И слабо пахло влажными кедрами.
– Привяжите лошадей к этому дереву, – велел Мауриз, ногой отбрасывая с дороги засохшую ветку. – Им это не понравится. Впрочем, нам тоже.
Я уже спешился и повел лошадь к указанному кедру, чтобы привязать ее к низкой ветке. Мои сапоги захлюпали в мокрой хвойной подстилке, а плащ зацепился за сломанный сук.
– И что мне не сиделось дома? – посетовал Бамалко, когда мы, собравшись на самом сухом участке, какой удалось отыскать, стали смотреть на дорогу. – Никто не хочет перекусить? Эх, жаль, кофе остыл, а хорошо было бы сейчас хлебнуть горяченького.
– Фетийское пряное бренди? – предложил Мауриз. – Строго для лечебных целей.
Именно его мы пили в комнате Палатины той ночью, когда отключился изогенератор, вспомнил я и с радостью сделал большой глоток: он согрел и горло, и грудь. Мне придется из осторожности подождать несколько часов, прежде чем пить еще. Из-за специй, маскирующих вкус алкоголя, трудно было разобрать, насколько оно крепкое;
– «Строго лечебных», – передразнила Палатина, когда мы поели и пустили фляжку по кругу. – Ты носил его с собой в Селерианском Эластре. Что оно может там лечить?
– Ха, там оно еще какое лечебное! Не дает мне заснуть, пока президент бубнит. О Фетида, он месяц от месяца все зануднее! Иногда я жалею, что мы не выбрали какого-нибудь эксцентричного чудака. Если бы он играл нам на собраниях похоронные марши, и то было бы веселее.
– Флавио Мандрагор все еще цитирует стихи на заседании Ассамблеи?
– Боюсь, что да, хотя он немного удручен с тех пор, как умер его вечный оппонент, президент Налассель. Я теперь редко там появляюсь, только когда они обсуждают что-то, что входит в мою компетенцию. Приходится долго говорить с президентом, а это занятие почти бесполезное. Больше не происходит ничего реального: идеи возникают и тут же забалтываются до полного забвения. – Мауриз вздохнул. – Твой отец должен переворачиваться в гробу всякий раз, когда заседает Ассамблея. Думаю, даже ты удивилась бы, до какого маразма она дошла.
– Сомневаюсь. – Лицо Палатины стало печальным. – Еще при мне она дошла до состояния, когда уже ничего не важно и всем на все наплевать.
– Может быть. Есть, наверное, и хорошая сторона в том, чтобы мокнуть тут в лесу под дождем: ты снова чувствуешь, что живешь настоящей жизнью. В эту самую минуту могло бы проходить заседание Совета, все вежливо говорят президенту, что то и это будет сделано, и примерно через полчаса собрание заканчивается. Все рассовывают документы по портфелям и бегут на поиски земных наслаждений. Еще один вечер наслаждения всем! – возгласил Мауриз, как рассказчик в каком-то комическом кукольном спектакле. – Президент Декарис устраивает сейчас одну из своих знаменитых оргий, хотя у него есть сильная конкуренция со стороны Фамхарота и Вермадора! Только что прибыла партия танетского красного вина, и таверны вокруг бухты пытаются распродать ее всю за одну ночь! Какой-то лысый военный невежда из Северного флота тратит свои денежки на пышную новую постановку «Е Песклиани» с массой действующих лиц, идущую в течение месяца в Оперном театре Моря и Неба. А если предпочитаете религиозный спектакль, то Кемиорские Дервиши выступают в Зале Океана.
В его голосе вдруг зазвучали та же страсть и та же печаль, что появлялись у Палатины в тех редких случаях, когда она говорила о родине. И некая напряженность, которая граничила с ненавистью к себе. Однако ненавидели они не себя, а то, во что они превратились. Я заметил, что ни Текрей, ни Бамалко не лезли с колкими замечаниями.
– Вынужден признать, что тебе лучше держаться подальше от Фетии, – изрек Мауриз после долгой паузы. Затем повернулся ко мне: – Тебе должно казаться невероятным, как мы говорим о Фетии, но, надеюсь, ты понимаешь, почему нам нужна твоя помощь. Я смотрю на Ассамблею и думаю: зачем я лезу вон из кожи? Впрочем, любая перемена будет к лучшему, потому что я не представляю себе, как может стать хуже.
Вот странно: Палатина два года провела вдали от родины, но ее фетийский акцент так и остался с ней. А у Мауриза, всю свою жизнь прожившего в Фетии, апелагское произношение было куда лучше отшлифовано.
– Мауриз, я думаю, масса твоих проблем возникла оттого, что ты не знал, с кем говоришь. – Палатина повысила голос, чтобы его не заглушил внезапный порыв ветра, зашелестевший деревьями со всех сторон. – Мы не могли тебе сказать, но при каждой нашей встрече ты все глубже рыл себе яму. Катана возмущало то, что ты делал, а Равенна… вы втягивали ее в заговор, который лишил бы ее законного трона.
– Она… – Впервые Мауриз выглядел ошеломленным. Что там власть его клана и вся его поза? Ничто из этого не сгладит совершенную им ошибку. – Она – фараон?
– Да. Вот почему мы здесь, чтобы вытащить ее из когтей Алидризи. – Остальным Палатина объяснила: – Лучше рассказать ему сейчас, чем потом. Все равно Мауриз должен знать.
Бамалко кивнул с непроницаемым видом. Текрей казался угрюмым.
– И вы пытаетесь ее спасти. Теперь понятно, почему вы возражали против всей этой идеи. Фетида, вы даже не предупредили меня!
– Если бы мы предупредили, вы бы переправили ее в другое место, – ответил я. – Вы бы сделали точно то же, что делает Алидризи: вы бы заперли ее в какой-нибудь глуши, где она не создавала бы проблем. Равенна не слишком обрадуется, увидев вас.
– Да, полагаю, не обрадуется, – проронил Мауриз, маска самоуверенной отчужденности вернулась на его лицо. – Как я сказал, мы весьма недооценили силу чувств. Но у нас есть шанс, которого никогда еще не было, и я не собираюсь его упустить.
– Я ваш шанс! – сердито заявил я. – Я не хочу и не намерен становиться иерархом. Если вы хотите сместить императора, я вас поддержу, но это можно сделать по-другому. Вы собирались обращаться со мной точно так же, как все обращаются с Равенной. Разница в том, что ее народ нуждается в ней. Ваш во мне не нуждается, и в большинстве своем даже не помнит, что это за пост.
– Тут ты неправ, – возразил Мауриз. – Ты слышал, что я говорил несколько минут назад. Наша страна заслуживает любого шанса, который мы можем ей дать. Телеста согласится с тобой, что огромная часть вины лежит на Сфере. Но разве ты не видишь, что сильная Фетия смогла бы ее как-то обуздать? Смогла бы защитить Архипелаг в конце концов?
– С чего это вы будете защищать Архипелаг? Вы используете меня против Оросия, а когда я сделаю все, что смогу, и Фетия станет республикой, от меня можно будет избавиться. Вам незачем будет выполнять обещания и помогать Архипелагу. Возможно, вы сошлетесь на то, что должны восстанавливать родной край, но, каков бы ни был предлог, делать вы ничего не станете.
– Сфера не любит республиканцев, – вмешалась Палатина. – Жрецы ненавидят саму идею республики, потому что она так чужда их доктрине. Фетийской республике пришлось бы сражаться за выживание и дома, и за границей. В том числе на Архипелаге.
– Я бы хотел тебе верить, – ответил я, – но не думаю, что все будет именно так. Не в ваших интересах выбрасывать Сферу из Архипелага, если вы не пришли его покорять. В республике вы будете слишком заняты спорами.
– Как все мы спорили прошлой ночью? Но мы здесь, не правда ли? И ты сам хочешь сместить Оросия. Ты бы предпочел иметь еще одного императора, чей сын или внук может пойти по той же дорожке? Или республику, где такого не может случиться?
– Вспомните, что я сказал о суффетах, – веско вставил Бамалко. – Они ненавидят друг друга. Теперь у нас целый год ничего не будет делаться, пока они друг под друга копают.
– Но у вас есть и хорошие годы, которые уравновешивают плохие. А у нас – одни плохие столетия, – возразил Мауриз и внезапно оборвал разговор. – Я слышу стук колес?
Мы продвинулись вперед на дюжину ярдов – ближе к краю леса подходить было нельзя, иначе бы нас. заметили, – и стали ждать. Со всех сторон доносился звук капающей воды, и я чувствовал ручейки, стекающие по моему плащу. Речка бурлила, по, – дернутая рябью, и на том ее берегу была дорога. Все еще пустая. Мы видели отсюда оба ответвления, но…
Вот оно. Стук копыт и громыхание экипажа, едущего, судя по всему, без особой спешки. Два, четыре всадника появились в поле зрения, затем упряжные лошади и сам экипаж, неброская черная карета с грязными колесами. Единственная эмблема была на дверце, и я не мог разглядеть ее на таком расстоянии.
– Это Алидризи, – прошипел Бамалко. – Никакого сомнения.
Но остановится он или поедет дальше? Вот всадники проехали первую развилку, и мое сердце забилось, почти ударяясь о ребра, когда они приблизились ко второй, замедлили шаг – и свернули. Я закрыл глаза и испустил безмолвный вздох облегчения. Тем временем карета уже медленно катилась вверх по пологому склону. Как же они ее спустят? Ведь это опасно? Затем и карета, и всадники исчезли из виду на другой стороне холма, хотя все еще слышался стук лошадиных копыт и колес. Потом стук прекратился, и снова стало тихо, если не считать шороха дождя.
– Наверное, он оставит несколько человек здесь, с каретой, – предположил Текрей. – Чтобы присматривали за ней, пока Алидризи едет в долину. А знаете, мы можем проторчать здесь еще много часов.
– Сколько надо, столько и проторчим, – отрезал Бамалко. – Мы знаем, куда едет Алидризи. Теперь будем ждать, пока он проедет пять или десять миль вверх по долине, поговорит с Равенной и вернется сюда.
– Эта долина длиннее, это Матродо около десяти миль.
– Значит, после того, как Алидризи уедет, мы поплетемся по той долине в темноте? – недоверчиво спросил Мауриз. – Вы сумасшедшие. Одни небеса знают, как плоха та дорога… и как вы собираетесь искать там убежище?
– Катан – маг Тени, среди прочих его талантов, – ответила Палатина. – Ты так и не удосужился это узнать. Катан говорит, что ему легче найти этот дом в темноте.
– В темноте нам всем легче будет найти свою смерть. – Мауриз помолчал. – Знаете, если б я был на месте Алидризи и хотел скрыть свои следы, я бы принял как можно больше мер предосторожности. В том числе оставил бы свой экипаж на одной дороге, а сам поехал бы по другой. А вы нет?
Мы все уставились друг на друга, удивляясь, почему эта мысль не пришла в голову никому из нас. Вероятно потому, что никто из Нас не обладал таким изворотливым и подозрительным умом, как Мауриз.
– Значит, мы должны это выяснить, и побыстрее, – ответила Палатина. – Алее мне уже не кажется таким хорошим наблюдательным пунктом. Алидризи наверняка оставит кого-то следить за трактом, поэтому будет трудно незаметно переправиться через реку.
– Не могут же они всю дорогу заметать свои следы? – спросил я. – Надо лишь немного пройти по каждой дороге, и мы узнаем, какая из них правильная.
– Если только Алидризи не проявит чудеса изобретательности. Тогда мы окажемся в тупике.
– Нет смысла спорить, – сказал Мауриз. – Будем ждать.

Глава 30

В конце концов нам ничего не оставалось делать, кроме как ждать. И мы ждали в течение нескольких часов, наблюдая, как темнеет небо. Потом засверкали молнии, огромные полотнища молний, которые осветили даже лес и заставили нас отойти от опушки, чтобы сторож^ который должен находиться за холмом, не увидел нас. Было трудно расслышать друг друга. Дождь с шипением хлестал по реке, и громовые раскаты гремели, словно бесконечная атака исполинских лошадей. Это было кошмарное зрелище: горы, озаряемые частыми вспышками молний, зубчатые контуры скал и утесов, ярко вспыхивающие на долю секунды.
Это был шторм, достойный Лепидора, но здесь, в горах, нас не защищали ни стены, ни здания, ни изощит. Всего второй раз в жизни я оказался под открытым небом в настоящий шторм. Хорошо хоть сейчас я не пытался плавать в шторм, но опять-таки идея торчать под открытым небом принадлежала Палатине.
Случайные разговоры длились недолго – требовалось много усилий, чтобы перекричать стихию. Позже будет почти невозможно общаться друг с другом, и я не в первый раз задумался: как же я поведу всех по долине? До убежища может оказаться миль десять, а то и больше, и почти все – по кручам. И как будут видеть лошади? Если нам придется вести их под уздцы даже часть пути, это займет намного больше времени. По мере угасания дневного света я все меньше и меньше был уверен, что план удастся, и все больше и больше тревожился.
Бамалко первым сказал, что нет никаких признаков тыловой группы, которая должна была последовать за нами. Им уже полагалось обогнуть последний изгиб дороги и где-то укрыться. Но ярость шторма усилилась, а они не появились.
Оставив двух охранников смотреть в оба, Бамалко поманил нас обратно в кедровник, где стояли лошади. Там было сравнительно сухо и несколько тише, потому что дальше от реки.
– Алидризи предстоит еще долгий путь, и при таких темпах он будет ехать в темноте, – заявил монсферранец. Вода ручьями текла по его плащу, и Бамалко походил на какого-то речного духа первобытной мифологии. Остальные выглядели также. – Не разумнее ли былр бы ему остаться на ночь в убежище со всеми своими людьми и продолжить путь уже утром? Если он прибудет в Калессос с опозданием, это не покажется подозрительным – в такую погоду.
– Он опоздает на целый день, – возразил Текрей.
– Никто не ожидал, что шторм окажется таким сильным, поэтому его клан поймет. Да и кто станет задавать вопросы?
– Сфера. – Текрей бросил на Мауриза еще один недружелюбный взгляд. – Не сейчас, а когда они обнаружат, что их люди пропали.
– Это тоже можно списать на шторм, – возразил Мауриз. – Но… – Раздался поистине оглушительный удар грома, и я вздрогнул. – Фетида, я никогда не видел такой ужасной погоды на Архипелаге. Нам действительно нужно проверить, прав ли Бамалко. Если люди Алидризи уехали с ним, значит, мы сможем раньше отправиться в путь. Если не уехали – нам, возможно, стоит принять радикальные меры.
– Только в крайнем случае, – твердо заявила Палатина. – Нельзя, чтобы Алидризи заподозрил неладное, если он сегодня же отправится дальше в Калессос.
– Что бы он сделал с каретой? – спросил я. – И с лошадьми?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67