Но почему же тогда армия, предназначенная для защиты от германского вторжения, перебрасывается к границе с такими предосторожностями и под покровом тайны? Казалось бы, известие о прибытии новых подкреплений может только отрезвить потенциального агрессора. Впору даже в газетах написать о передислокации на Украину свежей армии. Но совсем иное дело, если Сталин задумал внезапное нападение на Гитлера. Тогда переброску войск надо маскировать до самого последнего момента. Именно так шло сосредоточение вермахта по плану «Барбаросса». И точно так же перебрасывались дивизии Красной Армии к западным границам. Думаю, Конев догадался, что наносить свой удар его армии придется не в украинском Полесье, а где-нибудь в Польше или Словакии. Потому и придавал столь большое значение сообщаемому факту. И то, что 19-ю армию не собирались подчинять ни Киевскому округу, ни Юго-Западному фронту, вполне объяснимо. Армия Конева должна была войти во второй стратегический эшелон, который, вероятно, планировалось объединить в отдельный Резервный фронт. Войска этого фронта должны были вступить в дело после 30-го дня операции и ударом с юга на север ликвидировать германские армии в Польше и Восточной Пруссии, прижать их к Балтийскому морю и уничтожить. Насчет направления удара Тимошенко Конева не обманул, только не сказал, что плацдарм для наступления 19-й армии будет не на Украине, а значительно западнее.
В заключение майского плана Тимошенко и Жуков просили Сталина: «Утвердить представляемый план стратегического развертывания вооруженных сил СССР и план намечаемых боевых действий на случай войны с Германией; своевременно разрешить последовательное проведение скрытого отмобилизования и скрытого сосредоточения, в первую очередь, всех армий резерва Главного командования и авиации». Все эти мероприятия начали осуществляться еще с апреля 41-го. Именно тогда было дополнительно призвано около 400 тысяч человек, по каким-либо причинам не призывавшихся в предыдущие годы. В мае – июне к ним добавилось 800 тысяч человек, призванных из запаса в западных приграничных округах. Благодаря этому, численность дислоцированных здесь 170 дивизий увеличилась с 2,9 миллионов до 4,1 миллиона человек. Правда, толку от новобранцев было чуть. Многих из них даже не успели распределить по воинским частям. Большинство призванных из запаса служило в армии еще в 20-е или в начале 30-х годов, когда Красная Армия была не кадровой, а территориально-милиционной, и призывники получали довольно условную военную подготовку. Они почти не имели представления о современной войне. После германского нападения многие из недавно призванных только сеяли панику и, скапливаясь на дорогах, мешали передвижениям войск. Тем не менее, формально скрытый призыв таких значительных по численности контингентов дал Красной Армии перевес в людях над германской группировкой, сосредотачивавшейся на Востоке: 4,1 миллиона человек против 3,3 миллиона. Если же считать только германские дивизии, реально находившиеся в составе Восточной армии к 22 июня 1941 года, то советскому вторжению в первые дни могли противостоять лишь 2,5 миллиона человек. Именно от этой цифры исчислял потери вермахта за первые девять дней операции «Барбаросса» начальник Генштаба сухопутных сил генерал Гальдер в своем дневнике. А ведь в тылу советских приграничных округов находились еще 7 армий второго стратегического эшелона, насчитывавших около 1 миллиона человек.
Германская армия даже вместе с союзниками располагала на Востоке не более чем 42 тысячами орудий и минометов. Красная Армия могла противопоставить им 67 тысяч стволов. Советский перевес в танках и авиации был еще больше. Всего в Крайней Армии к 22 июня 1941 года насчитывалось около 23,1 тысячи танков. Из них более 18,7 тысяч (81%) считались полностью готовыми к боям. На Западе дислоцировалось 12,8 тысяч танков, из которых боеготовыми считались более 10,5 тысяч (82,5%). Здесь же находились 1 475 из 1 864 самых современных танков Т-34 и КВ. Германская армия могла противопоставить этой армаде всего лишь около 3 600 танков (в том числе 230 невооруженных командирских) из общего количества примерно 4 тысячи машин. Сколько всего было в тот момент боевых самолетов в составе советских ВВС, неизвестно до сих пор. Оценки варьируются в пределах от 17 до 35 тысяч машин. В западных же округах насчитывалось не менее 10 100 машин, из которых около 7 200 считались боеготовыми. Люфтваффе для выполнения плана «Барбаросса» привлекли 1 830 самолетов, две трети которых оценивались как боеготовые. Всего же германская авиация тогда имела примерно 3 850 машин. Низкий уровень боевой подготовки экипажей, и танковых, и авиационных командиров на советской стороне сводил это внушительное с виду преимущество на нет. Однако данное обстоятельство не осознавалось ни Сталиным, ни Жуковым, ни Тимошенко. Последний еще 21 января 1941 года в приказе о боевой и политической подготовке войск на 1941 учебный год констатировал:

«Летний период 1940 года явился переломным в вопросах воспитания и обучения армии на новой основе, проверенных опытом боевых требований». Считалось, что выявленные финской войной недостатки, в основном, преодолены.
В начале июня к границам стали перемещаться главные силы Красной Армии, дислоцированные на Западе. А с середины месяца туда же двинулись и 32 дивизии резерва приграничных округов. К 1 июля они должны были занять позиции на расстоянии от 20 до 80 километров от государственной границы. Если бы ждали немецкого нападения, то выдвижение резервов так близко к пограничным рубежам было бы необъяснимой глупостью. Они в этом случае должны находиться на достаточно значительном расстоянии от будущей линии фронта, вблизи железнодорожных узлов. Тем самым не только уменьшались возможные потери от воздействия вражеской артиллерии и авиации, но и имелась возможность бросить резервные дивизии в наиболее угрожаемые места, когда определятся направления главных ударов противника.
Вот если Красная Армия собиралась наступать, выдвижение резервов к границе становилось вполне оправданным. Они могли понадобиться для скорейшего ввода в прорыв и развития успеха. Дата 1 июля как срок их сосредоточения у границ делал наиболее ранним днем начала возможного вторжения в Германию воскресенье 6 июля. К этому времени все дивизии, двигаясь пешим порядком по ночам, успели бы выйти из районов сосредоточения непосредственно на линию государственной границы и начать боевые действия.
Однако нельзя исключить, что Сталин хотел дождаться, пока семь армий второго эшелона выйдут к рубежам Днепра и Двины, что должно было произойти в период с 3 по 10 июля. Эти армии могли принять участие в боях позднее, для развития ожидавшегося успеха. Ведь, например, 27 германских дивизий второго эшелона, предназначенные для операции «Барбаросса», появились на фронте только в июле и августе 41-го, а 2 танковые дивизии резерва – лишь в октябре. Вполне вероятно, что Сталин на этот раз, памятуя неудачу с 12 июня, не стал фиксировать точной даты начала атаки, ставя ее в зависимость от фактического сосредоточения войск. Кстати говоря, не один из известных ныне советских довоенных документов не содержит предполагаемой даты провокации в Майниле и времени Вторжения в Финляндию. Последний предвоенный приказ штаба Ленинградского округа от 22 ноября 1939 года о переходе границы уже ставил задачи войскам по захвату конкретных пунктов на финской территории, но содержал оговорку, что о дне и часе перехода границы будет сообщено дополнительно. Не исключено, что такое распоряжение было отдано только в устной форме и на бумаге никогда не фиксировалось. Нападение на Германию – дело еще более деликатное, и Иосиф Виссарионович, вполне вероятно, не хотел оставлять следов для разведки противника и улик для потомков, планируя лично назвать Тимошенко и Жукову точное время начала наступления. Но он собирался ударить первым. И одно из решающих доказательств здесь – история с польской дивизией.
4 июня 1941 года Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля 238-й стрелковой дивизии Красной Армии, «укомплектованной личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык, состоящими на службе в частях Красной Армии». Еще в середине октября 1940 года Сталин поручил Берии подыскать среди уцелевших польских военнопленных тех, кто выразил бы готовность воевать с Гитлером в союзе с СССР и даже без санкции польского правительства в Лондоне. Уже 2 ноября 1940 года Лаврентий Павлович докладывал, что удалось отобрать группу «правильно политически мыслящих» офицеров, которые видели будущую Польшу тесно связанной «в той или иной форме с Советским Союзом». Отобранным полякам предлагалось «предоставить возможность переговорить в конспиративной форме со своими единомышленниками в лагерях для военнопленных поляков и отобрать кадровый состав будущей дивизии». Такую дивизию предполагалось начать формировать «в одном из совхозов на юго-востоке СССР», в Казахстане. Польская дивизия могла понадобиться Сталину лишь для одной цели – войны против Германии. Создавать подобную дивизию загодя не было никакого смысла. Хлопот с ней было больше, чем с обычной дивизией Красной Армии – нужны были особые уставы на польском языке и польская военная форма. По боеспособности же она, скорее всего, уступала бы большинству советских дивизий. Когда перед «зимней войной» был сформирован финский корпус Красной Армии, его солдаты сражались очень плохо, часто обращались в бегство, и от его использования на передовой пришлось отказаться.
Главное же, создание польской дивизии очень трудно было сохранить в тайне в течение длительного времени. Здесь было бы не только прямое нарушение всех секретных советско-германских договоренностей, направленных против возрождения Польского государства. Узнай Гитлер о польской дивизии в СССР, сразу бы понял, что Сталин готовится оккупировать Польшу. Сами немцы в мае 41-го приступили к формированию двух разведывательно-диверсионных украинских батальонов «роланд» и «Нахтигаль». Правда, никакого политического значения этим частям Гитлер не придавал, поскольку Украина интересовала его только как «жизненное пространство» для германской расы, но не как независимое государство, пусть и находящееся под влиянием Германии. В каждом из батальонов было всего по 350 человек. Немцы видели в них лишь средство для разведывательно-диверсионных операций за линией фронта, а не зародыш будущей украинской армии. Польская же дивизия Красной Армии по плану насчитывала более 10 тысяч человек. Она мыслилась как ядро будущей польской армии, подчинявшейся просоветскому правительству в Варшаве, которое придется водворить там на красноармейских штыках. Если бы Гитлер вздумал формировать в составе вермахта накануне нападения на СССР Русскую Освободительную Армию, а Сталин бы об этом узнал, неужели бы Иосиф Виссарионович сомневался в неизбежности скорого германского вторжения на советскую территорию?
Польскую дивизию можно было создавать только перед самым советским нападением на Германию. И в начале июня 41-го Сталин решил, что время для ее формирования, наконец, пришло: до советского наступления оставалось чуть больше месяца. Аналогичным образом 26 октября 1939 года, ровно за месяц до провокации у поселка Майнила, было принято решение о формировании 106-го особого стрелкового корпуса из финского и карельского населения СССР. Правда, финнов и карелов в его составе оказалось меньшинство. Преобладали русские, но были там и представители других советских национальностей, например, узбеки, к Финляндии никакого отношения не имевшие. 23 ноября 39-го, на следующий день после постановки боевых задач войскам Ленинградского военного округа, было создано управление этого корпуса, переименованного в 1-й горнострелковый. С началом же советско-финской войны он стал называться 1-м стрелковым корпусом финской народной армии с номинальным подчинением марионеточному правительству финской Демократической Республики во главе с секретарем Коминтерна О. Куусиненом. Мой покойный отчим Олег Григорьевич Демтюжников однажды ночью наблюдал, как части финского корпуса в обмундировании, отличном от красноармейского, проходили через Ленинград. Однако матерились новоиспеченные финны весьма обильно и без всякого акцента, что выдавало их русское происхождение.
Точно так же польскую, дивизию предполагалось сформировать, в основном, из советских граждан, знающих польский язык, или просто с польскими фамилиями.
Насчет боеспособности и надежности формируемой польской дивизии руководители НКВД и Красной Армии не заблуждались. Она предназначалась не для боев, а для парада в освобожденной от немцев Варшаве. Даже если бы формирование дивизии затянулось, это не повлияло бы на сроки начала наступления. Вероятно, начало июля было в плане подготовки нападения на Германию тем же этапом, каким в плане подготовки нападения на Финляндию было начало 20-х чисел ноября 1939 года. В этот момент войска должны были получить боевые приказы и начать скрытое выдвижение к рубежам атаки.
В самые последние дни перед 22 июня обозначился поворот и в пропагандистских установках армейских политработников. Он начался еще с речи Сталина 5 мая 1941 года на традиционном приеме в Кремле в честь выпускников военных академий. Жуков в мемуарах так излагает ее содержание: «Поздравив выпускников с окончанием учебы, Сталин остановился на тех преобразованиях, которые произошли за последнее время в армии. Товарищи, говорил он, вы покинули армию 3-4 года назад, теперь вернетесь в ее ряды и не узнаете армии. Красная Армия далеко не та, что была несколько лет назад. Мы создали новую армию, вооружив ее современной военной техникой. Наши танки, авиация, артиллерия изменили свой облик. Вы придете в армию, увидите много новинок…
Вы приедете в части из столицы, вам красноармейцы и командиры зададут вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108