. Учитывая, что предстояло вступить в сражение с очень сильной танковой группировкой противника, имевшей, по полученным сведениям, на прохоровском направлении около 700 танков и САУ, в том числе более 100 «тигров» и «фердинандов», решено было развернуть в первом эшелоне сразу все четыре танковых корпуса (18-й, 20-й, 2-й гвардейский Тацинс-кий и 2-й). Второй эшелон составили 5-й гвардейский Зимовни-ковский механизированный корпус. В резерве остались части передового отряда (53-й гвардейский танковый полк, 1-й отдельный гвардейский мотоциклетный и 678-й гаубичный артиллерийский полк. – Б. С.) и 689-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк…
Около девятнадцати часов 11 июля на мой КП прибыл маршал Василевский… Он одобрил мое решение и сообщил, что у него состоялся разговор с Верховным Главнокомандующим Сталиным, который поручил ему неотлучно находиться в 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской общевойсковой армиях, координировать их действия в ходе сражения и оказывать необходимую помощь… Оставалось еще достаточно светлого времени, и маршал предложил осмотреть намеченные мною исходные районы 29-то и 18-го танковых корпусов… Вдруг Василевский приказал водителю остановиться. Машина свернула на обочину и резко затормозила у запыленных придорожных кустов… Явно послышался рокот танковых моторов. Потом показались и сами танки.
– Генерал! В чем дело? – резко повернувшись ко мне, с досадой в голосе спросил Александр Михайлович. – Вас же предупреждали, что о прибытии ваших танков противник не должен знать. А они гуляют средь бела дня на глазах у немцев…
Я мгновенно вскинул бинокль. Действительно, через поле, подминая созревшие хлеба, в боевом порядке шли десятки танков, на ходу стреляя из короткоствольных пушек.
– Но это, товарищ маршал, не наши танки. Немецкие…
– Так… Где-то противник прорвался. Хочет упредить нас и захватить Прохоровку.
– Этого допустить нельзя, – сказал я Василевскому и по радио дал указание генералу Кириченко (командиру 29-го корпуса. – Б. С.) немедленно выделить две танковые бригады навстречу немецким танкам и остановить их продвижение…
Ранее намеченный нами исходный район для контрудара оказался в руках гитлеровцев. В связи с этим, подготовку к наступлению и, в частности, выбор огневых позиций артиллерии, рубежей развертывания и атаки следовало проводить заново. В сжатые сроки требовалось уточнить задачи, организовать взаимодействие между корпусами и частями, пересмотреть график артиллерийской подготовки и сделать все для четкого управления войсками в бою…
В шесть часов утра 12 июля я с группой офицеров приехал на командный пункт 29-го танкового корпуса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108