Ответственный секретарь «Нового мира» во времена Твардовского Игорь Александрович Сац в годы войны командовал ротой разведчиков. Кстати его, знавшего польский язык, взяли в Войско Польское, где Сац считался как бы поляком. После войны он рассказывал критику Владимиру Лакшину, как именно составлялись донесения о численности личного состава роты:

«Можно поехать в Подольский архив и там найти три моих донесения, помеченных одним и тем же числом. В одном я пишу, что в моей разведроте 38 активных штыков, в другом – 65, а в третьем – 93. Как так? А просто в первом случае меня запрашивали, не могу ли я передать в другую роту часть своего личного состава. Не могу, у меня всего 38 бойцов. Во втором требовалась справка на обмундирование и боевое снаряжение – тут точно – 65, ни больше, ни меньше. В третьем же случае выдавалось пищевое довольствие – его бы хорошо получить на 93-х – разведчика надо кормить. А военный историк пусть выбирает цифру, какая ему нравится». Причем манипуляции происходили именно с безвозвратными потерями, поскольку раненых учитывали еще и санитарные учреждения, и здесь простора для командирских фантазий было поменьше».

В руководстве наркомата обороны нисколько не заблуждались насчет полноты учета безвозвратных потерь. В приказе от 12 апреля 1942 года заместитель наркома обороны Е.А. Щаденко, ведавший кадрами, отмечал: «Учет личного состава, в особенности учет потерь, ведется в действующей армии совершенно неудовлетворительно… Штабы соединений не высылают своевременно в центр именных списков погибших. В результате несвоевременного и неполного представления войсковыми частями списков о потерях получилось большое несоответствие между данными численного и персонального учета потерь. На персональном учете состоит в настоящее время не более одной трети действительного числа убитых. Данные персонального учета пропавших без вести и попавших в плен еще более далеки от истины». К концу войны положение не улучшилось. За два месяца до победы в приказе наркома обороны от 7 марта 1945 года указывалось, что «военные советы фронтов, армий и военных округов не уделяют должного внимания» вопросам персонального учета безвозвратных потерь. На практике ни Жуков, ни другие советские военачальники не знали, сколько в действительности в данный момент личного состава в подчиненных им войсках и какие они понесли потери.
Лишь в 1993 году в книге «Гриф секретности снят» Министерство Обороны России наконец опубликовало официальные данные о безвозвратных потерях Красной Армии в Великой Отечественной войне. Они оказались равны 8 668 400 человекам убитых и умерших от ран, болезней, несчастных случаев, в плену, покончивших с собой или расстрелянных по приговорам трибуналов. Однако даже невооруженным глазом видно, что эта цифра очень далека от действительности. В тех немногих случаях, когда данные о потерях в отдельных операциях, приведенные в книге «Гриф секретности снят», поддаются проверке, выявляется их полная несостоятельность. Так, 5 июля 1943 года, к началу Курской битвы войска Центрального фронта, которыми командовал Рокоссовский, насчитывали 738 тысяч человек и в ходе оборонительного сражения по 11 июля включительно потеряли убитыми и пропавшими без вести 15 336 человек и ранеными и больными 18 561 человека. К моменту перехода Красной Армии в наступление на Орел 12 июля состав войск Центрального фронта почти не изменился: прибыла одна танковая и убыли две стрелковые бригады. Танковая бригада тогда насчитывала 1 300 человек, стрелковая – от 1 500 до 3 000 человек. С учетом этого к началу Орловской операции Центральный фронт должен был располагать не менее чем 700 тысячами человек личного состава. Однако, как утверждают авторы книги «Гриф секретности снят», в тот момент в войсках Рокоссовского насчитывалось только 645 300 человек. Значит, истинные потери Центрального фронта в оборонительном сражении под Курском были примерно на 55 тысяч больше, чем утверждает официальная статистика. Не могло же сразу такое количество людей дезертировать или просто исчезнуть неведомо куда, да еще в условиях ожесточенных боев! Если весь недоучет отнести за счет безвозвратных потерь (раненых все же считали точнее), то число убитых и пропавших без вести оказывается заниженным в 4,5 раза. Если предположить, что две трети незарегистрированных потерь – безвозвратные, а одна треть – санитарные, тогда истинные безвозвратные потери окажутся больше официально объявленных в 3,4 раза.
Еще более анекдотичный случай произошел, если верить книге «Гриф секретности снят», с 1-й армией Войска Польского в начале 1945 года. В Висло-Одерской операции, завершившейся 3 февраля, она потеряла убитыми, пропавшими без вести, ранеными и больными 1 066 человек. К началу операции в армии насчитывалось около 91 тысячи человек, следовательно, согласно всем законам арифметики, в ней должно было остаться около 90 тысяч человек. Следующая операция, Восточно-Померанская, началась 10 февраля. Состав 1-й польской армии к тому времени не изменился, а вот численность личного состава чудесным образом уменьшилась аж до 75 600 человек. Пусть историки поломают голову, куда делось 14,5 тысяч человек!
Ясно, что официальными данными для определения подлинного размера безвозвратных потерь Красной Армии в Великой Отечественной войне пользоваться никак нельзя. Я попробовал пойти другим путем. И вот что получилось. В 1993 году Д.А. Волкогонов опубликовал сведения о безвозвратных потерях советских вооруженных сил в 1942 году с разбивкой по месяцам. Всего они составили 5 888 тысяч человек (по сравнению с 3 258 тысячами в книге «Гриф секретности снят»). Известно, что между числом убитых и раненых существует зависимость, близкая к прямо пропорциональной. Сколько именно было раненых в Красной Армии во время войны, точно не известно до сих пор. Однако в книге Е.И. Смирнова «Война и военная медицина» приведен график помесячных потерь ранеными с июля 41-го по апрель 45-го (в процентах к среднемесячной величине).
Отмечу, что даже данные Волкогонова существенно занижают величину безвозвратных потерь. Так, в мае безвозвратные потери составили всего 422 тысячи человек и даже уменьшились по сравнению с апрелем на 13 тысяч. Однако как раз в мае немцы взяли около 150 тысяч пленных на Керченском полуострове и около 240 тысяч – в районе Харькова. Значит, необходимо выбрать такой месяц, когда убитые были учтены наиболее полно и не было больших потерь пленными. По ряду соображений я остановился на ноябре, когда безвозвратные потери достигли 413 тысяч человек, а число раненых составило 83 процента от среднемесячного уровня за войну в целом. Если распространить эту пропорцию на весь военный период, то общее число погибших можно очень грубо оценить в 23,3 миллиона человек. Из этого числа надо вычесть 940 тысяч окруженцев, числившихся пропавшими без вести, но после освобождения оккупированных территорий вновь призванных в армию. Останется около 22,4 миллиона погибших в бою, умерших от ран, болезней и иных причин. К этому числу надо еще прибавить умерших в плену.
По послевоенным немецким данным, предоставленным западным союзникам в 1945 году, всего вермахт на Восточном фронте захватил в плен 5 754 тысячи военнопленных. Однако в этом документе число пленных 41-го года определено всего в 3 355 тысяч человек. Между тем, в других немецких документах отмечается, что тогда было взято в плен 3,8-3,9 миллионов человек. Я склонен согласиться с этой последней, более высокой цифрой. Общее число советских пленных можно оценить в 6,3 миллиона человек. Из них около 1,8 миллиона было освобождено Красной Армией или, сражаясь уже в рядах вермахта, вновь попало в плен, уже в советский. 250 тысяч, а может быть, и больше, предпочло остаться на Западе после окончания войны. Какое-то число смогло бежать из лагерей военнопленных еще до окончания войны. Всего, по моей оценке, в плену погибло около 4 миллионов бойцов и командиров Красной Армии, главным образом, в суровую зиму 41-го, когда их почти не кормили и держали в лагерях едва ли не в открытом поле. Хоть как-то заботиться о выживании пленных немцы начали только после окончательного провала блицкрига.
Таким образом, общие безвозвратные потери Красной Армии в Великой Отечественной войне я оцениваю в 26,4 миллиона человек. Оценка эта, конечно, весьма грубая, с точностью, не превышающей плюс-минус 5 миллионов. Боюсь, однако, что более точной цифры мы уже никогда не получим. Свыше полувека прошло с момента окончания войны. При том несовершенном персональном учете, который был в Красной Армии в военные годы, надеяться сегодня поименно установить всех погибших – абсолютная утопия. И даже определить их общее число с большей точностью, например, плюс-минус 1 миллион, вряд ли когда-нибудь удастся.
Кроме того, примерно 17 миллионов мирных советских граждан погибли в годы войны в ходе боевых действий, были казнены оккупантами или скончались от голода и лишений. Общие безвозвратные потери населения СССР в период Великой Отечественной войны я оцениваю в 43,3 миллиона человек.
Можно ли попытаться как-нибудь проверить число 26,4 миллиона погибших красноармейцев? В принципе, можно. В первой половине 90-х годов поисковыми отрядами в России было обнаружено примерно 5 тысяч трупов советских воинов, которых удалось идентифицировать. Наиболее полный банк данных о военнослужащих, погибших и пропавших без вести в Великой Отечественной войне, есть в музее на Поклонной горе. Здесь почти 19 миллионов имен. Однако из упомянутых 5 тысяч погибших, чьи имена поисковикам удалось установить, примерно 30 процентов в банке данных отсутствовали. Если предположить, что 19 миллионов попавших туда военнослужащих – это примерно 70 процентов всех погибших и пропавших без вести, то их общее число можно оценить в 27,1 миллиона человек. Если вычесть отсюда окруженцев и оставшихся в живых пленных, то общее число погибших составит около 24 миллионов. Однако данная оценка может несколько занижать величину потерь, поскольку основана на данных о тех 5 тысячах погибших, у которых сохранились документы, позволяющие установить личность. У этих людей вероятность попасть в банк данных была существенно выше, чем у среднестатистического погибшего. Поэтому окончательная оценка по этому методу может оказаться еще ближе к 26,4 миллиона.
Замечу также, что число в 26,4 миллиона погибших примерно втрое превышает официальную цифру потерь, основанную на данных персонального учета. Тем самым как будто подтверждается мнения такого компетентного Свидетеля, как Щаденко, о том, что на персональном учете состояло не более трети всех безвозвратных потерь.
И еще. Потери среди офицеров в Красной Армии считали гораздо точнее, чем среди рядовых. После войны группа сотрудников Главного управления кадров Министерства Обороны в течение более чем 7 лет считала безвозвратные потери офицерского состава. К концу 1960 года они были определены в 1 028 тысяч человек, в том числе в сухопутных войсках – в 973 тысячи человек. Если сравнить эту последнюю цифру с общими безвозвратными потерями сухопутных сил по книге «Гриф секретности снят», то получится, что на одного погибшего офицера в наземных войсках приходилось немногим больше, чем семь солдат. Получается, что в Красной Армии всеми отделениями командовали офицеры! Тут уж любой фронтовик подтвердит, что это не так. Для сравнения: в безвозвратных потерях германской сухопутной армии во Второй мировой войне на одного убитого офицера приходилось немногим более тридцати четырех рядовых. Если принять мои оценки советских безвозвратных потерь, то для Красной Армии получится примерно такое же соотношение.
А сколько потерял вермахт? У немцев персональный учет был поставлен, в целом, неплохо и по точности превосходил численный, анонимный учет. Оценки, основанные на данных персонального (поименного) учета, дают примерно 4 миллиона погибших военнослужащих (из них около 800 тысяч умерло в плену). Конечно, точность здесь тоже отнюдь не абсолютная. В последние полгода войны учет потерь в вермахте разладился, и для этого периода существуют только очень приблизительные оценки. Но в целом, я думаю, цифра в 4 миллиона недалека от действительности, и ее точность лежит в пределах плюс-минус полмиллиона человек. На Восточном фронте погибло в бою и умерло от ран и болезней около 2,1 миллиона германских солдат, еще примерно полмиллиона скончалось в советском плену. Это приблизительно в 10 раз меньше, чем число погибших в рядах Красной Армии. Даже если принять, что часть своих потерь советские войска понесли в борьбе против союзников Германии, суммарное соотношение снизится до 8:1, но все равно останется разнопорядковым. Общее же соотношение потерь, с учетом раненых и пленных, будет несколько благоприятнее для советской стороны. До конца апреля 1945 года Красная Армия взяла в плен около 2 миллионов немецких военнослужащих. Раненых с советской стороны было, по разным оценкам, в 3 или в 4 раза больше, чем с германской, а по больным соотношение было равным.
На советско-германском фронте столкнулись армии двух разных эпох. В вермахте делали упор на максимально успешное взаимодействие родов войск, высокое качество подготовки солдат и офицеров, максимально эффективное использование вооружения и боевой техники. Руководство Красной Армии стремилось бросить в бой как можно больше людей и техники, лишь во вторую очередь заботясь о взаимодействии и боевой подготовке. Советские войска побеждали за счет огромного численного превосходства в людях и технике, истощали противника непрерывными атаками.
В этих атаках не жалели ни людей, ни технику. На врага бросались тысячи, десятки тысяч танков и самолетов с плохо подготовленными экипажами. Между тем люфтваффе до самого конца сохраняло высокие стандарты в подготовке пилотов, да и танкистов: прежде чем пускать в бой, даже в конце войны основательно гоняли на полигонах.
Из-за чудовищно высоких потерь в Красной Армии почти не оставалось опытных солдат, которые могли бы помочь новобранцам освоиться в боевой обстановке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108