https://wodolei.ru/catalog/accessories/ershik/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кроме того, Венатический Орден уполномочен председательствовать и принимать участие в религиозных дебатах с выдающимися еретиками, каковые откликнутся на предложение. Указанным еретикам дается охранное свидетельство на время таких дебатов и в течение месяца после них…»

Почему? Почему Лечеззар на это пошел? Все это так чуждо его принципам – эти идеи проповеди и религиозных дебатов. В прошлом Премьеры их разрешали, но уже много лет они остаются под запретом. Лечеззар верит в огонь и меч, он послал инквизиторов на Архипелаг… а теперь он приостанавливает их деятельность, чтобы предоставить свободу паре дюжин проповедников? Значит, он что-то затевает.
– Почему он это позволил? – прямо спросил я Сархаддона. – Это твой план или его?
– Идея Венатического Ордена принадлежала мне, и я убедил некоторых из моих наставников обратиться к Премьеру за одобрением. Я буду откровенен с тобой, Катан: мы вполне отвечаем его цели. Лечеззар объяснил мне, почему он позволяет нам это делать. Он послал сюда инквизицию, и население в ужасе от того, что они совершат. Уже было несколько сожжений, и их число намного возрастет, если инквизиция будет действовать по-своему. Мы предлагаем надежду, выход без лишних страданий. Если нам дадут полную свободу действий, если еретики не будут препятствовать нам, то инквизиции прикажут преследовать лишь тех инакомыслящих, кто открыто бросает нам вызов.
– Политика кнута и пряника.
Он едва заметно кивнул. Я уставился на пергамент, подписанный и санкционированный самим Премьером. Я уже видел премьерскую печать, и Сархаддон ни в коем случае не мог это забыть.
– Все, что я прошу, это отсрочку, – заговорил он после паузы. – Чтобы ты и другие еретики позволили этому плану осуществиться. Это красивый остров, даже в такую скверную погоду, и я не хочу видеть, что будет с ним после Священного Похода. Лечеззар хочет, чтобы его запомнили как Премьера, покончившего с ересью, хотя мы оба с тобой знаем, что этого не произойдет. Но я хотел бы знать, что Сфера дала тебе шанс остановить надвигающуюся бурю.
– Я не уполномочен давать разрешение. Тебе следует поговорить с вице-королем.
– Я тебя убедил? Если ваши экстремисты воспользуются перемирием, чтобы начать атаки на нас, отсрочка закончится. Вы ничего не делаете, и инквизиция ничего не будет делать. Тем временем мы попытаемся. Архипелаг – единственное место в мире с таким ожесточенным отношением к Сфере, что ненависть начисто подавляет рассудок. Мы оба знаем, что есть на свете скрытые еретики, но террор – не метод для борьбы с ними. И неправильный подход к решению здешней проблемы.
Я тщательно свернул пергамент и отдал Сархаддону. Потом отвернулся к боковому коридору и посмотрел в залитое дождем окно на серое небо. Если бы это предложение было искренним – но возможно ли такое? Это была оливковая ветвь, и я так хотел в это верить… но если Сархаддон добьется успеха, тогда конец нашим мечтам о прекращении власти Сферы.
Или нет? Кэмбресс одержал верх над Сферой, не отступая от религиозного закона. Кэмбрессцы поддержали принципы Рантаса, но там не было инквизиции, не было сожжений и даже судов над ересью за шесть десятков лет. Микас рассказывал мне, что кэмбрессцы терпимы ко всему, что не посягает на государство или военный флот – что в Кэмбрессе по сути одно и то же. Возможно, он преувеличивал, но я знаю, что его отец посещает только одну церемонию в году, гораздо меньше абсолютного минимума. Тогда его отец был суффетом, а теперь он адмирал и старший член совета Кану.
И за последние недели я понял, насколько хрупка наша мечта, учитывая враждебность императора и неоспоримый факт, что войну Архипелагу не выиграть. Но Равенна… она никогда, никогда не смирится. Она лишилась почти всего по милости Сферы. Равенна ненавидит жрецов со страстью, на которую я просто не способен. И она знает Сархаддона только как человека, который собирался поджечь наш погребальный костер.
– Я бы хотел поговорить с другими, – сказал я наконец. – То, что ты говоришь, дает мне надежду, несмотря на подпись Лечеззара, но без их согласия мое слово для тебя бесполезно.
– Эти другие включают вице-короля?
– Ты хочешь просить аудиенции?
– Я думаю, это была бы хорошая идея. И возможно, мои слова внушат больше доверия, если вице-король выслушает меня в твоем присутствии и в присутствии других, кем бы они там ни были. Потом я уйду и дам вам обсудить это предложение.
– Пожалуй, – неохотно ответил я, терзаясь сомнениями. А хорошая ли это идея? Или я даю Сархаддону возможность, которую он ищет для… чего? Кроме лишения нас народной поддержки, способной предложить только сочувствие, я не мог представить, чтобы его план, мог таить какое-то коварство. Даже согласие Лечеззара имело смысл, если учесть, во что обойдется ему Священный Поход. Я знал, что последний Поход истощил премьерскую казну, несмотря на все добытые трофеи. Захват Лепидора должен был обеспечить деньги для будущего Похода.
– Какую роль играет в этом Мидий? – Я снова повернулся к Сархаддону.
– Он поймет логику Премьера. Для него здесь тоже есть выгоды.
– Хотя его лишат возможности устроить резню?
– Ты преувеличиваешь его кровожадность. Если все получится, его участие будет хорошо вознаграждено. Возможно, местом старшего аварха в Экватории.
– А все те, кто ждет казни в инквизиторских тюрьмах? Что будет с ними?
– Мои братья предложат им отречение. Именно это мы пытаемся четко изложить: Сфера примет падших. Некоторые откажутся оставлять свою веру и будут сожжены, но казней все равно будет меньше.
– Но ты сможешь изменить процедуру? – настаивал я. – Виновен, пока не доказана невиновность. Вот что вызывает ненависть.
– Пойми, я не главная фигура. Я не могу перевернуть землю.
Значит, обещаний не слишком много. Сархаддон не собирался лгать – по крайней мере явно, – чтобы заручиться моей поддержкой.
– Если ты подождешь, я схожу к вице-королю и передам то, что ты мне сказал.
– Непредвзято?
– Непредвзято. Тебе придется ждать здесь – это не мой дворец, и я не осмелюсь пригласить тебя пройти дальше.
– Хорошо. Здесь по крайней мере сухо, – добавил Сархаддон с оттенком прежнего мрачного юмора.
Я оставил его в холле, а сам пошел искать вице-короля, выбирая самый длинный путь по задним коридорам. Я должен был дать себе время подумать.
Можно ли верить тому, что рассказал мне Сархаддон о тех решающих минутах в Лепидоре? Что Этла собиралась нас пощадить или по крайней мере избавить от костра? Она и ее собратья, в том числе Сархаддон, вторглись в мой дом, отравили моего отца, едва не убили моего приемного брата. Этла приговорила меня и других к смерти, и по ее приказу нас привязали к столбам. Правда ли, что она не пошла бы дальше?
Но Сархаддон был только младшим жрецом, на чью верность Этла, конечно, не рассчитывала. А теперь он пришел с посланием мира и примирения. Стал бы Премьер затевать это лишь для того, чтобы поймать меня в ловушку? Верить в это было бы верхом высокомерия, а то, что такая мысль вообще мелькнула, показывало, каким пагубным было влияние Оросия. Я не был лидером ереси, и насколько мне известно, Сфера даже не знала о моем происхождении.
И если предложение Сархаддона – это поставленная с дальним прицелом западня для вождей ереси… то для этого есть более эффективные методы. Сархаддон пришел просить меня о посредничестве.
– Я приму его, – ответил вице-король.

Глава 23

Прошло два дня, и бледное, полинявшее солнце проглянуло сквозь тучи, озаряя город Тандарис, в первый раз за много недель. Слишком слабое, чтобы давать резкие тени, оно тем не менее придало зданиям новый вид, красные и голубые цвета сильнее заиграли на белом фоне, и зелень деревьев приобрела особую сочность. Тандарис был городом тепла и света, и серость зимы не отдавала ему должное. Его построили до Войны, когда между сезонами почти не существовало различия, и ущерб, который мы увидели, пока шли из дворца вниз по холму, свидетельствовал о том, как неприспособлен этот город к ударам штормов.
Мы обогнули груду камней и веток, где упавшее апельсиновое дерево проломило стену сада. На его стволе стоял человек, топором обрубая сучья, а беловласый старик и мальчик оттаскивали те, что он уже срубил. Когда мы проходили мимо, они с любопытством посмотрели на нас, не здороваясь, но без враждебности.
Из дома напротив донесся стук молотка. Перед ним, вокруг кучи разбитой черепицы, стояла загородка.
– Эй, там, берегите головы! – крикнул кто-то. – Крыша еще ненадежна.
– Спасибо! – крикнула в ответ Персея и снова повернулась к нам. – Я никогда не видела столько разрушений. Каждый дом, смотрите. Хорошо еще, что Сфера не отрезала весь город, это было бы ужасно.
Она права, подумал я, когда мы подошли к перекрестку. Пострадали все без исключения дома – разбитые окна, болтающиеся или сорванные ставни, – а выше по улице, через перекресток, виднелась еще одна груда упавшей каменной кладки, которую разбирали полдюжины человек.
– Что случилось с Агатоклесом? – спросила Персея, когда мы повернули налево, проходя через крошечную площадь с заколоченной таверной на другой стороне. Разбитая вывеска пьяно висела на своей опоре, слова «Таверна Агатоклеса» были едва различимы, а на деревянной двери чернел выжженный знак пламени.
– Арестован, – мрачно сообщил Лиас. – Неделю назад. Очевидно, ты не часто ходишь этой дорогой.
– Это не самый короткий путь, – ответила Персея, когда мы завернули за угол, и таверна скрылась из виду.
Здесь появились признаки жизни: открытые лавки, один-два поднятых навеса и больше людей, чем я увидел за все три недели моего пребывания у Сэганты. В утреннем воздухе звучали людские голоса, пахло фруктами и хлебом. Мы все еще находились в нескольких улицах от рыночной площади – один из недостатков проживания во дворце. Когда-то здесь была городская крепость, еще до того, как в ста футах выше был построен ныне разрушенный Акролит, и внешние стены еще оставались достаточно толстыми, чтобы выдержать осаду.
Везде чувствуется атмосфера напряженности, атмосфера ожидания, подумал я, когда мы стали спускаться по широкой кривой улице, ведущей к рыночной площади. Не ощущение надвигающейся гибели, нет. Скорее казалось, что город затаил дыхание. Ожидает услышать, действительно ли миссия Сархаддона положит конец страху.
– Мы забываем, что больше всего люди хотят жить, – заметила Персея, провожая взглядом мамашу, ведущую семерых детей – явно своих и чужих, в ворота с эмблемой в виде пера. Перо обозначало школу. – Для них главное, чтобы от политики вреда не было.
– Как и от религии, – откликнулась Телеста. – Нигде в мире простые люди не боятся Сферы так, как здесь.
– Я бы не стала говорить столь категорично. Во многих местах это больной вопрос, просто именно здесь проблема стала реальной. – Персея обвела рукой вокруг себя. – Если будет еще один Священный Поход, Тандарис повторит судьбу Посейдониса: всех безжалостно убьют или обратят в рабство и вывезут в Хэйлетту. Вот почему мы даем Сархаддону шанс.
– У нас все равно остается проблема Оросия.
– Оросий в Селерианском Эластре. Инквизиция здесь. Если Сархаддон сдержит слово…
– То что? – резко спросил Мауриз. – Что именно он сделает? Если еретики раскаются, присоединятся к нему в молитве, то все станет прекрасно, так, что ли?
– Сархаддон предлагает амнистию, как вы могли бы заметить, – ответил ему Лиас. Здоровяк сдерживал свое раздражение, зная, что больше ему не придется терпеть Мауриза. – Его дело, как он это организует.
– А вы подумали, что произойдет, если Сархаддон добьется успеха? Вы окажетесь в изоляции, лишитесь народной поддержки. Ладно, дайте ему отозвать инквизицию, но не сидите сложа руки. Не ждите, что все, как по волшебству, станет хорошо, потому что этого не будет. Вы подумали, сколько власти он получит, если добьется своего?
Скартарис твердил то же самое и во время аудиенции, данной Сархаддону, и так достал вице-короля, что тот велел ему заткнуться или уйти. Почему-то идея Сархаддона вызывала у Мауриза непримиримую ненависть.
Но Скартарис был прав. Палатина тоже предвидела эти последствия, и за два дня споров мы так и не пришли к согласию ни в чем, кроме одного: мне надо как можно скорее поговорить с Равенной. Однако от ее гонца не было никаких вестей, и я боялся, что Равенна отозвала его, когда мы согласились на условия Сархаддона. Идея сотрудничества со Сферой, на которое намекал Сархаддон, была отвратительной, но какие другие пути у нас есть? «Эон» выбьет подставку из-под власти Сферы. Но будет ли это иметь значение, если население будет успокоено речами Сархаддона?
Если эти речи будут успокоительными. Сегодня состоится первое обращение венатитов к народу: Сархаддон и один из тех мудрых наставников, о которых он так восторженно отзывался, будут чередовать свои речи, соединяя страсть и логику. Сархаддон действительно стремится к примирению? Или это будет пустая риторика?
«Жрецы Сферы удерживают власть двести лет, – вспомнил я слова Равенны, сказанные той ужасной ночью в камере под дворцом моего отца. – Они изменили историю, они возвысились, чего раньше никогда не бывало. Случались священные войны, я знаю. Но за все то время был только один реально серьезный конфликт, на Архипелаге около двадцати пяти лет назад, потому что Премьер оказался сторонником слишком жесткого курса. Сфера никогда не пользовалась там особой популярностью, но жизнь продолжалась. Люди не возражали против жрецов, пока их распри с правителями не выходили за пределы дворцов. Но в Священном Походе они не ограничились правителями, они захотели преподать урок населению. Вот почему их так ненавидят.»
Дорога повернула обратно и снова пошла параллельно склону, образуя пологий спуск. Из-за большой крутизны прямой путь был бы слишком неудобным. Торговых лавок стало больше, и справа, между двумя зданиями, обнаружилась небольшая мощеная площадка со скамейками и балюстрадой, венчавшей купол стоящего внизу дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67


А-П

П-Я