– Что говорит Крисси? – прошептала Бет. – Что с ней такое?
Джесси инстинктивно прижала палец к губам, заботливо обняла сестру рукой и молча повела ее подальше от грозы, которая неистовствовала сейчас у них в комнате.
47
Принято считать, что молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды, – это заблуждение. Напротив, во время грозы молния неоднократно попадает в одну и ту же антенну, мачту, флюгер или дерево.
Молния опасна, она ежегодно убивает сотни людей, разрушает здания, порождает лесные пожары.
Она также обогащает землю азотом, который выделяется из атмосферы и впоследствии попадает в почву с дождями. Кроме того, гроза приносит с собой характерный запах озона.
48
Следующее утро, новый звук, отдаленное постукивание. Это шум кукурузоуборочного комбайна, медленно, но неуклонно ползущего по обширному полю. Шум рождается где-то в невидимой дали, но свежий порывистый ветер приносит его в дом, приносит вместе с пылью, раздражающей ноздри, вместе с ароматом винограда, забродившего еще на лозе, вместе с пьянящим запахом слив, растущих за домом. Работа начинается рано утром, потом резко прекращается на длинный обеденный перерыв и возобновляется еще часа на два. Однообразный грохот комбайна – назойливый поначалу – вскоре перестает осознаваться и присоединяется к гулу миллиона насекомых, тоже трудящихся на полях.
Затем начинается гроза. Она стремительно накатывает с северо-запада, как будто долго и терпеливо ждала своей минуты и вот теперь устремляется вниз с распростертыми крыльями. Плотные облака цвета баклажана отбрасывают на землю зловещие тени. Комбайн с пыхтением останавливается за несколько минут до того, как упала первая большая капля, предвещающая настоящий ливень. Потом приходит молния.
Из дома можно наблюдать за молниями во всей долине. Сначала они возвещают о себе на бессловесном языке силы – потрескиванием без грома. Ближним вспышкам текучего, подвижного света вторят сполохи вдали, словно рефрен, откликающийся отовсюду на главную мелодию. Затем слышится гром, но совсем беспорядочный, никак не связанный с ветвящимися выбросами энергии. Иногда кажется, что разряд происходит не из тучи в землю, а из земли в тучу, как будто на небосклоне образовалось силовое поле, грозящее в любой миг разорвать пелену видимой материальной плоскости и открыть дверь в иной мир. Расколотые, воспроизводящие самих себя, блистающие лохмотья белого света похожи на таинственных духов, на призрачные существа. Нельзя, глядя на них, не думать о цели их пришествия, не разгадывать их послания, не считать их нескончаемый поток священными письменами, что стекают с острого пера всемогущей воли.
– Мэтт, сядь! – в четвертый или пятый раз кричит Джеймс. – Ты всех нервируешь!
Мэтт расхаживает по дому. Пока снаружи змеятся молнии, он бродит из гостиной на кухню, из кухни в гостиную, вверх по лестнице, вниз по лестнице и снова на кухню. Он резко садится и неожиданно вскакивает. Сабина долго не закрывает дверь: она следит за молниями, наслаждается свежим запахом дождя, вдыхает недолговечные испарения. Рейчел, которая тоже слегка побаивается грозы, сидит за пианино и успокаивает себя ноктюрнами. Джеймс играет сам с собой в триктрак, шумно бросая кости и высчитывая ходы на геометрически правильном игровом поле. Стул напротив него отодвинут от стола, как будто в ожидании второго игрока.
– Чего ты боишься? – спрашивает Джеймс. – Сядь ты, бога ради.
Но Мэтт не может сесть. Он снова поднимается наверх, хватается за ручку двери, ведущей в его комнату, и вновь находит ее запертой.
– Крисси, – жалобно шепчет он, – Крисси!
Но Крисси не отвечает. Слышится раскат грома, напоминающий по силе пушечный выстрел, и Мэтт бросается вниз, где в компании пытается обрести призрачное спокойствие. Снова сверкает молния и сразу за ней – удары грома, сотрясающие дом; на сей раз Мэтт прячется в ванной, а когда начинается мучительная рвота, спускает воду, чтобы заглушить этот постыдный звук.
В восприятии Мэтта гром обладает какой-то жуткой анатомией. В голове грома рождается устрашающий звук расщепления, словно при этом иссиня-черный небосклон выворачивается наизнанку; затем главное тело, туловище – вместилище толчка, потрясения, – обрушивается на их головы, стучится в двери мироздания; за ним следует хвост, похожий на жуткий хруст или всплеск, словно что-то разлетается на куски; и наконец грязный след, зловонный ветер, стремящийся заполнить собой пустоту, оставшуюся после взмахов неведомых крыльев. Мэтт сжавшись сидит на унитазе в запертой ванной, потеет, дрожит, обхватив себя за плечи, шепчет имя Крисси.
Пока гроза проходит по небу, Сабина находит возможность наедине поговорить с Джеймсом.
– Я должна тебе кое-что сказать.
– Да? – Джеймс отрывает взгляд от игровой доски.
– Я хочу, чтобы мы вернулись во Францию. Хочу здесь жить. И хочу воспитывать девочек здесь. Во Франции другие понятия о жизни.
– Не болтай вздор.
– Это не вздор. Это то, чего я хочу.
– Думаешь, я найду во Франции работу в сфере рекламы? Ты живешь в каком-то воображаемом мире.
– На самом деле, Джеймс, мне все равно, что ты скажешь. Я намереваюсь воспитывать девочек „ здесь.
– Только через мой труп.
– Но это совершенно необходимо именно сейчас. Я долго об этом думала.
– Что ж, – говорит Джеймс, бросая кости на игровое поле. – Тебе придется подумать еще.
Тем временем Джесси и Бет удрали в сарай, где и сидят теперь на переднем сиденье папиного «мерседеса». Джесси тайком наблюдает за сестрой. Бет выглядит немного сонной, что, возможно, явилось следствием супа с риталином. Двери сарая широко раскрыты; Джесси наблюдает за грозой и в то же время показывает Бет, что можно сделать с иглой и бутылочкой синих чернил. Она горит желанием продемонстрировать младшей сестренке, как легко проколоть кожу иголкой и нарисовать на руке татуировку и как она создает изображение ангела из простых треугольников. Снаружи над сараем сверкают и мечутся молнии, гром грозится снести крышу.
– Бет, хочешь себе такую же? Хочешь себе татуировку?
И Бет говорит, что хочет, только иголка больно колется; на всякий случай она отодвигается. Джесси смеется и на другой руке начинает рисовать изломанные зигзаги молний позади крыльев ангела…
А наверху, перед зеркалом в своей комнате, Крисси накладывает макияж: пудрит щеки, обводит овалы глаз тонкими черными линиями, тщательно обрисовывает красивые, сочные, пунцовые губы. Тем временем гремит гром и полыхают, мерцая, молнии, которые безумной чередой заполняют зеркало, воспроизводя силуэт плеч Дурной Сестры; образуют дуги в черных безднах – в зрачках ее темных глаз; и каждая вспышка света срывает еще один клочок зеркального серебра, отбрасывает прочь еще один год, и еще один коротенький мостик перебрасывается между Крисси и ее длинной готической историей, пока наконец в зеркале не появляется темный ветвящийся росчерк самой молнии, который становится все шире и шире, пока ангел/демон ее истории не будет готов шагнуть из зеркала, пройти через стекло и со вздохом, слышным даже во время грозы, принять обличье Крисси.
Гроза бушует дольше часа. Потом она прекращается, и тучи улетают прочь. Воздушные посетители уходят, оставляя зеленую, искрящуюся землю, насыщенную испарениями, разбуженную, но не удовлетворенную. Этого недостаточно. Земля жаждет еще: ей мало просто смотреть на проходящие мимо небесные армии. Она жаждет, чтобы ее изнасиловали.
– Это что еще такое? – спрашивает Сабина, хватая Джесси за руку. Стакан, из которого Джесси пила, падает на пол и вдребезги разбивается. Сабина слюнявит пальцы и пытается стереть чернила с правой руки дочери.
– Глупая, глупая девчонка, – кричит она, дергая дочь за запястье и стараясь вывернуть ее левую руку, чтобы посмотреть на вторую татуировку. – Совсем безмозглая тупица! Ты что, не понимаешь? Не понимаешь, что это не смывается? Не понимаешь? – Она снова встряхивает Джесси. – Отвечай же, дуреха!
Бет жмется у стены патио, обрадованная тем, что не приняла великодушного предложения Джесси – сделать и ей тоже чернильную татуировку. Но она никогда в жизни не видела, чтобы ее мать так злилась и выходила из себя. Когда Сабина кричит, она брызжет слюной. Глаза ее похожи на две черные бездонные пропасти; ноздри раздуваются, как у животного; все лицо, кажется, пропитано ядом. Джесси визжит, пытаясь вырваться из материнской хватки.
Джеймс и Мэтт выходят из дома, чтобы узнать, в чем дело.
– Ты только посмотри на нее! – кричит Сабина. – Полюбуйся на свою дочь!
– Я хотела быть похожей на Рейчел, – всхлипывает Джесси. – Я просто хотела быть похожей на Рейчел.
Рейчел, еще минуту назад игравшая на пианино в гостиной, складывает руки и трогает пальцами собственную татуировку.
Джеймс садится на корточки и нежно берет руку Джесси. Изучая чернильную наколку, он думает лишь о том, насколько изысканно точны проведенные ею линии.
– Это ангел?
– Из пещеры, – кивнув, подтверждает Джесси все еще со слезами на глазах.
– С молнией. Ангел с молнией. Я никогда не думал, Джесси, что ты так хорошо рисуешь,
Он выпускает ее руку, встает и поворачивается к жене. Его слова и выражение лица приводят Сабину в еще большую ярость. Она бросается на него с тихим гортанным рыком, молотит его кулаками по груди, царапает шею и пытается вцепиться в горло мужу. Он защищается от ее цепких пальцев, но никак не может удержать ее на расстоянии; хватает ее за волосы и начинает трясти, но ее ногти снова и снова вонзаются ему в шею. Они дерутся, пока не упираются в стену, где и застывают с красными лицами в нелепой, гротескной позе. Стоя рядом, Мэтт и Рейчел наблюдают за происходящим, и вид у них при этом довольно глупый.
– Разними их, – говорит Рейчел. – Останови как-нибудь.
Мэтт бросается между Сабиной и Джеймсом.
– Эй вы, прекратите сейчас же! Ваши дети смотрят!
– Не суйся, – огрызается Джеймс. – Ты не заработал права вмешиваться. Тебе заплачено за то, чтобы ты говорил только тогда, когда я этого хочу.
На мгновение Джеймс как будто возвращается в свое агентство. Временно укрощенный, Мэтт отступает, но его вмешательство помогло разнять драчунов.
– Вот как. Даже несмотря на то что ты сам меня и уволил, ты все еще думаешь, что я у тебя служу. Так или не так?
– Тебя уволили потому, что на работе от тебя никакого толку не было.
– А как насчет Рейчел? Ты ведь заплатил и за то, чтобы она тоже здесь была. Она все еще на тебя работает?
Теперь очередь Сабины застыть от изумления.
– Это правда? За Рейчел ты тоже заплатил? Ты заплатил за всю эту дивную компанию? – Она уже не ждет ответа, потому что Рейчел отворачивается. Все еще не отдышавшись, Сабина подозрительно смотрит на Джеймса. – Значит, это правда. Теперь ты доволен? Твоя дочь разукрасила себя, так что похожа теперь на твою татуированную потаскушку. – Сабина водит пальцем прямо под носом Рейчел.
– Полегче, леди! – отмахивается от нее Рейчел.
Но Сабина уже никого не слушает.
– Ты доволен, что Джесси теперь похожа на сучку? На парижскую проститутку? Ты этого хотел? Этого?
– Сабина, – взывает Мэтт, – твои дети…
– Ты поэтому притащил сюда свою шлюшку? Чтобы она подавала пример твоей дочери?
– Девочки… – снова начинает Мэтт.
Сабина откидывает назад растрепавшиеся локоны и поворачивается, чтобы увести дочерей. Но их уже нет. Ни Джесси, ни Бет не досмотрели последний акт этой взрослой пьесы. Они обе ушли, и никто этого не заметил.
49
Обе девочки пропали. В первое мгновение всех посетило не слишком похвальное чувство облегчения и благодарности: взрослые получили возможность отогнать (хотя бы временно) воспоминания об отвратительной стычке в патио. Между Сабиной и Джеймсом установилось некоторое перемирие, поскольку их поневоле сплотила общая задача: найти детей. На задний план отошло для Рейчел ее участие в конфликте, а для Мэтта – не слишком-то выигрышная роль беспомощного наблюдателя на поле битвы.
Но после того как они обыскали дом, гараж, дворовые постройки, машины и цветники, их радость сменилась испугом. Сабина и Джеймс еще раз внимательно осмотрели дом, заглядывая во все шкафы под лестницей и любые уголки, где могли прятаться девочки. Мэтт вспомнил об их тайном укрытии на чердаке сарая, а Рейчел даже решила проверить крышу на тот случай, если Джесси залезла туда по черепице. Но все было напрасно.
– Где Крисси? – спросила Сабина. – Она с Крисси?
– Пойду посмотрю, – ответил Мэтт.
Пока остальные во второй раз осматривали дворовые постройки, Мэтт пошел в свою комнату и попытался открыть дверь. Она была заперта. Он слегка дернул ручку.
– Крисси? Это я, Мэтт. Ты там?
Никто не ответил. Потом изнутри донесся шорох.
– Крисси!
– Уходи.
Уже давно он с ужасом ждал этого момента. Всегда все начиналось с приступа лунатизма и всегда заканчивалось чем-то подобным. При всем беспокойстве за нее, он знал, что самым лучшим было оставить ее в покое.
– Крисси, девочки с тобой? Просто скажи мне, кто-нибудь из девочек с тобой?
Пауза.
– Нет.
Мэтт спустился вниз и доложил, что проверил свою комнату. Джеймс распахнул двери сарая и задом вывел «мерседес» на дорогу. Сабина двинулась прочесывать поле. Мэтт забрался в свой «форд», намереваясь ехать в противоположном направлении. Рейчел, готовая отправиться вместе с ним, сказала:
– Крисси будет здесь, на тот случай если они вернутся.
– Нет, – возразил Мэтт, – она не очень хорошо себя чувствует. Лучше останься.
– Что с ней такое? – В глазах Мэтта она заметила зловещую искорку, когда он захлопнул перед ней дверцу.
Дом погрузился в непривычную тишину. Рейчел сидела съежившись на траве около бассейна и перебирала в памяти потайные места, которые они могли пропустить. Она заварила чашку чая и отнесла ее Крисси, но, когда постучала в дверь, ей никто не ответил. Полагая, что Крисси спит, она поставила поднос возле двери, спустилась вниз и стала ждать возвращения остальных.
К тому времени, когда они вернулись в дом, начали сгущаться сумерки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37