Перед таки путником можно открыть лицо. Ибо великие герои равны Берегущим.
Говорить, что меня неправильно поняли и извиняться, кажется, уже поздно. К нам несут огромное блюдо, с лежащей на нем тушей. Аромат жареного мяса разбудил во мне зверский аппетит. И желудок громко потребовал свою пайку.
Оба Берегущих переглянулись и удовлетворенно заулыбались. Если гость так радуется угощению, то в дом пришла радость. Остальные мужнины и женщины, достойные видеть нашу трапезу, тоже, похоже, улыбаются. Их лица закрыты повязками, но глаза так и лучатся весельем. Странные глаза. Желтые. Или медовые. Только у одного зрителя глаза синие. Даже сине-сиреневые. Где-то я уже видел такие. Но точно не здесь.
Запах мяса сводит меня с ума, и я опять поворачиваюсь к столу. Передо мной, на большой тарелке, голова жареного зверя. В глазницах драгоценные камни. Уши и лоб украшены вроде бы кольчужной сеткой. Ну, очень похожей на золотую. Из пасти торчит какая-то драгоценная фиговина. Но сама голова и пасть… Даже размером с корову, мыша останется мышей. И ее не перепутаешь с коровой.
И временный склероз от меня отступил.
— Сим-Сим! выдохнулось с рычанием.
Синеглазый оказался возле меня. И он уже не улыбался.
— Ты что ж это делаешь, сукин кот?!
Сидящий рядом задрожал, словно я смотрел кадры, снятые пьяным любителем домашнего кино.
— Ты кем это здесь притворяешься?!
Человеческая фигура растворилась, как в тумане, а вместо нее появилось нечто хвостатое и четырехлапое.
— А ну, домой! Быстро!! И меня с собой возьми!
Хотелось мне прихватить блюдо с огромной башкой, да накормить ею Сим-Сима. Но котяра так резво рванул в сторону, что я едва успел поймать длинный черный хвост.
Возмущенное «мяу!»
Боль в руке.
Темнота.
91.
Темнота пахла кровью.
Потом я понял, что у темноты не только запах, но и вкус крови.
Не сразу сообразил, где я и что со мной. А когда сообразил и посмотрел направо, то увидел Сим-Сима. Котяра весьма старательно вылизывал хвост и нервно дергал спиной. Тарелки с угощением и толпы гостей поблизости не наблюдалось. Вид окружающей среды напоминал мою палатку. И сидел я, похоже, на своей собственной подстилке. Знакомой и привычной.
Дом, милый дом.
— Ну и сукин же ты кот, Сим-Сим, — поздоровался я, и лизнул кулак.
Привычно и машинально, словно не в первый раз делал это.
Во рту появился сладковатый, металлический привкус. Мой правый кулак украшали четыре глубокие, уже не кровоточащие царапины.
— Нутер!..
— Господин!
В палатке стало тесно. И шумно. А только что было так тихо и спокойно. Это напомнило мне Ларкин дом. Когда я попал в него во второй раз. Сначала-то показалось, что дома нет никого, кроме нас двоих. А потом что в дом вселился полк, вместе с полковым оркестром. Дом у Ларки совсем не маленький. Но в нем живут три человека и одна собака. Ньюшка Сильва, двух лет от роду и восьмидесяти кило весу. Но дружелюбия и энтузиазма у Сильвы хватило бы и на сто восемьдесят. А когда Ларка завела еще и кошку, дом превратился в испытательный полигон. На прочность испытывалась не только мебель.
В палатку вошла Марла, и все мысли о Ларке исчезли сами собой.
— Привет, Пушистый. Вижу, ты уже проснулся…
— Что значит «проснулся»? Я только что вернулся из…
О возмущении пришлось временно забыть. Потому что я и сам не знал, откуда «только что вернулся».
Марла села возле подстилки, умостила локоть на колено, подперла щеку кулаком. Малек и Крант пристроились рядом. Все внимательно смотрели на меня и чего-то ожидали.
— Ну, и…
Тишина и ожидание.
Как у постели тяжело больного.
Я прокашлялся, словно с докладом собрался выступать, и попробовал еще раз:
— Ну, и долго я спал?
Если я дрых во время Санута, то у меня могут быть большие неприятности. А могут и не быть. Тут кому как повезет.
— Долго. До самого Храма, — улыбается Марла.
— Что все три дня?!
— Четыре.
Марла улыбается еще шире. С такими зубами ей зубную пасту надо рекламировать.
— А как же Санут?
Поворачиваюсь к Кранту.
— Был, — сообщает тот.
— Что, все четыре ночи?!
— Только три.
— А-а… — облегченно вздыхаю я.
Будто дрыхнуть трое суток подряд это еще ничего, а вот четыре…
— Эта ночь четвертая. Санута пока нет.
Таким голосом глубочайшие соболезнования выражают. По радио и телевизору.
— Блин, почему меня сразу не разбудили?!
Я посмотрел на трех незваных гостей.
— Я будил тебя, нутер.
— И я, господин.
— Я тоже тебя будила.
Мои гости переглянулись, и сказали почти хором:
— Мы все тебя будили.
Это прозвучало довольно смешно, но смеяться мне не хотелось. Только не в этот раз.
— Значит, плохо будили, — буркнул я и лег.
Ну, не чувствовал я себя выспавшимся и отдохнувшим.
— Пушистый, тебя трясли, кусали, обливали водой, но ты не просыпался. Наверно, тебя околдовали.
— Я тоже так подумал, — сказал Крант.
— Ну и…
— Я хотел поговорить с колдуном.
Малек улыбнулся.
И этого можно снимать в рекламе.
Потом я представил Кранта, разговаривающего с нашим великохитным, и мне тоже стало весело.
— И чем закончился разговор?
— Я его не нашел.
— Как это? Куда ж он делся с подводной лодки?
— Прости, нутер.
Крант опустил голову, а Малек захихикал. Сначала тихо. Но чем больше он старался сдержаться, тем громче хрюкал. Оберегатель смотрел на него подозрительно. Марла спокойно и с легким любопытством. А я… я просто спросил:
— И чего смешного ты хочешь мне сказать?
— Надо было искать его в усуле, — сообщил Малек, давясь смехом.
— Где?!
Ответ на такой вопрос я решил выслушать сидя.
— В усуле, — повторил Малек. Когда мы не смогли разбудить тебя… еще в первую ночь… он навесил на себя… и на усул… все защитные талисманы и… закрылся внутри… я успел заметить… господин… его лицо… видел бы ты…
Пацан уже не смеялся он рыдал. Согнувшись и покачиваясь. Мы с Марлой тоже не скучали. Смех он заразительная штука.
Нортор остался единственным серьезным среди нас.
— Почему ты мне ничего не сказал?
— А ты у меня ничего не спросил.
Серьезность Кранта оказалась тоже заразительной.
Вряд ли он сможет задать трепку Мальку, но мечтать-то никому не запрещается. А когда у «мечтателя» такое выражение морды лица… Вот я и решил, что присмотреть за этими двумя совсем не помешает. Или отвлечь их.
— Ладно, кто пойдет освобождать нашего многорыжего?
Марла едва заметно улыбнулась.
— Я.
— Только осторожно, Лапушка. Кто его знает, что там за талисманы…
— Я проведу Меченого и Первоидущего мимо усула, и скажу, что ты проснулся. Так громко скажу, как только смогу.
— Умница, Лапушка. А потом уходи оттуда еще быстрее. Не хочу, чтобы он видел тебя. Вдруг…
Я едва успел захлопнуть свою пасть. Не надо болтать, что колдун может сглазить своих освободителей. Даже думать о таком не надо. Понятно, что Асс будет не в самом лучшем настроении, но… Вот именно «но». Пусть он иногда дурак дураком, но колдун-то он всегда. И не из самых слабых.
— Подожди, Марла. Малек, чего ты там говорил насчет лица колдуна?
Пацан задумался, потом ответил, старательно подбирая слова:
— У него было очень странное лицо. Такого не будет у… — еще миг паузы. Короче, — я дернулся, услышав знакомое слово. Думаю, не его колдовство усыпило тебя, господин. И, похоже, он не знал, чье.
— Понятно. Иди, Лапушка. Только представь, что тебе надо пройти мимо никунэ и…
— Я буду осторожна.
Марла улыбнулась и вышла. В палатке сразу стало просторнее.
— Ну, а теперь вы, оба-двое. Расскажите, чего вы делали с моим телом, пока я… ну, скажем так, спал.
«Оба-двое» переглянулись.
— Ничего не делали, — пожал плечами Малек.
— Нутер, я сажал тебя на поала и привязывал. А когда останавливались отвязывал и ложил. А он…
Крант покосился на Малька и замолчал. Тот ответил за себя сам:
— Я ставил шатер, готовил еду, пытался тебя разбудить, убирал шатер… ну, вот и всё.
— Я кто кормил меня и за камни носил?
Кран дернулся.
— Нутер… ты не хотел… кормиться. И другой… еды не хотел. За камни… тоже.
— По-оня-ятно. Значится, я лежал как бревно и ничего, прям, совсем ничего не хотел?
— Да, господин.
Нортор только молча кивнул.
— Ладно. Не хотел, значит не хотел. Зато теперь хочу. И за камни. И поесть.
— Я приготовлю, господин.
— Я проведу, нутер.
Блин, еще немного и они дуэтом петь будут.
Я вышел, посмотрел на небо. Звезды радостно подмигивали. Облаков не было. До восхода Санута больше часа.
А я… ну, не чувствовал я себя, как проспавший трое суток. Даже сутки неподвижности как-то сказываются на человеке. А тут…
— Крант, ты точно уверен, что я был здесь всё это время?
Ответили мне почти сразу. Но не вслух.
«Нутер, я не знаю, где ты был. И что делал, не знаю. Но я всё время оставался возле твоего тела. Даже, когда… твой слуга и Марла трогали тебя. После второй ночи я запретил им тебя тревожить».
— Ладно. Будем считать, что мне всё приснилось.
— Что приснилось?
— Прогулка по Хармат-Хасми, ильты, пир с Берегущими… ну, и всё остальное.
Крант молчал, пока я делал свои дела за камнями. Старательно стерег меня. А на обратном пути заговорил. Вернее, подумал:
«Нутер, я слышал о Затерянной-в-песках, и о… Берегущих. Они не садятся за один стол с чужими».
— Чего только ни бывает во сне. Кстати, Сим-Сима ты в эти дни видел?
Крант задумался.
— Нутер, он твой чатыр, не мой. Я редко его вижу.
— Ладно. Забудь.
Дальше мы пошли молча.
Однако странные сны я научился видеть!
Лизнул царапины на руке. Почти не болят. Ну, их я и в обычном сне получить мог. А вот Тиаму в обычном сне посадить можно? Или только во Сне? С большой буквы. Все-таки двух «патронов» в браслете не хватает. А перед «великой спячкой» там только одно свободное место было. И если не я, то кто? Вопрос, как говорят монетолюбивые американцы, на сто тысяч баксов.
Еще одна неожиданность поджидала меня возле палатки. И называли эту неожиданность Астархусионий. Великий и Могучий. Вроде бы так.
92.
— Давно не виделись, Асс. Ужинать будешь?
— Буду, — ответил огромный парчовый халат.
Если вытряхнуть из него живую начинку, то две из трех подушек-седушек стали бы лишними.
— А не слишком поздно для тебя?
— Самое время.
Чтобы этот коротышка хоть в чем-то согласился со мной… Скорее Санут днем взойдет.
— Знаешь, я ведь тоже постился почти четыре дня, — зачем-то сообщаю гостю.
— Приятно слышать.
— Чего еще приятного я могу для тебя сделать?
Побольше яду и сарказму в голосе. А то, что рыжий просидел из-за меня в сортире, мне уже по барабану. Не я Асса туда засадил. И пусть скажет «спасибо», что выпустили сегодня, а не через неделю.
— Ты можешь меня накормить. Вино я принес с собой.
Из складок халата появилась бутылка. По форме обычная поллитровка. Только так щедро украшенная камнями, что цвет стекла не сразу и определишь.
— А нам хватит?
Все-таки пол-литра на двоих ни то, ни сё.
— Хватит. Я много пить не буду.
— Ну, если ты только нюхать будешь…
— Только нюхать не буду. Вдруг ты решишь, что вино отравлено, — буркнул гость. И осторожно поставил бутылку возле себя.
— Знаешь, Асс, пока ты ни сказал, я о таком даже не думал.
— Зато теперь думаешь.
— Наверно думаю.
Наш дурацкий разговор прервал Малек. Типа, жратва подана, хватит болтать, пожалуйста.
Мы набросились на походную кашу, словно неделю голодали. А полоски жесткого вяленого мяса прям таяли во рту. Первая рюмка ушла без тоста.
— Тебя недавно околдовали, — сообщил Асс, отставляя пустую чашу.
Персональную. В такой емкости только глаза промывать. Или ликер из нее пить.
— Ну и что?
— Значит, у тебя есть слабое место.
— А у кого его нет?
— У меня.
Гордо так.
Я даже жевать перестал. На пару секунд.
— Асс, кто тебе это сказал?!
— Я знаю.
— Ну-ну. Чего еще интересного ты знаешь?
— Зачем я родился. Изрекает рыжий. Торжественным таким тоном.
— Этого никто не может знать.
— А я вот знаю.
— Но не скажешь, потому что это большая тайна.
Фыркаю… и насмешка срабатывает.
— Это уже не тайна.
— Почему?
— Потому, что мое время пришло. И я могу сказать.
Изрёк и на меня поглядывает. Искоса. Типа, проникся я или как?
— Асс, говори или жуй молча.
— Скажу. Колдун приосанился и, кажется, стал выше ростом. Я родился, чтобы спасти этот мир!
После такого заявления фанфары нужны. И световые эффекты. Или гром и молния. На крайний случай.
— Потрясающе, Асс. Что, прям, целый мир? Не больше и не меньше?
— Да. Весь мир!
И нос коротышки «скромно» задрался к небу.
«А ведь у вас, батенька, мания величия».
Так мог бы сказать Пал Нилыч, если бы был рядом. А я его диагноз озвучить не успел Асс налил по второй.
Вино, кстати, оказалось не хуже тифуры. Только резче, и с чуть навязчивым ароматом.
— За что пьем?
Все-таки пить без тостов как-то… неправильно.
— Пусть злейшие враги станут покорными рабами.
Тоже ничего себе тост. Конечно, ему далеко до Лёвыных. Вот уж кто мастер пудрить мозги. Когда он начинал свое: «…как просвещенный пофигист, я немного знаком с буддизмом…», то замолкали даже самые конкретные болтуны. И в полной тишине Лёва выдавал фразочку слов на двести. Смысл ее сводился к следующему: братва, сейчас я двину речь, но вы в ней ни хрена не поймете, потому как я сам в нее не врубаюсь. Но время это займет и вы как раз успеете прожевать закусь после первой и освободить рот для второй. Так что жуйте и слушайте.
— Знаешь, Асс, я ведь не большой любитель рабов. А насчет врагов… самый лучший враг это мертвый враг. Так у нас говорят.
— Тогда за мертвых врагов.
Выпили.
Не знаю, что за пойло принес Асс, но характер у него весь в хозяина. Такой же подленький. Вроде, вкусно пахнет, мягко пьется, а после двухсот грамм ногам уже никуда идти не хочется. И перед глазами легкая муть появилась. А что будет, когда мы бутылку до дна приговорим? И неизвестно еще кто из нас трезвее останется. Как пьет Асс, я уже видел. Если примет четыре своих «наперстка», выпадет под стол до утра. «Выпадет» в самом прямом смысле. Не успеешь поймать, и в костре заснет. Ради таких вот пожарных случаев он и водит за собой двух рабов. Чтоб за «утомленным» хозяином было кому присмотреть, и за паланкином сбегать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39