После долгих приветствий нас провели в забитую вещами жилую комнату, которая могла бы служить и комнатой для показа в магазине по продаже итальянской плюшевой мебели. Через несколько минут жена хозяина подала нам кофе и сладости, поставив поднос на темный деревянный кофейный столик. Она дружелюбно улыбнулась нам и покинула комнату.
Фадлаль не относился к тем людям, которые зря теряют время. Как только женщина вышла, он вынул из кармана большую пачку долларовых банкнот и передал ее хозяину. Он сказал ему что-то по-арабски и дал мне понять, что я могу угощаться. – Мы скоро уйдем. Выпейте кофе и поешьте. Мы возвратимся в Иерихон, проведем там остаток дня и вернемся в Амман, когда сменятся патрули на мосту.
Я кивнул и отхлебнул горячего кофе. Тут внезапно послышался резкий стук в дверь. Фадлаль широко раскрыл глаза, лицо хозяина побледнело от ужаса. Что-то было не так. В течение секунд в комнату ворвались несколько израильских солдат, направили на нас оружие и закричали на иврите тем, кто остался снаружи. – Мы взяли их. Обыщите оставшуюся часть дома! Давай, давай! Повсюду были солдаты. Мы слышали крики женщин и звон разбитой посуды.
Один из солдат быстро защелкнул на моих руках пластиковые наручники. – Что здесь, черт побери, происходит! – закричал я по-английски. – Я протестую! Я британский подданный и требую сказать мне, что здесь происходит!
– Спокойно, – сказал офицер и направил на меня автомат. – Введите его сюда, – сказал он кому-то, стоявшему в зале за ним. Втащили одного из стариков, которые сидели на противоположной стороне улицы. Несколько секунд он стоял молча. Офицер прорычал ему что – то по-арабски. Старик показал на Фадлаля и что-то сказал.
Произошло именно то, чего я боялся. Худшего просто не могло быть. Отсюда не было выхода. Моей единственной надеждой было – держаться за свою легенду британского подданного и пытаться блефовать до конца. – Он иорданский офицер, – говорили они. – Другие, вероятно, его люди. В Рамалахе мы выбьем из них больше. Я знал, что что-то нужно сделать. Я мог бы выпрыгнуть из окна, рискуя быть застреленным. Это было бы лучше, чем попасть в Рамаллах на допрос у «Шабак».
– Уведите его вниз, – сказал офицер и показал на Фадлаля, – и его. Он показал на хозяина. Меня и водителя они оставили лежащими на полу, под охраной двух солдат. Когда другие вышли из поля зрения, водитель начал говорить солдату что-то по-арабски. – Он говорит, что он «вонючка». Он хочет, чтобы мы позвали босса. Солдат, который говорил по-арабски, подошел к водителю, поднял его за воротник, приставил ствол к затылку и толкнул его к двери. Внезапно он оступился, и его оружие выстрелило. Выстрел оглушил нас, кровь брызнула на стены. У водителя оторвало полголовы. Солдат оставил его, и он упал на пол как мешок картошки. Солдат закричал на своего приятеля: – Ты сошел с ума! Смотри, что ты наделал! Ты сошел с ума!
– Это был несчастный случай, – закричал в ответ второй солдат. – Проклятый несчастный случай. Он подбежал ко мне, взял меня за воротник и закричал на иврите: – Несчастный случай, не так ли? Несчастный случай! Я ничего не мог сказать и только кивал. Другой солдат завопил: – Застрели его, ты должен его застрелить. Он свидетель и он все расскажет. Застрели его, идиот, или я это сделаю. Он направил на меня винтовку и подошел поближе. Я услышал, как кто-то поднимался по лестнице. Потом я увидел, как солдат положил палец на спусковой крючок. Я надеялся, что все произойдет быстро. Я сказал самому себе: «Белла, я люблю тебя, прости меня за все». Солдат передернул затвор и я понял по звуку, что магазин пуст.
На какой-то момент установилась тишина. Я крепко зажмурил глаза в ожидании смертельного выстрела. Тут я услышал громкий смех Фадлаля. Мгновенно мне стало ясно, что все это было просто проверкой. Но, черт побери, как он втянул солдат в эту игру?
Фадлаль подошел ко мне и помог мне подняться. Он снял мои наручники и провел к машине. За рулем сидел новый водитель, и мы двинулись в путь. По дороге Фадлаль мне все объяснил. Солдаты были палестинцами из спецподразделения иорданской разведки; они почти с 1968 года действуют в Западной Иордании. У них целые склады израильской военной формы и оружия и они пользуются ими при всех видах разведки. Они работают по всей стране и очень хорошо говорят на иврите. В первую очередь, они – «пятая колонна» на случай войны, так же как это делали немцы за линией фронта во Второй мировой войне. Когда они начали действовать на оккупированных территориях, то было решено использовать их постоянно. Они наблюдали за маневрам израильских войск и поставляли много тактической информации прямо с передовой.
Водитель был настоящим предателем и давно был под подозрением. Фадлаль решил ликвидировать его так, чтобы проверить меня. У него больше не было никаких сомнений, что я не работаю на Моссад.
Переезд границы назад в Иорданию был для меня таким же стрессом, что и утром. Охрана сменилась, но проверка проводилась так же тщательно и долго, что казалась бесконечной.
На другой стороне мы сели в такси и поехали в Тель-Нимрим, где нас на краю улицы ждал светло-голубой лимузин с кондиционером. Остаток дороги до Аммана я проспал. Фадлаль разбудил меня, когда мы приехали, и сказал, что мы все вместе через час поужинаем в большом зале ресторана гостиницы. Я должен был переодеться и спуститься вниз.
Там были все: Зухир, Альберт, Фадлаль и толстяк со свои молодым помощником. У меня все еще болела голова, а в ушах стоял звон от выстрела в доме в Рамаллахе. Я не был в шоке, об этом позаботилось мое долгое обучение в Моссад, но я все никак не мог убрать из памяти это переживание. Не говоря уже, об иорданском подразделении, которое там так здорово выступило в роли израильских солдат. Я внезапно ощутил новое уважение к людям, собравшимся за столом. Мое высокомерие, которое определяло мое поведение еще сегодняшним утром, пропало. Я сидел вместе с группой очень способных и очень опасных людей.
О моей маленькой экскурсии не говорили, но то тут, то там возникали признаки того, что они знали все – они улыбались. После трапезы все ушли, только Альберт пошел со мной в бар гостиницы. Мы сидели на больших плетеных стульях за медным столиком. Я заказал пиво, а Альберт еще кофе, при людях он не пил спиртного.
– Я слышал, как прошел день, – сказал он, наконец.
– Это не было прогулкой, могу сказать твердо, – сказал я и закурил.
Он склонился вперед и кивнул в другую сторону бара. Несколько человек сидели за столиком, и, казалось, что углубились в беседу. – Знаете ли Вы, кто этот человек вон там?
– Большой мужчина с окладистой бородой кажется мне знакомым, но я не знаю, кто он.
– Хабаш, Джордж Хабаш из Народного фронта освобождения Палестины. Хотите, я представлю Вас ему?
Моей первой реакцией было с ходу ухватиться за такую возможность, но, противореча инстинкту, я ответил: – Нет, спасибо, я предпочел бы уйти отсюда.
– Почему?
– Если он здесь, существует большая вероятность, что за ним наблюдает кто-то из людей Моссад. Я во всех возможных местах видел бесчисленные фотографии участников ООП и других палестинских лидеров. Я не хочу, чтобы кто-то опознал меня на фотографии, снятой в Аммане. Не дожидаясь его реакции, я встал и покинул бар. Он проводил меня к лифту, и мы договорились о следующем дне. Он сказал, что следующим утром заберет меня примерно в восемь часов.
– Нет, я позвоню Вам. Мне трудно здесь заснуть и я хочу выспаться. Я позвоню Вам, когда проснусь.
Он кивнул и вернулся в бар. Я поднялся в номер и позвонил в отель в Вашингтоне. Они передали сообщение Белле, когда она позвонила, в любом случае, они так сказали. Я разделся и стоял бесконечно долго под горячим душем. Я устал и никак не мог прогнать из памяти солдата, выстрелившего человеку в затылок. Мне хотелось завыть, но я не мог. Я просто стоял и думал обо всем и ни о чем. Я только хотел, чтобы все закончилось, и в памяти было только одно воспоминание – никаких воспоминаний.
***
Два следующих дня мы создавали механизм безопасности для предотвращения проникновения «кротов». Он строился по образцу Моссад. Иорданцы хотели ввести регулярные проверки на «детекторе лжи» и проводить время от времени внезапные проверки в воинских подразделениях, в основном среди военных в низких званиях.
Затем должна была состояться систематическая проверка всего персонала, работающего в иорданских посольствах во всем мире, но, прежде всего в Европе. Почти все завербованные Моссад агенты – это люди, работающие в посольствах или обучающиеся за границей, прежде всего военные. Так как у Моссад не было времени двигать таланты в надежде, что они в один прекрасный день займут высокие должности, обеспечивающие им доступ к информации, он охотнее хватается за людей, которые уже заняли такие позиции. Поэтому можно легко идентифицировать группы людей, которые могут быть объектами вербовки.
Я не сомневался, что за короткое время все работающие на Моссад агенты могут быть легко выявлены, как только система заработает. Но перестройка системы займет многие месяцы. В это время сохранить тайну невозможно, так что у Моссад будет вполне достаточно времени, чтобы обезопасить своих агентов. Иорданцы должны долгое время не объявлять общественности, что они разоблачили таких агентов. Вместо этого, им нужно будет постараться перевербовать как можно больше агентов и через них снабжать Моссад дезинформацией. Те, кто не будут спасены Моссад и не будут перевербованы, кончат виселицей.
Я, как и Эфраим, был почти уверен, что иорданцы поделятся приобретенными у меня новыми знаниями со своими иракскими и сирийскими коллегами, которые тоже начнут у себя чистку. У сирийцев было бы много работы, а иракцы искали бы зря – у Моссад вряд ли там были агенты. Ирак считался самым тяжелым местом для работы и поэтому не стоял на верху списка приоритетов Моссад.
Два моих последних дня в Аммане мы провели за разработкой плана по вербовке израильтян, которые могли бы поставлять иорданцам много технологических и тактических сведений. Иорданцы хотели знать, что происходит во всех местах, где есть военные базы.
Кроме того, они хотели узнать, как в чрезвычайных случаях призываются резервисты и выведать распределение специальных разведывательно-диверсионных подразделений, когда они пересекают границу, особенно ситуацию с TRS.
Было решено, что я вернусь в США, а оттуда переселюсь в Канаду, как я и планировал в самом начале. Альберт внесет свой вклад в операцию в Мексике, и мы воспользуемся для операции многими солдатами спецназначения Фадлаля. Я назвал ее операцией «Йешуа», т.е. «Иисус», потому что мы планировали посылать шпионов из того же места и в том же направлении по стране, как шел Иисус, и я не сомневался, что и успех будет таким же.
Шпионы возвращались бы из страны, которая пожирает собственных жителей: казалось, что со времен Иисуса ничего не изменилось.
Последней своей ночью я слушал израильское радио и узнал, что Маргарет Тэтчер посетила Израиль, и что Рональд Рейган наложил вето на блокирование Конгрессом продажи вооружений, особенно боевых самолетов, Саудовской Аравии.
***
Вот теперь я знал, что то, чего хотел Эфраим, действительно функционирует. Мы сделали Иордании прививку против опасностей, исходящих от Моссад. Даже если мы долго еще не сможем провести реформы в самой организации, мы ей все же сможем подрезать когти.

Глава 21
Обратный полет в США прошел без осложнений. Мы приземлились в нью-йоркском «Аэропорту Джона Кеннеди» чуть позже семи часов вечера. Уже из зала VIP, где мы с Зухиром ждали перелета в Вашингтон, я позвонил Белле.
Разговор был краток. Она сказала мне, что хочет в ближайшие дни полететь в США и ничто в мире не сможет ее остановить. Это я всерьез и не пытался. Одна мысль – снова увидеть ее – весила больше, чем все мои надежды. Я не хотел показывать ей по телефону слишком много эмоций, так как Зухир видел меня. Я говорил кратко. Я смог ей только сказать, что я сейчас в Нью-Йорке, возвращаюсь на самолете в Вашингтон, и позвоню ей сам, как только доберусь до отеля. Когда я повесил трубку, меня охватила волна счастья. Я хотел прыгать от радости и целовать всех вокруг, включая Зухира.
Когда мы прибыли в Вашингтон, было уже позже 10 часов. Тут я выяснил, что мне придется подождать на день больше, пока смогу получить свои деньги, потому что был День Памяти Павших, и банки были закрыты. В принципе, мне было все равно, потому что у меня еще оставались деньги из тех, что мне, наконец-то, прислал Эфраим. Но я раздул из этого все же большое дело, чтобы Зухир не подумал, что у меня внезапно появились деньги, если до того я якобы был совсем «пустым». Я сказал Зухиру, что хочу сменить гостиницу следующим утром и позвоню ему, чтобы сказать, куда он должен доставить деньги. Мы расстались в самолете, потому что не хотели вместе выходить из аэропорта.
Около одиннадцати часов вечера я приехал в отель и купил там себе кое-что из еды, чтобы перекусить в номере. Я был так голоден, что мог проглотить гамбургер вместе с бумагой, в которую он был завернут. После ужина и душа я снова позвонил Белле, и она сообщила мне, что прилетит послезавтра в Вашингтон.
Я сказал ей, что собираюсь завтра сменить гостиницу и что я встречу ее в аэропорту. Она пообещала позвонить мне на следующий день, перед отъездом в аэропорт, и я должен был подождать звонка в этом отеле. После того, как я повесил трубку, я чувствовал себя слишком усталым, даже чтобы уснуть. Когда Белла позвонила в четыре часа утра, я все еще смотрел телевизор. Она была по пути в аэропорт; Арик собирался ее подвезти.
Это удивило меня: контакты между бывшими и действующими сотрудниками Моссад были запрещены. Конечно, не нужно было не замечать человека, встреченного тобой на улице, но такую ситуацию контакта с самим бывшим сотрудником и с членами его семьи старались избегать. За этим точно что-то крылось. Но по телефону я не мог задавать подобных вопросов.
У меня было нехорошее чувство, что кто-то готовит какой-то грязный трюк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48