— Постараюсь, — бросил я ей вслед, почувствовав некоторое облегчение с уходом Анни.
У Мида Пайна не было телефона. По крайней мере, он отсутствовал в телефонном справочнике. Действуя с неохотой, я все же решил отложить разговор с ним до утра. За двадцать восемь долларов мне досталась комната в мотеле. Я проспал всю ночь на кровати с толстым матрасом и резным изголовьем. Проснулся только однажды — когда запах гниющих листьев и звуки от движения тяжелых разлагающихся тел, ворочающихся под ними, стали невыносимыми.
Официантка оказалась права: когда на следующее утро я вышел из мотеля, мороз полностью сковал землю, стебли травы на дорожке сделались хрупкими, словно изваянные из хрусталя. В ярком солнечном свете машины медленно двигались по главной улице, и прохожие были окутаны облачками пара, походя на паровозы.
Я оставил машину в мотеле и дошел до ресторанчика пешком. Еще с улицы я увидел, что большинство мест в зале занято. Среди присутствовавших царила атмосфера довольства от сознания принадлежности к этому кругу, от ощущения некой общности.
Официантки — Анни среди них я не заметил — порхали между столиками, как бабочки; у кассы толстый бородатый мужчина о чем-то разговаривал с хозяином ресторанчика. Я почти дошел до двери в зал когда позади меня раздался голос — мягкий, нежный, знакомый:
— Чарли?..
Я обернулся. И немедленно прошлое хлынуло в мое сознание, вытесняя то, чем я жил эти годы.
Лорна Дженнингс была на шесть лет старше меня; ее дом стоял в миле от дома моего деда. Маленького роста, гибкая, темноволосая, Лорна была необыкновенно легка, словно птица. Она носила короткую стрижку, шедшую к ее темным волосам, а чувственный рот, казалось, или только что оторвался от чужих губ, или уже приготовился для следующего поцелуя. Белоснежно-фарфоровая кожа и сине-зеленые глаза дополняли ее нежный образ.
Мужа Лорны звали Рэндал, но все его друзья обращались к нему коротко: Рэнд. Высокий, сильный, он подавал надежды в хоккее, даже пробовал играть за «Портлендских пиратов». Служа в полиции, Рэндал мечтал перейти в ФБР. Он никогда не обижал свою жену, не ударил ее ни разу, и ей казалось, что у них нормальный брак. Пока однажды он ей не рассказал о своем первом и, как он выразился, «единственном» романе. Но это случилось задолго до того, как мы с Лорной познакомились, и до того, как стали любовниками...
Я проводил тогда первое после университета лето в Мэне и планировал на досуге поглубже изучить английский. Мне исполнилось двадцать три. После старших курсов я какое-то время подрабатывал — так, ничего особенного, — потом немного попутешествовал по Западному побережью и наконец вернулся в Скарборо, чтобы провести там последнее вольное лето. Я уже послал документы в Полицейское управление Нью-Йорка и при этом пытался использовать те немногие контакты, которые остались у меня среди полицейских, тех, кто помнил моего отца. Возможно, у меня были несколько идеалистические представления: я надеялся своим поступлением в полицию смыть пятно с его имени. Вместо этого своим приходом я, скорее всего, потревожил кое-какие воспоминания у людей — взбаламутил ил, поднявшийся со дна пруда.
Мой дед устроил меня на лето работать в страховую фирму. Я был у них рассыльным, да и вообще мальчиком на побегушках: варил кофе и подметал полы, отвечал на звонки и протирал столы. При этом я достаточно узнал о страховом бизнесе, чтобы понять, что любой, кто поверит речам страхового агента, или находится в полном отчаянии, или непроходимый тупица. Лорна Дженнингс работала личным помощником офис-менеджера. Она никогда не выходила за рамки обычной вежливости в разговоре со мной, мы лишь порой недолго разговаривали в начале рабочего дня. Хотя пару раз я замечал, что Лорна, прежде чем вернуться к своим документам или к печатанию писем, смотрит на меня как-то по-особенному. Первый раз я полноценно побеседовал с ней на корпоративной вечеринке по поводу ухода на пенсию одной из секретарш — высокой ухоженной женщины, которую через год судили за то, что она зарубила топором одну из своих собак. Лорна подкатила ко мне, когда я сидел в баре, пил пиво и изо всех сил притворялся, что не имею никакого отношения к страховому бизнесу.
— Привет! — сказала она. — Ты, похоже, проводишь время в одиночестве. Стараешься держаться от нас особняком?
— Привет, — вежливо ответил я, вертя в руках стакан. — Не то, чтобы так...
Она изогнула вопросительно бровь, и я сразу раскололся:
— Ну, может быть, чуть-чуть. Но к тебе это не относится.
Бровь изогнулась еще раз. Интересно, подумал я, от смущения кровеносные сосуды могут лопнуть?
— Я видела, как ты читал сегодня какую-то книгу.— Лорна устроилась на высоком табурете напротив меня. На ней была длинная шерстяная юбка, которая плотно ее облегала, и вся она пахла цветами. (Это такая специальная жидкость для тела, как я потом узнал.) — О чем книга?
Смущение все еще сильно владело мною. Читал я книгу Форда Мэдокса «Хороший солдат». Выбрал ее ожидая совсем другого, отличного от того, на что наткнулся: череда персонажей, которые изменяли друг другу, каждый по-своему. В дальнейшем, по мере развития наших с Лорной отношений, книжка все больше стала походить для меня на учебник, а не на роман.
— Это Форд Мэдокс. Вы читали?
— Нет, только слышала это имя. А стоит почитать?
— Думаю, да... — В общем-то, это прозвучало не очень убедительно в моих устах. И с точки зрения литературоведения тоже оставляло желать лучшего. Поэтому я добавил:
— Если вам придет охота почитать о слабых мужчинах и неудачных браках.
От последних слов она заметно вздрогнула. И, хотя я тогда почти ничего не знал о ней, малая часть моего мира откололась, упала и разбилась, раскатившись осколками по полу среди окурков и ореховой скорлупы. Мне пришло в голову, что если бы я даже выкопал дыру до Китая и забросал себя всей этой землей, то и тогда моя неловкость не скрылась бы от посторонних глаз. Я чем-то ранил Лорну, но не мог понять, чем именно.
— Правда? — переспросила она наконец. — Может, ты одолжишь мне эту книгу как-нибудь позже?
Мы еще немного поболтали — про работу, про моего деда, — пока она не поднялась с места. Когда она вставала, с табурета, то провела рукой по юбке выше колена, как бы стряхивая пушинку, приставшую к ткани. Материя натянулась, отчетливо обозначив линию бедер — всю, почти до колен. Потом Лорен посмотрела на меня с любопытством, склонив голову набок. В ее глазах возник особенный свет, какого я никогда прежде не видел. До этого никто на меня так не смотрел. Она мягко коснулась моей руки, однако ее прикосновение обжигало.
— Не забудь про книгу, — напомнила она напоследок.
И ушла.
Насколько я помню, так это начиналось. Я дал ей почитать книгу Форда Мэдокса. Мне доставляло странное удовольствие осознавать, что ее руки касались ее обложки, а пальцы осторожно, ласково переворачивали страницы. Через неделю я уволился с работы. Точнее говоря, меня уволили после скандала с офис-менеджером: он обозвал меня сукиным сыном и бездельником, а я его — лохом, кем он и был на самом деле. Мой дед внешне выказывал неудовольствие, что я остался без работы, однако в глубине души радовался тому факту, что я назвал офис-менеджера лохом: дед тоже о нем так думал.
Прошла неделя, прежде чем я набрался храбрости позвонить Лорне. Мы встретились, чтобы выпить кофе в маленьком заведении возле Мемориального моста Ветеранов. Лорна сказала, что ей понравился «Хороший солдат», хотя она и расстроилась. Предложила тут же вернуть книгу, но я сказал, чтобы она оставила «Хорошего солдата» себе. Наверное, мне хотелось верить, что, глядя на нее, Лорна будет думать обо мне. Что поделать — я был страстно влюблен. Хотя вскоре страсть переросла в нечто большее.
Мы вышли из кафе, и я предложил подвезти ее домой на «MG», который дед вручил мне по случаю окончания колледжа: одна из типичных американских моделей, выпускавшихся до того, как компанию купила «Бритиш Лейленд» и «прижала» такие модели. Не самая шикарная машина, но мне нравилось, как она бегала. Лорна, однако, отказалась.
— Мне надо встретиться с Рэндом.
Наверное, обида и разочарование отразились у меня на лице, потому что она наклонилась и мягко поцеловала меня в щеку.
— Не затягивай надолго со следующим разом, — заметила Лорна.
И я не стал.
Мы часто встречались после этого, но впервые по-настоящему поцеловались теплой августовской ночью. Мы собирались пойти посмотреть какой-то фильм. Рэнд не любил кино, ни хорошего, ни плохого. Лорна не сказала ему, что собирается в кино со мной. Лишь поинтересовалась у меня, нормально ли я отношусь к такой перспективе. Я ответил положительно, хотя, скорее всего, это было не вполне нормально, уж во всяком случае не для Рэнда.
— Знаешь, я не хотела бы стать помехой твоим встречам с другими девушками... — Произнося эти слова, она смотрела не на меня, а куда-то в сторону.
— Я не намерен с ними встречаться, — немедленно солгал я.
— ...потому что не позволю, чтобы наши отношения как-то отразились и на моих отношениях с Рэндом, — ответила она ложью на мою невинную ложь.
— Ну, и ладно, — продолжал я притворяться.
Мы стояли около своих машин, стараясь не смотреть друг на друга, вперившись в небо. У нее в руке были ключи от машины. Затем она засунула руки в карманы вместе с ключами и склонила голову.
— Подойди ко мне, — попросил я, — на минутку. Она подошла.
Первый раз мы занимались любовью у меня в спальне — однажды субботним полднем, когда Рэнд уехал в Бостон на чьи-то похороны. В доме было необычно тихо. Мой дед уехал в город к своим приятелям-полицейским вспоминать старые времена и ушедших навеки друзей.
Лорна пришла прямо из дома. И, хотя мы заранее договорились о встрече, я все равно удивился донельзя, когда увидел ее — в джинсах, джинсовой рубашке и белой футболке. Она молча последовала за мной, когда я повел ее в свою комнату.
Сначала мы поцеловались как-то неуклюже, ее рубашка все еще была застегнута. Потом все крепче и уже более уверенно. Внутри у меня от волнения все ходило ходуном. Я обостренно ощущал близость Лорны: ее особенный запах, груди под джинсовой рубашкой — и осознавал собственную неопытность, лишь усиливавшую желание. И даже, как мне тогда казалось, чувствовал себя по-настоящему влюбленным в нее. Она чуть отступила назад, расстегнула рубашку, вытащила футболку из джинсов. Лорна не носила лифчика, и ее груди всколыхнулись при этом жесте. Потом я опять оказался рядом с ней; пока я путался в застежках ее джинсов, в то время как она вытаскивала мою рубашку из брюк, мой язык скользил и обвивался вокруг ее языка.
Среди испещрявших постель и всю комнату солнечных пятен августовского полдня я потерялся в теплой влажности ее поцелуя и в мягкой упругости женской плоти, когда вошел в нее...
Наверное, прошло месяцев пять, прежде чем Рэнд узнал о наших отношениях. Мы встречались каждый раз, как только ей удавалось улучить подходящий момент. К тому времени я работал официантом, благодаря чему у меня было довольно свободного времени днем, а также выпадала пара свободных вечеров на неделе, если я решал устроить себе передышку. Мы занимались любовью где придется, в любом месте и в любое время, как только выдавалась такая возможность, а общались в основном по телефону и в письмах. Мы занимались любовью и на Хиггинс-пляже, что в некоторой степени стало компенсацией за мое юношеское фиаско с другой девушкой. Мы предавались любви и сразу после того, как пришло письмо из Нью-Йорка о том, что меня приняли в учебное заведение. В тот раз я почувствовал огорчение Лорны, даже когда мы двигались в унисон.
Происходившее между мной и Лорной сильно отличалось от всех тех отношений, которые складывались у меня с девушками прежде. То были кратковременные, легко обрываемые связи, погубленные в свое время людским окружением маленького городка Скарборо, где парни запросто могли подойти к тебе и рассказать, какими различными способами они имели твою девушку до тебя и как она хорошо работает ртом. Лорна казалась мне выше всего этого. Правда, на нее наложило отпечаток неизбежное изнашивание отношений другого порядка, связанное с неумолимым влиянием времени и взросления в браке, заключенном между двумя одноклассниками.
Нашей любовной истории пришел конец, когда один из приятелей Рэнда наткнулся на нас в кафе: мы сидели за столиком, усыпанным сахарной пудрой от пончиков и запятнанным брызгами сливок. Все выглядело очень по-светски, но Лорна и Рэндал поругались. В конце концов она решила не менять прочных отношений, сложившихся за время семилетнего брака, на бесперспективный роман с мальчишкой. Наверное, Лорна была по-своему права. Однако боль потом еще два года рвала меня на части, а ее отголоски еще дольше жили во мне. Я не звонил ей и не виделся с ней. Лорна отсутствовала на похоронах моего деда, хотя почти десять лет жила по-соседству с ним. Так получилось, что они с Рэндом вскоре уехали из Скарборо. И я даже не пытался узнать, куда они могли направиться.
У этой истории имеется короткое послесловие. Где-то через месяц после окончания нашего романа я пил в баре на Фоур-стрит, болтаясь с парнями, которые остались в Портленде, а не поехали поступать в колледж, не женились и не подались на заработки в другие места. Я мыл руки в туалете, когда за моей спиной открылась дверь. Посмотрев в зеркало, я увидел Рэнда Дженнингса в цивильной одежде, а за ним стоял жирный бугай, который прислонился к двери и спиной удерживал ее закрытой.
Я кивнул отражению Рэнда в зеркале — и общем-то, мне ничего другого не оставалось. Вытер руки полотенцем, повернулся... И получил от него удар коленом в пах — сильный удар, в который Рэнд вложил вес всего тела и боль от которого была переносимой. Я упал на колени, свернулся клубком: возникло ощущение, что я сейчас загнусь, а он еще добавил мне ботинком по ребрам. И потом он дубасил и пинал меня, валявшегося на залитом мочой полу, по бедрам, по заднице, по рукам, по спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52