Не верю своим ушам! Та, что вечно предупреждает об опасности, кроющейся в каждой тени, готова толкнуть меня в мрачный проем, темной пастью разверзнувшийся перед…
«И вовсе не темный!»
Верно. Из неурочных сумерек, принесенных белой пеленой, выплыл огонек свечи, находящейся в руке мужчины, способного произвести какое угодно впечатление, но только не душегуба. И пусть говорят, что особенно жестокие насильники и убийцы всегда оказываются внешне крайне обаятельными людьми, у вышедшего ко мне навстречу человека в выражении лица присутствовало то, что никогда не было свойственно ни одному злодею. Усталость.
А ведь я тоже еле-еле стою на ногах. Забавно, но так всегда бывает: пока не думаешь об отдыхе, можешь прошагать десятки миль без остановки, а стоит присесть на придорожный камень передохнуть, и спустя несколько минут понимаешь, что сил не осталось. Ни капельки. К тому же свет свечи и теплое дыхание обитаемого дома так заманчиво уютны…
– Добрых дней и мирных ночей вашему дому! Не откажете путнику в ночлеге?
«Сколько раз можно напоминать: не подсказывай отрицательный ответ самим вопросом!»
Ты так боишься остаться на улице?
«Я пекусь исключительно о твоем благе».
Не бойся. Все будет хорошо. Даже если меня вытолкают взашей, это произойдет… Как ты там говорила? Девственно и прекрасно в своей непредсказуемости.
Мантия фыркнула.
«Вот с „непредсказуемостью“ ты попал впросак. Любое здравомыслящее существо скажет тебе, что после такого вопроса не может последовать ничего иного, кроме…».
– В тумане, приползшем с Гнилого озера, грешно отказывать в ночлеге, будь просящий даже распоследним негодяем.
Еще одна местная страшная сказка? Гнилое озеро? Нет, и не уговаривайте, на ночь не хочу узнавать ни малейших подробностей!
Утро оказалось ничуть не уютнее вечера, потому что туман успешно спрятал за собой весь небесный свет, пропустив лишь малую часть солнечных лучей, по всей видимости, больше в издевку, нежели чтобы помочь отличить наступающий день от прошедшей ночи. Но запасливым хозяевам не страшны никакие капризы природы: весь мой путь по коридору второго этажа и лестнице вниз отмечали не слишком ярко, но вполне убедительно горящие огоньки крошечных масляных ламп.
– Не припомню, чтобы в других гостевых домах, где я бывал, так заботились о постояльцах.
Дурацкое начало беседы, но удивление попросилось на волю, и я не счел необходимым сдерживать его неожиданный порыв. Впрочем, хозяин ответил вежливо, с еле заметной ноткой вины в голосе:
– Все услуги будут учтены в сумме оплаты.
Ого. Плохая новость. Представляю, сколько он с меня тогда потребует! Будь здесь несколько постояльцев, плата за свет в переходах наверняка была бы поделена между всеми, а так… Права была Мантия: придется все-таки заняться небогоугодными делами. Например, убить хозяина, вот тогда постой обойдется мне совершенно бесплатно. Впрочем…
…Убить… отнять жизнь… отнять годы… как долго живут люди?.. по меркам мира – ничтожные мгновения… вот он был, вот его не стало, но ничего не изменилось… как только об умершем сотрется последняя память, нити Гобелена перестанут колыхаться, вернувшись в изначальное состояние, все станет прежним, как будто человека и не было на свете… но я дам ему шанс… я слишком устал от принятия решений… надоело…
Попробовать закончить дело миром? Хорошая идея. К тому же не только звонкие монеты могут стать платой.
– Почтенный хозяин, денежные средства, которыми я располагаю, слишком…
– Скудны? – опередил меня собеседник, но даже не дождался утвердительного кивка с моей стороны, торопливо продолжая: – Об этом я и хотел поговорить. Вернее, предложить вам небольшую сделку.
Вот это поворот на всем скаку! Так недолго и из седла вылететь.
– В чем она состоит?
Мужчина посмотрел на меня искоса, словно прикидывая, достоин ли я доверия, и, видимо, результат оказался удовлетворительным, потому что беседа продолжилась:
– Я беру за постой большую плату. Больше, чем во всех прочих гостевых домах города. Но если вы пообещаете молчать о моей уступке, скину с суммы половину.
– Но…
– Две трети.
Похоже даже не на предложение, а на отчаянную просьбу остаться в стенах этого дома.
– Зачем вам это нужно? Не могу поверить, чтобы торговец, продающий ночлег, действовал себе в убыток.
– Не бойтесь, свою выгоду я не упущу.
Понимаю: подробного описания причин, вынуждающих отказываться от большей доли выручки, я из этих уст не услышу. Да и не нужно. Разве меня волнуют чужие беды? Правда, ради соблюдения правил торговли все же следует уточнить:
– А если я не соглашусь и уйду?
– Не стану вас удерживать. Всего лишь возьму полную плату за ночь.
Слово «полную» прозвучало чуточку угрожающе. Или мне только показалось?
Помню, старик Мерави, который, конечно, еще не был стариком во времена нашего знакомства, но мне казался таким же древним, как песок пустыни, предупреждал: никогда не вступай в сделку, если предложение следует только с одной стороны, тем более когда эта сторона не твоя. Принимая чужие условия целиком и без изменений, ты не заключаешь торговый договор, а попадаешь в кабалу, ведь за любым договором всегда следят, каждый в оба глаза, Карун и Кейран. Именно поэтому в Южном Шеме, где правила Золотой охоты исполняют со всей возможной старательностью, «Жители Южного Шема горячи нравом и изменчивы настроением, как барханы Ар-Мадайны, недаром среди этого народа родилось и еще родится множество знаменитых воинов и искусных бойцов. Но жар пустыни способен испепелить все живое, и только на избранных богами клочках земли цветут сады и пасутся тучные стада. Посему издревле народ Южного Шема разделился на воителей и торговцев, ведь любую вещь на свете можно или взять силой, или купить. И в своих торговых делах южане ничуть не уступают хваткой воителям, потому искусство мены товаров и называют Золотой охотой… Главное божество торгового Юга – Карун, покровительствующий продающим и покупающим, алтари в его честь можно найти в самом глухом углу, в самом затерянном месте пустыни. Но если зайти за любой такой алтарь, неважно, пышный или скромный, на его обратной стороне всегда увидишь черный лик Кейрана. Эти божества – единокровные братья, вместе, в один и тот же миг вышедшие из чрева Фахийи, матери матерей, и Кейран столь же пристально наблюдает за торгующими, как и его брат, но совсем с иной целью. Он терпелив и, как говорят южане, рано или поздно дожидается своего: заключения сделки, в которой одна сторона принимает все условия другой без споров. И души тех, кто по незнанию или умышленно попал в кабалу миирта – неравного соглашения – после смерти тел поступают в вечное услужение Кейрану…»
(«Бытописания земель, великих и малых», Большая библиотека Дома Дремлющих, Читальный зал).

ни одна покупка не может состояться до тех пор, пока продавец и покупатель всласть не поторгуются друг с другом.
Ночь я смогу оплатить, правда, не хотелось бы опустошать кошелек: кто знает, когда мне могут пригодиться монеты? Зато от одной вещицы избавился бы с удовольствием, почти с наслаждением, поскольку свято верю в народную мудрость, утверждающую, что чем раньше убрать ненавистный предмет из поля зрения, тем быстрее память о нем выветрится из сердца.
– Хорошая сделка. И хотя на нее у меня не хватит денег, не беда. Я тоже некогда приобрел дурную привычку торговаться и… У меня есть что вам предложить.
Кладу на хозяйский стол рядом с книгой записи постояльцев яркий сверток.
– Что это такое?
– Накидка. Такие носят на юге. В наших краях южный шелк редок, и ваша жена или дочь, думаю, будут рады обзавестись обновкой, которая по карману не всякому удачливому купцу.
– Предлагаете купить?
…Купить… продать… это целая память… это всего лишь память… пусть убирается на все четыре стороны, а если не захочет уйти по-хорошему, выгнать ее взашей… купить… продать… но тогда останутся монеты, запятнанные новыми воспоминаниями… нет, никакой продажи…
– Взять вместо платы за ночлег. Вернее, за две ночи и три дня, потому что, как только паром вернется, я уйду.
«И все-таки с головой у тебя не очень хорошо… – с нажимом повторила свои опасения Мантия. – За этот отрез шелка ты мог бы купить весь дом целиком».
Сейчас я меньше всего думаю о деньгах, драгоценная. Мне нужно…
«Самоутвердиться, вот что тебе нужно! Думаешь, избавишься от куска ткани – и сразу забудешь все обиды на Саэнну и ее обитателей?»
Ты, как всегда, попала в самый центр мишени! И не просто думаю. Убежден.
Мантия предпочла промолчать, но и в установившейся тишине чувствовалось, насколько моя спутница разочарована.
Хозяин нахмурил русые брови, в которых уже предательски проступала седина, и качнул головой:
– Не смогу купить ваш шелк. У меня не хватит денег.
– Почему купить? Вы не поняли, почтенный. Обменять. Вы даете мне крышу над головой, я даю вам накидку. Ну, может быть, еще попрошу немного еды.
Он растерянно расширил глаза, чтобы тут же подозрительно их сузить:
– Вас кто-то подослал? Чтобы разнюхать, как у меня идут дела?
Эх, ну почему люди вечно любое доброе деяние поначалу принимают за нечто ужасное и смертоносное? Сам не желает признаваться, из-за чего навязывает незнакомцу сомнительную сделку, а когда я высказал в точности такое же по своей сути предложение, заподозрил неладное и вспылил. Впрочем, обстоятельнейший рассказ о происхождении шелковой вещицы и моего к ней отношения не потушил бы огонь настороженности, скорее наоборот.
…Подослал… о, как ты ошибаешься… я не служу никому, я свободен, я наконец-то могу поступать, как мне угодно… я могу размазать по полу тебя и твои обвинения…
Хочешь искренности? Пожалуйста.
– Если бы мне надо было что-то разнюхать, я бы ушел, не дожидаясь утра, потому что хватит и пары часов, чтобы понять: дела ваши не слишком хороши.
Мужчина сжал кулаки, наивно полагая, что длинные рукава рубашки помешают мне заметить ощетинившиеся костяшками кисти натруженных рук.
Мало? Могу добавить.
– В вашем доме нет ни прислуги, ни постояльцев. По меньшей мере половина, а то и все комнаты давно не топлены и не сушены, остов дома того и гляди начнет гнить изнутри. Я еще чего-то не заметил? Может быть. Но и увиденного достаточно. Вы разоряетесь или уже разорены. Угадал?
Он бессильно опустился на стул.
– А ведь вчера, пуская вас, я подумал, и на мгновение эта мысль принесла мне покой… Я подумал, что вы пришли по наши души и все наконец-то закончится.
– Души?
Из тени дверного проема, ведущего в кухню, выступила невысокая фигурка. Девушка? Скорее девочка. Настороженный взгляд, закушенная губа, тонкие пальчики, вцепившиеся в складки юбки.
– Дочь, – ответил хозяин на не высказанный мной вопрос.
– Значит, вы приняли меня за…
– Убийцу. И поверьте, вчера вечером я впервые закрывал глаза с надеждой.
Потому что не ждал утреннего пробуждения. Что ж, и такое бывает. Но какие обстоятельства могли настолько одурманить разумного с виду человека, чтобы во мне он увидел наемного убийцу? Я почти оскорблен.
– Не хотелось бы расспрашивать, и все же…
Однако разговор пришлось прервать: чья-то ладонь, и, судя по жалобному всхлипу петель, намного сильнее моей, распахнула входную дверь.
Они вошли молча, но вовсе не тихо. Глухой шелест кольчужных колец, прячущихся под форменными кафтанами, стук стальных набоек на каблуках, прерывисто-взволнованное дыхание одного человека и намечающаяся одышка второго, пропитанная приторным запахом чего-то горьковато-гнилостного.
Совсем молодой парень, если свет свечей меня не обманывает, и мужчина постарше, переваливший в жизненном плавании за сорок лет. Бляхи, на цепочках свисающие с правого плеча каждого, жаль, не разобрать, о чем повествует чеканка. Нарочно выставленные напоказ короткие мечи в новеньких ножнах – оружие, нежно любимое обитателями узких улочек и темных тупиков. Если сложить впечатления вместе, получается единственно возможный ответ. Служители закона и порядка? Наверняка. Представители противной стороны предпочитают скрывать признаки своей профессии.
– Доброго дня, капитан! – Хозяин гостевого дома поспешил привстать из-за стола, приветствуя нежданных посетителей. – Желаете получить комнату?
– Комнаты будет мало, ты же знаешь, – одним дыханием произнес старший из вошедших с улицы мужчин, а затем продолжил громче, но с тем же недобрым холодком в голосе: – Как поживаешь, Тарквен? Все процветаешь?
– Да вот как раз принимаю постояльца.
Хозяин вновь сел на лавку и слегка подрагивающими руками пододвинул книгу записей к себе поближе, одновременно накрывая ею шелковый сверток.
– И где же тебе удалось его отыскать?
Капитан подвигал челюстями, словно что-то пережевывая, и гнилостный запах стал заметно сильнее. Интересно, что за мерзость он жует?
– Мой дом открыт для любого.
– А этот любой знает, сколько ты берешь за постой?
Стражник шагнул вперед, резко повернулся в мою сторону, чуть наклонился вперед, посмотрел на меня снизу вверх и повторил, обращаясь невесть к кому:
– Знает?
Похоже, меня угораздило попасть в переплет там, где трудно было усмотреть подвох. Противостояние властей и торгового люда – вещь старая, как само время, и нет никакого смысла оказываться между двух огней, но…
…ты думаешь, что меч на поясе равен по своей силе скипетру в руке властителей?.. думаешь, что вправе вмешиваться в дела других?.. я не принадлежу ни к твоим подчиненным, ни к чьим-либо еще, у меня нет хозяина, и ты им тоже не сможешь стать, сколько бы ни пытался… ты слишком ничтожен и не заслуживаешь даже отпора… ты всего лишь разряженная ярмарочная кукла в шутливом представлении, над которой все смеются… и я посмеюсь…
Я свободен от обязательств и могу поступать так, как мне вздумается. Например, немного пошалить, улыбаясь:
– Мы сошлись в цене.
Капитан, не предполагавший получения ответа, на целый вдох замер, внимательно изучая мое лицо мутно поблескивающим взглядом, потом выпрямился и повернулся ко мне спиной, бормоча:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10