Они ни за что не пустили бы туда Фрэнка. Но нужно было что-то делать с Кэсси. Аида была уже немолода и уж очень сурова. Сестры-близнецы все никак не могли прийти в себя после того вечера, когда Кэсси чуть не спалила дом и их самих. Юна едва дух переводила со своей двойней. А у Олив с Уильямом были нелады – они друг с другом не разговаривали, и никто не мог понять почему.
– Помиритесь, – увещевала Марта Олив. – А то кончится все, как у меня с отцом твоим, – столько лет в молчанку мы с ним играли.
– Дуется он на все, – раздраженно отвечала Олив. – Всю дорогу дуется да куксится.
Фрэнк пошел в школу в Стоук-Олдермуре. Как и было обещано, сестры-близнецы снарядили его и одним сентябрьским утром вместе величаво прошествовали с ним до школы, где и оставили растерянно сидеть среди других учеников. В ужасе, лишившись дара речи, смотрел Фрэнк, как учитель держит двух мальчиков за волосы, а их ноги болтаются над полом. Мальчишки кричали, взвизгивали, лягались. Педагог упорно держал их за холки, пока воспитанники не были усмирены и в слезах водворены на свои места за крошечными партами. Неудивительно, что Фрэнк решил: школа – это наказание за какие-то прегрешения. Его отправили туда тогда же, когда исчезла Кэсси. Никто не удосужился объяснить ему, зачем ходят в школу. Он смотрел на красные лица хныкающих мальчиков и решил, что его проступок – правда, он не знал какой, – должно быть, очень серьезный, раз его упекли в такое исправительное учреждение.
Он встретил наказание мужественно. На большой перемене он одиноко стоял во дворе. Мимо шел чудовищно косоглазый мальчик. Они встретились взглядами.
– Чего уставился? – буркнул мальчик.
Как ни силился Фрэнк промолчать – не удержался, и с его уст сорвалось:
– Косой.
Мальчишка тут же нанес Фрэнку сокрушительный удар в зубы и сбил его с ног. Когда Фрэнк встал, косоглазого уже и след простыл, а вокруг никто, казалось, и не заметил стычки. Фрэнк потрогал пальцем разбитую губу.
На второй день занятий к нему подошел во дворе другой мальчик, раза в два крупнее его, и заявил:
– А у твоей мамани не все дома. Она в «Хэт-тоне» лечилась. У нее пилотка съехала.
Фрэнк вспыхнул от гнева. У него сжались кулаки. Рука невольно поднялась к корочке на губе от вчерашнего удара. Поиздевавшись еще немного, его мучитель убежал.
На третий день Фрэнк увидел во дворе группку мальчишек и девчонок, задиравших еще одного паренька. Один из глумившихся тыкал мальчику пальцем в лицо и повторял нараспев:
– Америкашка – заморская какашка, амери-кашка – заморская какашка, – и так много раз подряд.
Фрэнк отошел в сторону, потом развернулся на каблуках и, набрав полную скорость, налетел на главного истязателя. Тот рухнул, с глухим стуком ударившись головой о землю. Фрэнк стоял над ним. Остальные мучители отступили. Сваленный Фрэнком мальчишка потер ушибленную голову, кое-как встал и рванул в другой конец двора. Фрэнк видел, что на него устремилось множество взглядов. Рядом с ним стоял и мерил его наглым взглядом косоглазый, тот, что напал на него в первый день.
– Почему ты за меня заступился? – спросил у Фрэнка мальчик, которого он избавил от насмешек.
– Я тоже америкашка, – сказал Фрэнк.
– Да?
Фрэнк улыбнулся:
– Ну. Мой папа – американский солдат.
Фрэнк сделал несколько шагов и сел на ступеньку. Мальчик последовал за ним и сел рядом. Он пошарил в кармане, извлек и протянул Фрэнку картинку из сигаретной пачки с изображением человека в каске и пижаме, который замахивался длинной палкой.
– Это кто? – спросил Фрэнк.
– Американец, – ответил мальчик. – У американцев с настоящим спортом плоховато – так они вот этим балуются. Это Малыш Рут . Неплохо выступал.
Фрэнк хотел вернуть карточку.
– Возьми себе.
– Ух, спасибо. Поставлю на полку у себя в спальне.
– А твой папа герой?
– Да. Был. Он погиб. Солдат и герой.
– И мой героем был.
Двор наполнился звоном колокольчика – нужно было возвращаться в класс. Нового друга Фрэнка звали Клейтон. Они учились в разных группах и договорились о встрече.
После занятий Фрэнка обычно ждала у школьных ворот тетя Ина, улыбаясь ему и щурясь сквозь очки. Когда он шел к воротам, появился Клейтон и спросил:
– Карточку не потерял?
Фрэнк с улыбкой показал ему картинку. И тут кто-то выхватил ее у него из руки. Это был косоглазый. Фрэнк похолодел. Косой парень осмотрел карточку видящим глазом. Она не произвела на него никакого впечатления, и он вернул ее.
– Я все видел, – сказал незваный гость. – Видел, как ты на того пацана наскочил. Хрясь! Классно получилось. Классно.
Клейтон молча стоял рядом. Фрэнк ничего не ответил, ожидая, что ему сейчас еще раз дадут по зубам.
– Хочешь в мою банду?
Фрэнк взглянул на Клейтона, потом снова на косоглазого:
– А кто в твоей банде? Мальчишка оскалил зубы:
– Ты да я. Покамест. Фрэнк показал на Клейтона:
– И он.
Косоглазый отправил на землю смачный плевок.
– Лады. Ты, я и он.
Его лицо снова расплылось в улыбке.
– Хорошо, – сказал Фрэнк.
– Договорились, – подытожил косой. – Пока.
И он ушел. А у ворот стояла тетя Ина.
– Ну, как? Хорошо прошел день? – поинтересовалась она.
Косоглазого мальчишку звали Чез. Над полным, уж слишком королевским именем Чарльз все хихикали, и, зовись он так, вряд ли хоть день прошел бы в школе без потасовки на школьном дворе. Состоять в банде Чеза оказалось скучновато – они в основном стояли прислонившись к забору, руки в карманах. Но была в этом и своя выгода: свирепый вид Чеза отпугивал всех насмешников. Во всяком случае, без повода уже никто не нападал, а куплет про «америкашку» никто не вспоминал довольно долго.
Что касается Клейтона, то у него всегда были при себе какие-нибудь американские штучки: картинки из сигаретных пачек, карточки от разных товаров, комиксы, жевательная резинка, – и всем этим он охотно делился с Фрэнком и Чезом. У Клейтона жили в США родственники, от них каждый месяц приходили посылки. Его дед и бабка специально приезжали в Англию, чтобы увидеть его. Они пытались уговорить его мать уехать с ними в Пенсильванию. Все тогда плакали, и больше всех – бабушка, которая сказала, что Клейтон – вылитый сын, которого убили в секторе «Омаха» . Но мать Клейтона ни за что не хотела расстаться со своей английской семьей. Фрэнк с благодарностью принимал щедрые дары Клейтона. Ему не давал покоя вопрос: нет ли и у него родных где-то в Америке, которые тоже могли бы присылать ему жвачку? Он радовался подаркам друга, но все равно чувствовал себя обделенным.
Чез дивился щедрости Клейтона. До сих пор ему не приходилось встречать человека, который бы так легко раздаривал разные вещи, – прежде всего, потому, что сам он рос в бедной семье. Одежда, явно с чужого плеча, висела на нем, как мешок. Однажды, увидев, что Чез пришел в школу в самодельных обутках на деревянной подошве, директор школы воспользовался правительственной программой помощи, и Чезу выдали пару приличных туфель. Но свою банду он защищал горячо и ожесточенно, производя глубокое впечатление на недругов.
– Чего уставился? – тут же бросал он, стоило кому-нибудь непочтительно взглянуть на Клейтона или Фрэнка.
Ответить на вызов никто не осмеливался. Как-то раз Чез показал карточку от жвачки и отдал ее Клейтону.
– Что это? – удивился тот.
– Я ее у тебя из кармана стащил, – объяснил Чез. – Не хотел я. Так, само получилось.
– Ну и ладно. Бери ее себе.
– Она у тебя из кармана торчала! – Чез не на шутку разволновался. – Нечего всем напоказ выставлять, что у тебя в карманах лежит!
– Возьми ее себе.
– Не собирался я ее брать!
– Да ничего страшного, – засмеялся Клейтон.
– Не нужна она мне! Не хотел я!
Фрэнк чувствовал: назревает что-то нехорошее, Чез вот-вот взорвется. Вид у Чеза был смущенный, злой и обиженный.
– Давай махнемся, – предложил Фрэнк, выхватывая карточку у Чеза. – На, возьми мою.
Чез взял карточку. Потом отошел в сторону и одиноко встал в дальнем углу двора. Раздался звонок, нужно было идти в класс. Чез вернулся и сказал:
– Пошли в субботу птичьи яйца собирать. Мы с братьями идем.
Но когда уроки кончились и все стали расходиться по домам, а Чез с Фрэнком подошли к Ине и спросили, можно ли ему пойти собирать яйца, Ина сказала, что Фрэнку будет некогда. Она не объяснила, чем именно он будет занят, но заявила, что у них уже есть на этот день планы. Мать Клейтона сказала то же самое. Чез, не слишком расстроенный, умчался искать старшую сестру.
– Куда мы завтра идем? Куда? – требовал ответа Фрэнк вечером.
– Ты о чем? – спросила Эвелин, стоя на коленях с совком и щеткой в руках.
– Тетя Ина сказала, мы завтра куда-то идем.
Эвелин вопросительно посмотрела на Ину, и та что-то изобразила ей губами. Эвелин отложила совок и щетку и усадила Фрэнка за обеденный стол. Сестры тоже уселись. Ина сняла очки и устремила на Фрэнка пристальный взгляд.
– Послушай, Фрэнк, этот мальчик… – начала она.
– Тот, с которым ты играл.
– В школе. С которым ты подружился. Фрэнк понял, что они говорят про Чеза, и спросил:
– Клейтон?
– Нет, не Клейтон.
– Клейтон – хороший мальчик. Нет, тот, другой.
Они ждали, но Фрэнк делал вид, что не понимает, о ком это они. Тогда Эвелин сказала:
– Мы с тетей Иной знаем его семью…
– Нам известно, из какой он семьи… – поправила Ина.
– И хотя Господь велел любить всех, иногда это не так легко, и потом, семья у него не очень хорошая…
– Тебе с такими не стоило бы водиться.
– И звать в гости на чай…
– Да, и на чай звать, и, послушай, не надо тебе с этим мальчиком знаться, не пара он тебе…
– Подальше бы ты от него.
Фрэнк смотрел то на одну, то на другую тетку. Они, не мигая, глядели на него широко раскрытыми, чуть влажными, красивыми голубыми глазами. Сказав все самое важное, Ина снова надела очки. Фрэнк уставился в стол. Потом поднял глаза, к которым подступили слезы, и вдруг услышал собственный вопль:
– ДУРЫ СТАРЫЕ! НА ФЕРМУ ХОЧУ! НА ФЕРМУ!
Не переставая кричать, он бросился вон из комнаты и укрылся в спальне.
Примерно через час в дверь к нему легонько постучали, и на пороге появилась тетя Эвелин с тарелкой сэндвичей и стаканом молока на подносе. Фрэнк лежал на кровати. Эвелин поставила поднос на тумбочку у кровати.
– Мы тут вспомнили – дядя Уильям завтра едет на ферму. Утром мы попросим его взять тебя с собой.
Фрэнк сел и показал на карточку от сигаретной пачки, поставленную им на каминную полку.
– Почему бабушка и дедушка не пришлют мне из Америки что-нибудь такое? Почему?
Эвелин взяла карточку, посмотрела на изображение Малыша Рута, прочла подпись на обратной стороне.
– Они о тебе ничего не знают, Фрэнки. Им никто не рассказывал.
– Почему?
Эвелин осторожно поставила карточку на полку.
– Еще время не подоспело, – сказала она. – На все Божья воля.
Уильям действительно собирался рано утром ехать на ферму на своем фургоне и согласился подвезти Фрэнка. Дядя был чем-то недоволен, озабочен и говорил загадками.
– Ну что, сегодня тоже меня порадуешь? – обратился он к Фрэнку, когда они уже отъехали довольно далеко.
– Что?
– Да так.
И все. Больше за всю дорогу дядя Уильям не промолвил ни слова. Зато когда они приехали, дядя Том и тетя Юна устроили Фрэнку шумную встречу. Вид у Юны был уже гораздо лучше, цвели и ее двойняшки. Говорили, что она уже почти справилась с какой-то «родильной хандрой». Юна отвела Фрэнка в дом, а Том остался помочь Уильяму погрузить в фургон овощи с огорода. Когда работа было окончена, Уильям зашел попрощаться с Юной.
– Домой? – спросила Юна.
– Сначала в Рагби заеду.
Уильям сложил ладони чашечкой, чтобы прикурить, хоть и был в доме, не на ветру.
– По делам? – спросил Том.
– Угу.
Том согласился потом отвезти Фрэнка домой, и все трое на прощание помахали Уильяму руками. Фрэнк и Том стояли во дворе, Юна переминалась с ноги на ногу на пороге, а у ее ног возились близнецы.
– Не больно-то он нынче разговорчивый, – заметила Юна.
– Слова не вытянешь. И что это за дела у него в Рагби? – Тут Том вспомнил, что рядом стоит Фрэнк. – Ну что, школьник? Поможешь мне сено перекидать?
И Фрэнк пошел помогать дяде Тому перетаскивать с места на место сено в сарае. В глубине сарая валялись старые ящики и стоял ржавеющий велосипед – его так долго не сдвигали с места, что он весь оброс паутиной. В паутину въелась черная пыль. Казалось, стоит только дотронуться, и вся эта конструкция разлетится дождем из частиц ржавчины и праха. За велосипедом лежал хвостовой стабилизатор бомбардировщика «Люфтваффе», сбитого и упавшего на поле Тома в ночь налета на Ковентри. По серой краске киля была выведена черная свастика с белой каймой. Обломки самолета разнесло по земле на три акра, и Том подобрал киль себе на память еще до того, как Военное министерство вывезло основные части разбившегося бомбардировщика. Когда Фрэнк спросил о самолете, Том рассказал ему, что еще один кусок искореженного металла переплавили на «колокол мира», который стоит теперь в алтарной части церкви Святой Марии в деревне. Он обещал как-нибудь показать Фрэнку этот колокол.
Скоро Фрэнку надоело помогать Тому таскать тюки сена из одного конца сарая в другой, и он стал гоняться за курами бентамками. Улучив удобную минуту, он отпросился поиграть в поле.
У ручья он удивился, как зарос мостик. Под ним ничего не было видно из-за травы и чертополоха с лиловыми цветками. Стараясь не слишком разрыхлить землю и не привлечь к себе внимания, он долго провозился, прежде чем смог влезть внутрь. Теперь ему было гораздо труднее проползти туда – он не осознавал, насколько вырос за последние месяцы.
Его берлога и святыня оставались в неприкосновенности. От солнечного света, пробивавшегося сквозь новую поросль, все тонуло в зеленых бликах. Поэтому сначала Человека за Стеклом можно было едва рассмотреть, но, прижавшись лицом к запачканному, покрытому паутиной стеклу, Фрэнк облегченно вздохнул. Он увидел отвисшую челюсть и ввалившиеся глаза, глядевшие на него.
– Ты где был? – казалось, спрашивает Человек за Стеклом.
– Прости меня, – прошептал Фрэнк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37