Многие охотники именно так и поступают, если по какой-либо причине лишаются оружия.Я решил, что он спасся по воле богов, и набросил ему на плечи свой плащ, желая уберечь его от дубинок стражников. Наградой мне за это стал его подробнейший рассказ о том, что делали Юкунд и Барб и о чем они говорили в окружении других узников.Помещение, куда заперли христиан, было так переполнено, что все могли только стоять, и этот юноша совершенно случайно оказался прижат к Юкунду. Кроме того, Барб, слегка оглохший к старости, попросил Юкунда говорить громче, когда тот шепотом принялся повествовать ему о глупом мальчишеском заговоре.Юноша-христианин назвал свое спасение чудом и сказал, что он, должно быть, понадобился Христу для других целей, хотя и надеялся к вечеру оказаться в раю вместе с прочими своими единоверцами. Я дал ему кое-что из одежды, валявшейся вокруг в изобилии, и позаботился, чтобы его беспрепятственно выпустили из цирка через боковую калитку.Он выразил надежду, что Христос воздаст мне за мое милосердие и мое доброе дело, и заверил, что, по его мнению, даже я ступлю когда-нибудь на истинный путь. Затем он простодушно признался в том, что является учеником Павла и крещен именем Клемент Клемент из Рима — наряду с Варнавой, Игнатием из Антиохии, Поликарпом из Смирны и др. автор сочинений, объединенных под названием «Апостольские отцы». Эти сочинения различны по своему содержанию, литературным качествам и географической принадлежности, но благодаря этому дают многогранное представление о раннем христианстве.

. Это необычайное совпадение заставило меня отнестись более снисходительно к капризу Клавдии, пожелавшей назвать так нашего сына.Молодой христианин не понял причин моего удивления и объяснил извиняющимся тоном, что он не только не отличается каким-то особо мягким нравом, но, напротив, настолько вспыльчив, что сам наложил на себя епитимью, решив стать кротким и покладистым. Именно поэтому он сразу бросился на землю и не стал драться со львами. Он еще раз поблагодарил меня за мою доброту и пошел в Рим по дороге, освещаемой живыми факелами. Он был настолько убежден в том, что нужен своему богу для какой-то неведомой цели, что, я думаю, недолго горевал о закрытом пока для него рае, куда отправились сегодня прочие его единоверцы.Я встретил его снова три года спустя, когда мне поручили выступить посредником в споре между христианами, в котором, по моему мнению, я должен был поддержать Клетия. Вопрос стоял о том, кто унаследует пастуший посох Линия. Я решил тогда, что Клемент все еще слишком молод, и надеюсь, что позднее, упражняя свой дух в смирении, он и сам это понял.Его черед наступит однажды, но тебя это не должно волновать, Юлий, сын мой. Христиане не имеют политических целей; этим их религия отлична от прочих восточных религий. И я заклинаю тебя никогда не преследовать их, но оставить пребывать в мире — ради твоей бабушки Мирины, хотя, я уверен, иногда они будут досаждать тебе и раздражать тебя.Я распорядился обернуть останки Юкунда и Барба куском ткани, а также разрешил нескольким перепуганным гражданам забрать трупы их родственников — если, конечно, им удастся отыскать их среди горы мертвецов. Многие предлагали за это богатые подарки, но я с благодарностью отказался. Большую часть тел пришлось перевозить к общей могиле, куда обычно ссыпали пепел простолюдинов; к счастью, она была недалеко.Итак, я смог успеть к раздаче еды, устроенной Нероном; я был горд тем, как прошло представление в цирке, и выразил горячее неодобрение жутким зрелищем, которое придумал и осуществил Тигеллин. По вине этого своевольного человека в прекрасных садах Агриппины стояла ужасающая вонь и со всех сторон раздавались крики боли и отчаяния. Я заранее прикинул, что еды на такое количество зрителей не хватит, и приказал побыстрее освежевать и разделать диких быков с тем, чтобы от своего имени пригласить людей отведать хорошего мяса.Но мой собственный аппетит вдруг совсем исчез, когда первые встреченные мною несколько сенаторов как-то странно посмотрели на меня и даже повернулись ко мне спиной, не ответив на приветствие; а затем и сам Нерон поблагодарил меня за спектакль неожиданно вяло и, я бы сказал, как-то виновато.Только тогда я услышал из его уст о приговоре, вынесенном моему отцу и Туллии; до этого же неожиданное появление на арене Юкунда и Барба оставалось для меня загадкой, несмотря на историю о заговоре, рассказанную молодым христианином. Я даже намеревался язвительно поинтересоваться у Нерона, дождавшись, когда тот будет в благоприятном расположении духа, с каких это пор юношу, считающегося приемным сыном знатного римлянина, могут бросить на арену к диким зверям вместе с христианами.Нерон обрисовал мне умопомешательство, поразившее моего отца на утреннем заседании сената.— Твой отец публично оскорбил меня, — сказал он, — но не я приговорил его к смерти. Приговор ему вынесли его же коллеги, причем столь единодушно, что не было ни малейшей надобности в голосовании. Ты же знаешь, сенатор не может быть осужден, пускай даже самим императором, если предварительно его не обвинят другие сенаторы. Твоя мачеха повела себя очень шумно, и потому скандала избежать не удалось, хотя, помня о твоем высоком положении, я предпочел бы сохранить это дело в тайне. Что до британского юноши, которого усыновил твой отец, то он слишком уж серьезно воспринял свои перед ним обязательства и объявил себя христианином. Иначе его бы ни в коем случае не забрали в цирк. Впрочем, всадник из этого калеки все равно вышел бы никудышний. Но тебе не стоитоплакивать его гибель, ибо твой отец, имевший все признаки душевного расстройства, собирался лишить тебя наследства. Так что, хотя я и вынужден конфисковать собственность осужденного, фактически ты ничего не потеряешь. Тебе же известны трудности, которые я испытываю, когда изыскиваю средства, чтобы обеспечить себе в старости достойную жизнь.Я подумал, что, пожалуй, мне лучше немедленно объяснить, что мой отец передал мне мою часть наследства еще семнадцать лет назад, — иначе я не смог бы нести расходы, обязательные для всех всадников. Однако земельные участки на Авентине я продал — еще до того, как дома там были уничтожены пожаром. Напомнил я и о том, что отец выдавал мне довольно значительные суммы на содержание зверинца, — но Нерон тоже получал прибыль от спектаклей в амфитеатре с участием моих зверей.Нерон с улыбкой ответил, что он и не думал требовать наследство, полученное мною столь давно, поскольку считает, что казна может удовлетвориться одним лишь отцовским поместьем, — этого, мол, хватит для поддержки его собственных строительных начинаний. Он даже великодушно разрешил мне забрать из дома моего отца несколько вещиц на память — при условии, что магистрат внесет их прежде в общую опись.Чтобы избежать возможных кривотолков, я счел нужным сказать, что мой отец завещал мне наряду с прочими мелочами некую чашу, представляющую Ценность только для нас двоих. Нерон проявил было любопытство, но когда я объяснил, что это простой Деревянный кубок, он тут же потерял к нему всякий интерес.Осознав наконец, какой я подвергался опасности из-за вызывающего поведения моего отца, я торопливо добавил, что на этот раз не возьму с Нерона ни сестерция за моих зверей и прочие понесенные мной расходы, так как очень хорошо знаю, насколько нужны ему сейчас деньги. Должен же он завершить строительство нового, достойного его дома! Я даже отдал ему оставшееся мясо быков, чтобы можно было накормить народ, и предложил продать ту огромную гору одежды, которая все еще лежала в цирке, а также дорогие украшения и застежки, снятые с узников. Я выразил надежду, что вырученные средства позволят ему возвести еще несколько колонн в новой аркаде, которая должна была соединить здание на Палатине и Целии с Золотым домом на Эсквилине.Нерон остался доволен и пообещал помнить о моей щедрости. Он вздохнул с облегчением, когда понял, что я не стану упрекать его в смерти моего отца и того, кого он считал моим сводным братом; теперь он в полной мере смог воздать мне должное за проведенный сегодня спектакль, признав, что его люди совершенно не справились с поручением, а Тигеллин так и вовсе вызвал общее раздражение.Правда, скромно добавил Нерон, водяной орган был очень неплох, да и музыканты, с которыми он лично так долго возился, тоже играли замечательно.Про себя я подумал, что шум музыки лишь беспокоил животных и отвлекал толпу зрителей во время некоторых кульминационных моментов представления. Но это было только мое личное мнение, и я, разумеется, не стал выражать его вслух. Я посчитал себя не вправе судить о посредственных результатах его усилий, тогда как мои собственные получились столь успешными.Несмотря на этот разговор, я был подавлен и совершенно лишился аппетита. Как только я оказался в одиночестве, вдалеке от завистливых взглядов, я принес жертву богам в память моего отца и выпил два кубка вина. Затем я отправил раба на поиски места казни отца и Туллии и велел ему выяснить, где их тела. Но, как я и ожидал, он ничего не нашел.Я вынужден был ограничиться тем, что на следующее утро предал огню останки Юкунда и Барба на наскоро приготовленном погребальном костре. Я решил, что Барб, столь долго и верно служивший нам, достоин такого же погребального костра, как и мой сын. Когда я залил вином последние языки пламени, я своими руками собрал пепел и сложил его в урну. Позже я поместил эту урну в мавзолеи в мере, возведенный мною на участке, когда-то купленном моим отцом. По отцовской линии Юкунд принадлежал к старинному этрусскому роду, а его мать, Лугунда, происходила из знатной британской семьи. Что до Барба, то он был предан мне и моему сыну до самого смертного часа, а такая верность, конечно же, свидетельствует о некотором благородстве натуры. Бронзовый этрусский петушок на крышке их урн сулит им своим криком вечную жизнь, и ты, Юлий, увидишь этот склеп собственными глазами, когда отправишься однажды в Цере с останками твоего несчастного, запутавшегося и недостойного отца.Чтобы не обидеть Нерона своим внезапным уходом, мне пришлось принять участие в праздничной трапезе. Я с радостью признаю, что императору весьма удались небольшие представления, устроенные в освещенных местах парка, — красивые танцы, сценки с Аполлоном и Дафной Дафна — в греческой мифологии нимфа, дочь речного бога Пенея. Уклонялась от преследования влюбленного Аполлона и была превращена в лавровое дерево, когда он настиг ее.

и с сатирами, преследующими среди кустарника убегающих он них нимф, а также многое другое, что развлекло гостей и придало их лицам похотливое выражение. К счастью, женщин вокруг хватало, как и мяса, которого было в избытке благодаря моим быкам; фонтаны же наполняли бассейны вином, не смешанным с водой.Поскольку поджигатели уже понесли заслуженное ими наказание, знатные римлянки совместно со жрицами всех коллегий, приготовили таинственную пищу примирения. Близился самый торжественный момент праздника. Из храмов уже доставили два священных белокаменных конуса.Теперь они стояли на двойных подушках внутри шатра в окружении многочисленных огней. Женщины украшали обелиски гирляндами и предлагали им традиционную священную пищу.Я наблюдал за происходящим с огромным любопытством, помня, что римляне унаследовали это таинство от этрусков, и с большим желанием присоединился к божественному смеху сенаторов и всадников. Народу смеяться не разрешалось. Затем передний откидной полог шатра опустили, закрыв вход. Спустя совсем немного времени огни, просвечивавшие сквозь полотно шатра, внезапно погасли без всякого постороннего участия. Присутствующие облегченным вздохом приветствовали успех церемонии, которая была проведена в соответствии с древней традицией.Пока каменные конусообразные обелиски, или боги, коих они изображали, оставались после вкушения священной пищи в темном шатре, где им, ради процветания Рима, предстояло слиться в объятиях на пышных нарядных подушках, в садах вовсю шла подготовка к веселому спектаклю.Сатирическая пьеса, одобренная самим Нероном, всем была бы хороша, если бы не желание императора сыграть в ней одну из ролей: он, видишь ли, считал, что завоевывает этим благосклонность народа.На виду у публики, прямо на открытой сцене, под развязно-бесстыдные звуки свадебных гимнов он облачился в одежду невесты и опустил на лицо алую накидку. Затем, искусно подражая женскому голосу, он затянул жалобную песню.Пифагор, красивый раб, наряженный женихом, подвел цезаря к брачному ложу. Тут появилась богиня, которая попыталась утешить пугливую невесту и наскоро объяснить ей кое-что. Всхлипывая от страха, Нерон позволил «жениху» развязать два узла на своем поясе и, едва ли не нагой, упал на ложе в объятия к полураздетому Пифагору.Нерон так выразительно изображал девичий испуг, оханье и взвизгивания, что зрители заходились от смеха; когда же этому неумолчному хохоту стали вторить со сцены счастливые стоны, многие благородные женщины покраснели и поднесли руки к пылающим щекам. И Нерон, и раб исполняли свои роли с таким мастерством, что казалось, будто они долго и старательно разучивали их заранее.Но Поппея была так недовольна этим представлением, что вскоре после него покинула праздничный ужин. Впрочем, возможно, она поступила так из-за очередной беременности. Императрица была на третьем месяце, и ей следовало поберечь свое здоровье, а сегодняшний долгий цирковой спектакль разволновал и утомил ее.Нерон не препятствовал ее уходу. Напротив, он воспользовался возможностью и, заметив, что большинство гостей опьянело, подал знак к началу в темных углах парка всяческих непристойных забав. На празднество были приглашены женщины из всех публичных домов, уцелевших после пожара, и цезарь щедро оплатил их услуги из собственного кармана. Однако многие знатные римлянки и легкомысленные жены и мужья тоже приняли участие в этих играх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50