Клавдия в свою очередь упрекала меня за непомерные расходы на мои безбожные театральные представления. Она даже не пыталась понять различия между драматическим спектаклем и представлением с дикими зверями в амфитеатре и совсем не слушала меня, когда я старался объяснить ей, что, занимая должность претора, я просто обязан время от времени устраивать и оплачивать представления для народа, тем более что отец мой — человек весьма состоятельный — заседает в римском сенате. В моем положении, объяснял я, необходима популярность, а также благосклонность и поддержка римлян, ибо преторы ежегодно избираются народным собранием. Христиане к этому почти не имеют отношения поскольку большинство из них — рабы и нищий сброд без гражданства.Заставить Клавдию замолчать было почти невозможно. В конце концов она довела меня до такого состояния, что я не выдержал и закричал, что она, видимо, вовсе не из рода Клавдиев, ибо старый император был таким страстным поклонником зрелищ в амфитеатре, что не покидал своего места до тех пор, пока дикие звери не разрывали на куски последнего осужденного. И ему было безразлично, что благородные римляне обычно не дожидались этой кульминации и ненадолго выходили из амфитеатра, дабы подкрепиться или провести время в приятной беседе.Нерон, который был более чувствителен и не выносил вида крови, в первые годы своего правления запретил кровавые зрелища с участием диких животных, а также смертельные поединки и бои гладиаторов.Чтобы остановить бесконечный поток упреков и нареканий, я, признаюсь, нередко использовал женскую слабость Клавдии. Закрывая ей рот поцелуями и лаская до тех пор, пока она не в силах была больше противиться искушению и со смехом бросалась в мои объятия, я уносил ее на ложе, и, должен честно сказать, мы переживали упоительные моменты. Однако потом Клавдия становилась еще печальнее и даже угрожала, что, если я не женюсь на ней, она пожалуется на меня своей сводной сестре Антонии, будто лишенная всяческого влияния Антония могла мне в чем-то навредить.Моя страсть к Клавдии возникала спонтанно, и, занимаясь с ней любовью, я не задумывался о последствиях. Будучи отчасти повинен в злоключениях Клавдии, я никогда не забывал о том, что ей пришлось пережить в портовом публичном доме в Мессине, однако, вспоминая об этом, я все же был глубоко убежден в том, что, согласно мудрой пословице, на протоптанной дорожке трава не вырастет.Тем сильнее было мое удивление, когда однажды после моего возвращения из Остии Клавдия незаметно отвела меня в сторонку и с сияющими гордостью глазами шепнула мне на ухо, что беременна от меня. Я не поверил ей и сказал, что у нее слишком разыгралось воображение или же она страдает от какой-то женской болезни. Я спешно послал за лекарем-греком, который изучал медицину в Александрии, но и ему не поверил, когда врач подтвердил, что Клавдия не ошиблась. Ученый медик заявил, что моча Клавдии вызвала бурное прорастание овсяного семечка, а это — верный признак беременности.Однажды вечером я вернулся в свой дом на Авентине в прекрасном расположении духа. В этот день я никого не ждал и был непомерно удивлен, увидев в доме обеих дочерей Клавдия — Клавдию и Антонию — и старую Паулину Плавцию, с которой мы не встречались со дня моего отъезда в Анцию. От частых постов она совсем высохла и, как прежде, одевалась во все черное. На морщинистом лице старой женщины неестественным огнем горели прекрасные глаза. По этим огромным сияющим глазам я бы всегда узнал Паулину.Антония, здороваясь со мной, явно чувствовала себя неловко, но сохраняла надменный вид и высоко держала голову.Пока в растерянности я лихорадочно раздумывал, должен ли принести Антонии свои запоздалые соболезнования по поводу внезапной кончины ее супруга, тетушка Паулина неожиданно заговорила.— Ты пренебрегаешь своим долгом и обязанностями по отношению к Клавдии, — строго произнесла она. — Именем Христа я требую, чтобы ты как можно скорее сочетался с ней браком по римскому закону. Если ты не боишься гнева Господа, то гнев Плавциев не может не волновать тебя. И я заявляю: мы не позволим опорочить доброе имя нашей семьи.— Меня тоже беспокоит твое нечестное поведение по отношению к моей сводной сестре Клавдии, — добавила Антония, — и я вовсе не желаю ей такого супруга, как ты. Но ты соблазнил ее, она забеременела, и тут уже ничего не поделать.— Неужели и ты поверила в безумную историю о происхождении Клавдии? — с удивлением спросил я. — Ты ведь неглупая женщина, Антония. Император Клавдий никогда не признавал ее своей законной дочерью.— Только по политическим соображениям, — серьезным тоном пояснила Антония. — Мой отец Клавдий развелся с Плавцией Ургуланиллой, чтобы жениться на моей матери, которая, как известно, была приемной дочерью Сеяна Сеян Луций Элий (20 г. до н.э. — 31 г. н.э.) — фаворит императора Тиберия, префект преторианцев, единственный командир императорской гвардии; по обвинению в государственной измене был свергнут и казнен.

. Клавдия родилась через пять месяцев после развода, и Сеян — дабы защитить права моей матери и не унижать ее достоинства, — посчитал неприличным признать Клавдию дочерью императора, о чем откровенно сказал цезарю. А ты же знаешь, каким влиянием пользовался тогда Сеян. Ведь Клавдий и женился-то на моей матери, дабы добиться его расположения и заручиться поддержкой. Я помню, как мать не раз порицала супруга за недостойное поведение. В то же время о матери Клавдии ходило столько всяких разговоров, а я была слишком горда, чтобы признать Клавдию своей сводной сестрой — пусть даже тайно. Однако с тех пор меня саму столько раз унижали, столько раз мной пренебрегали, что от моей гордости ничего не осталось, и я поняла, что значит быть отвергнутой. Потому хочу хоть как-то загладить давнюю вину по отношению к Клавдии и восстановить справедливость. Я желаю ей только добра.— Ты тоже стала христианкой? — язвительно осведомился я.Мой вопрос смутил Антонию, и она вдруг покраснела.— Я еще не посвящена, — потупив глаза, ответила она, — но разрешаю моим домашним рабам поклоняться Христу. Кстати, насколько мне известно, ты тоже не запрещаешь своим домочадцам и рабам исповедовать христианство. Но сюда я пришла говорить о Клавдии, а не вести беседы о христианах. Меня больше всего волнует и заботит то, что на мне может прерваться древнейший род Клавдиев, а этого нельзя допустить. Если будет необходимо, я готова усыновить твоего ребенка. Это заставит Нерона и Поппею кое о чем подумать.Я понял, что Антонией движет ненависть к Нерону, а вовсе не любовь к Клавдии.— На смертном одре, — вмешалась в разговор старая Паулина, — Ургуланилла торжественно поклялась, что Клавдия — законная дочь императора. Я не особенно дружила с Ургуланиллой, осуждая ее за распутное поведение в последние годы, но я верю, что она не солгала мне в свой смертный час, ибо по-своему любила Клавдию. Все дело в том, что ты, благородный римлянин и римский всадник, считаешь для себя невозможным жениться на женщине, родившейся вне брака. По той же причине, а также опасаясь гнева императора Клавдия мой муж отказался удочерить нашу племянницу. Но на самом деле Клавдия официально имеет римское гражданство и в действительности рождена в браке. Никто бы не взялся опровергать этого, не будь она дочерью императора.Тут Клавдия громко разрыдалась.— Я не думаю, что мой отец и вправду ненавидел меня, — в отчаянии воскликнула она. — Наверное, распутная Мессалина, а потом и коварная Агриппина так умело воспользовались его слабостями, что он не посмел — даже если и хотел, — признать меня своей дочерью. Я его за это давно простила.Глубоко задумавшись над всеми юридическими сложностями этого дела, я вспомнил, как, прибегнув к определенным хитростям, я все же обеспечил Юкунду римское гражданство по рождению.— Клавдия в течение многих лет вынуждена была скрываться. Она жила одна в хижине за стенами Рима, и никто не знал, кто она такая, — вслух размышлял я. — Я не вижу особых трудностей и больших препятствий для того, чтобы внести ее имя в список римских граждан в каком-нибудь маленьком городке, как дочь скончавшихся родителей. Стоит лишь выбрать местность, где архивы были полностью уничтожены, например, сгорели во время пожара. Множество римских граждан проживает в отдаленных провинциях, и мы все прекрасно знаем, что многие из них безосновательно утверждают, будто имеют римское гражданство, что опровергнуть или доказать не может никто. Если наша хитрость удастся, я смогу взять Клавдию в законные супруги.— Даже не пытайся придумывать мне несуществующих родителей, — сердито возразила Клавдия. — Моим отцом был Тиберий Клавдий Друз, а матерью — его законная супруга Плавция Ургуланилла. Однако я благодарю тебя за согласие жениться на мне и воспринимаю твои слова, как сделанное мне предложение. Здесь присутствуют также двое уважаемых свидетелей, которые смогут подтвердить твое намерение.Улыбаясь, Паулина и Антония поспешили поздравить меня. Я понял, что угодил в ловушку, хотя пытался вслух лишь теоретически решить некую юридическую задачу. После короткого спора мы все же пришли к единому мнению: следует составить документ, подтверждающий происхождение Клавдии и подписанный свидетелями, который Антония и Паулина поместят в тайное хранилище весталок.Мы также решили, что бракосочетание пройдет тихо, без жертвоприношений и традиционных торжеств, в список граждан Клавдия будет внесена под именем Плавции Клавдии Ургуланиллы, я же прослежу за тем, чтобы никто не задавал лишних вопросов. Положение Клавдии в моем доме останется прежним, ибо она уже давно управляет всеми делами по хозяйству.Мне ничего другого не оставалось, как с тяжелым сердцем согласиться на все условия, поставленные благородными женщинами. Я серьезно опасался быть отныне вовлеченным в политические интриги против Нерона. Паулину в заговорах я, разумеется, не подозревал, она наверняка ни о чем подобном и не помышляла, а вот с Антонией все было по-другому.— Я на несколько лет моложе Клавдии, но Нерон не позволит мне снова выйти замуж, — с горечью заявила она. — К тому же, ни один мужчина благородного происхождения, вспомнив, что произошло с Фаусто Суллой, не посмеет жениться на мне. Возможно, все сложилось бы иначе, не будь Сулла человеком столь нерешительным. Но он ничего не смог сделать. Потому я и рада за Клавдию, искренне рада тому, что она, законная дочь императора, может выйти замуж — пусть даже тайно. Ты ловок, хитроумен, не слишком щепетилен и довольно богат, и эти твои достоинства, может быть, возместят другие качества, которые мне бы хотелось видеть в муже моей сводной сестры. Однако и ты не забывай — этот брак навсегда свяжет тебя как с Клавдиями, так и Плавциями.Паулина и Клавдия попросили нас помолиться вместе с ними Христу, дабы их бог благословил наш брак.Антония презрительно улыбнулась.— Неважно, как зовут твоего бога, — заметила она, — лишь бы ты верил в его чудотворную силу. Я сама поддерживаю христиан, но исключительно потому, что знаю ненависть евреев к Христу, к тому же император слишком уж милостив к иудеям, чего я не одобряю. Поппея помогает им получать должности а Нерон осыпает еврейского актера безумно щедрыми подарками, хотя тот нагло отказывается выступать по праздничным дням.Гордая Антония в своем ожесточении явно ни о чем другом не думала, как только о сопротивлении Нерону. Хотя она и не обладала политическим влиянием, но опасной быть могла. В глубине души я был рад, что у нее хватило ума прибыть в мой дом, когда уже смеркалось, и в закрытых носилках с задернутыми шторками.События этого вечера сильно расстроили меня, я был подавлен и унижен, и даже совместная молитва, обращенная к богу христиан, не могла больше испортить мне настроения. Тут я было подумал, что скорее всего мне теперь не стоит отвергать и помощь бога христиан, который, возможно, всемогущ, как утверждают Павел и Кифа, творящие чудеса от его, Иисуса из Назарета, имени. Я дошел до того, что выпил вина из деревянной чаши моей матери, из которой в свое время пил и Христос. А когда гости ушли, мы с Клавдией легли в постель, уже помирившись друг с другом.После этой ночи мы с Клавдией стали спать вместе, словно мы уже были женаты, и никто в моем доме не обратил на это особого внимания. Не буду отрицать — моему тщеславию льстило, что я делю ложе с дочерью императора. Я был внимателен к Клавдии и потакал всем ее капризам во время ее беременности. В результате христиане прочно обосновались в моем доме, и их громкие молитвы гулким эхом разносились далеко окрест, нарушая покой наших ближайших соседей. Но мне это совсем не мешало. Я просто не придавал их пребыванию в моем доме никакого значения. ГЛАВА ВТОРАЯТИГЕЛЛИН Глухо рокотал гром, и вдалеке сверкали зарницы, однако на город не упало ни единой капли дождя, и Рим изнывал от жары, грязи и вони. В моем саду на Авентине листья деревьев покрылись толстым слоем серой пыли, а высохшая и пожелтевшая трава жестко шелестела под ногами.Единственным живым существом, наслаждавшимся жарой, была тетушка Лелия, которая из-за своего преклонного возраста вечно зябла и теперь, выходя в сад, полной грудью вдыхала раскаленный воздух и радостно восклицала:— Наконец-то в Риме установилась теплая погода!В такие мгновения к ней, казалось, возвращалась память, и она в сотый раз принималась рассказывать историю о пожаре, который много лет назад уничтожил все постройки на склонах Авентина, и о том, как управляющий моего отца скупил по дешевке выгоревшие участки и построил на них дом, который я продал прошлой зимой. Кстати, эта авентинская усадьба в свое время позволила отцу доказать древность и знатность нашего рода и восстановить наше имя в списках всаднического сословия.В знойном воздухе явственно чувствовался запах гари, но меня это мало беспокоило. В такие дни строго воспрещалось разводить открытый огонь, и я знал, что за порядком следят все городские вигилы Вигилы — бригады пожарных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50