— Он легко встряхнул ее. — Я уже подумал, что ты пробежишь весь луг.
— Почему же ты меня раньше не остановил? Конечно, вся эта красота слегка опьянила меня, но я же разумный человек, со мной можно было поговорить.
— Я не мог тебя догнать, черт возьми! — Его лицо было хмурым. — Понимаешь, моей сильной стороной является выносливость, а не скорость.
Зайла откинула голову и радостно засмеялась.
— Дэниел, ты чудо, таких больше нет. Ты всегда говоришь правду, даже если это задевает твое самолюбие. — На его лице появилось странное выражение, и она сразу перестала улыбаться. — Ну а теперь-то что случилось?
— Я никогда не слышал раньше, чтобы ты смеялась, — просто ответил он. — Это так здорово!
Зайла замерла.
— Тогда я постараюсь делать это почаще. Я и не знала, что кажусь занудой. — Она опустилась на колени среди маков. — Но ты, наверное, прав. Мои ноги все-таки устали.
Он сел на траву рядом с ней.
— И мои тоже. — Его взгляд не отрывался от ее лица. — Ты совсем не зануда. Ты никогда не бываешь мрачной, а всегда спокойно улыбаешься. — Он потянулся и нежно погладил пальцем ее щеку. — И ты такая красивая! Очень красивая, мой старый друг.
Вот еще одно дорогое воспоминание. «Старый друг». В этот раз его обращение опять звучало как признание в любви.
— Пандора не посчитала бы это комплиментом, — сказала Зайла слегка дрогнувшим от волнения голосом. — Она думает, что красивые женщины хороши только для одной цели. — Опустив глаза, она сорвала один из маков, цветущих вокруг. Зря она это сказала. Сразу же представился Дэниел, сильный и обнаженный, занимающийся с ней любовью на широкой кровати, застеленной прохладными атласными простынями. А она ведь никогда не видела его во время любви. Тогда, в пещере, вокруг царила кромешная темнота, наполненная страстью. Зато уж страсти было хоть отбавляй.
Зайла попыталась отогнать от себя эти мысли. Она не может просить у судьбы слишком многого. Прошедшие десять дней и так были прекрасными, спасибо и за это. Дэниел беспокоился и заботился о ней, как старший брат о любимой сестренке. И притом, очень хрупкой сестренке, грустно подумала она. Зайла не могла отделаться от впечатления, что он боится притронуться к ней даже с самыми невинными намерениями. Неужели он не видит, что она уже почти здорова? Он, может быть, и не желает ее больше, но и друзья обмениваются дружескими ласками время от времени.
За эти дни они сблизились во многих отношениях. Они много разговаривали, играли в настольные игры, вместе обедали. Зайла чувствовала, что знает его лучше, чем кого-либо из своих знакомых. Дэниел был теперь частью ее жизни. Как она перенесет, когда он через несколько дней отвезет ее в Зеландан и пойдет по жизни своим путем? Будет ли он приезжать хоть изредка? Наверное, да. Он считает ее хорошим другом, а Дэниел всегда верен друзьям.
— Ты что-то перестала улыбаться. О чем ты думаешь?
— О Зеландане. — Одним пальцем она задумчиво разглаживала лепестки мака на колене, не поднимая головы. — Вчера я звонила маме. Из Нью-Йорка прилетели Дэвид и Билли. Мама говорит, Дэвид был очень расстроен из-за того, что ему не сообщили о похищении. Он спрашивал, когда я приеду.
— Вот и пусть теряется в догадках, — резко сказал Дэниел. — Ты еще недостаточно окрепла, чтобы куда-то ехать. Доктор Мэдхен говорил тебе это вчера, так?
— Да, он мне сказал. — Решение доктора принесло ей тогда большую радость. — Но рано или поздно он меня отпустит. Я теперь уже хорошо себя чувствую. Дэвид был удивлен, что я до сих пор здесь. Он собирался позвонить доктору.
— До сих пор все прекрасно обходились и без твоего драгоценного Дэвида. Можешь сказать ему, чтобы занимался своими делами и не лез в чужие, — сердито сказал Дэниел. Но, увидев, какое впечатление произвели его слова на Зайлу, он обреченно поднял брови. — Конечно, ты так не можешь сказать. Ты слишком многим ему обязана. Он же твой лучший друг!
— Он мой хороший друг, — мягко поправила Зайла. — Не могу сказать, что лучший. Во всяком случае, теперь. Теперь ты мой лучший друг, Дэниел.
Дэниел замер. Что-то промелькнуло в его лице, но он быстро скрыл это.
— А как твой Брэдфорд переживет это? Ведь ты была его личной собственностью в течение долгих лет.
— Думаю, Дэвид не считает, что, заботясь о ком-то, нужно с кем-то соперничать. Он прекрасный человек, Дэниел. Бывают моменты, когда он напоминает мне высокогорное озеро, чистое, глубокое и абсолютно прозрачное. Я бы очень хотела, чтобы вы познакомились.
— Не уверен, что мне это надо, — кратко ответил он. — В отличие от Брэдфорда я очень ревниво отношусь к подобным вещам, и встреча с таким совершенством может быть испытанием для моего самолюбия. Ты никогда не сравнивала меня с этим дурацким горным озером.
— Пусть тебя это не волнует. — Зайла мягко улыбнулась. — Ты в своем роде тоже совершенство. Но это правда, что ты не похож на горное озеро. Ты скорее напоминаешь море. Суровое, сильное, но при этом способное поддерживать жизнь, даже давать жизнь. Мне кажется, что вы с Дэвидом отлично дополняете друг друга.
На лице Дэниела читалось изумление.
— Возможно, — неуверенно сказал он. — Я знаю, что он очень много значит для тебя. Хотя в этом тоже часть проблемы. Я всегда был собственником. — Он болезненно поморщился. — Наверное, это восходит к тем временам, когда я был маленьким и должен был крепко держать все, что имел, чтобы у меня это не отняли. Боюсь, я таким и остался.
— Нет причины удерживать то, что я и так тебе дала бы, — сказала Зайла. Она протянула руку, чтобы коснуться его руки. Она почувствовала, как Дэниел напрягся. Это физическое отторжение болезненно задело ее, но Зайла постаралась не показать виду. — Получается какая-то ерунда, Дэниел. Я считаю, если ты любишь кого-то, то даешь ему все, в чем он нуждается.
В его резком смехе звучала нотка горечи:
— Это правда. Ты сказала, что стоило бы Брэдфорду попросить, и ты бы не раздумывая легла с ним. Так, значит, и я теперь попал в число привилегированных, и на меня распространяется твое великодушие?
Зайла застыла, широко раскрыв глаза.
— Ну, если ты того хочешь… — пробормотала она через силу.
— Так вот, я не этого хочу! — У него сжались кулаки. Голубые глаза сверкали на побледневшем лице. — И это очень важно, черт возьми! Твое тело имеет свою ценность, как и твой ум и твоя душа. Ты не должна разбрасываться этим ради любого, кто попросит.
Зайла съежилась, как под ударом.
— Но это совсем не так, — заговорила она дрожащим голосом. — Я совсем не такая. Речь не идет о любом.
— Боже мой, я это знаю! — Слова Дэниела словно вырвались из глубины сердца. Его руки, сжимавшие ее плечи, дрожали. — Меня просто выводит из себя, когда ты говоришь что-то подобное. Ты так чертовски красива! Ты прекрасна и внутренне, и внешне! Ты что, не сознаешь этого? Мир вокруг может быть черным и отвратительным, но ты светишь, как свеча в ночи. Люди вроде меня должны знать, что где-то в мире еще существуют такие очаги надежды. Так что, ради Бога, сияй гордо, Зайла!
Зайла так и стояла перед ним, приоткрыв рот, чувствуя себя так, как будто ей только что вручили Нобелевскую премию мира. Потом робко улыбнулась ему, и ее лицо озарилось нежностью.
— Свечи, озера, моря… Мы сегодня что-то оба склонны к метафорам. — Она обернулась на поле маков, колышущихся под ветром. — Может, это от красоты вокруг? Маки, наверное, самые красивые цветы на земле. — Она покачала головой в изумлении: — А я их раньше так ненавидела!
— Зайла…
— Это странно, правда? Но из мака получают опий, понимаешь?
— Понимаю. — Дэниел крепче сжал ее плечи, его лицо было внимательным и суровым.
— Наркотик. Не могу смириться с тем, что из такой красоты получают нечто столь отвратительное. — Она посмотрела на цветок, все еще зажатый в ее руке. — Все вещи имеют две стороны. Опий может нести зло, но может также снять боль, остановить мучения. Мак может внушать ужас, но может возвышать сердца своей красотой. Надо просто знать об этом и воспринимать мир таким, какой он есть. — Она нервно облизнула губы и посмотрела ему в глаза. — Я говорю бессвязно, но я хочу что-то тебе сообщить. Наверное, надо было сделать это раньше, но мне и сейчас трудно говорить об этом.
— Так не говори, — с грубоватой заботливостью сказал он. — Мне и не нужно. Я не имею права знать, если это так болезненно для тебя.
— Но Дэвид знает, — озабоченно сказала она. — И ты можешь подумать, что я скрываю от тебя то, чем поделилась с ним. А я этого не хочу.
— Ну, я не до такой степени собственник. Не надо обнажать передо мной душу только ради того, чтобы я получил преимущество перед Брэдфордом.
Небывалое чувство облегчения затопило ее.
— Вот и хорошо. Значит, не теперь. Я все равно скоро все тебе расскажу.
Рука Дэниела нежно провела по ее губам и подбородку.
— Когда ты решишь, что готова, я тебя выслушаю. — Он отнял свою руку и неожиданно встал. — Но если я хочу, чтобы с тобой все было в порядке, я должен вернуть тебя домой и накормить завтраком. — Он протянул руку и помог ей встать. — Не будем нарушать строгий режим, прописанный тебе врачом.
Зайла обреченно вздохнула. Опять Дэниел играет роль старшего брата! Но сейчас это не испортило ей настроения. Это утро было таким прекрасным, и они сказали друг другу так много важного, что в ее душе зародился крохотный росток надежды. Она теперь точно знала, что Дэниел к ней неравнодушен, возможно, даже больше, чем сознавал сам. И если она не даст увянуть этому ростку, он может расцвести так же, как красивый красный мак в ее руке.
Она приподнялась на цыпочки и вдела зеленый стебелек в петельку рубашки Дэниела.
— Правда, давай возвращаться, — легко сказала она. — Или Пандора опять украдет Эдипа и примчится за нами.
Пандора, однако, пребывала в полном спокойствии. Она сидела, скрестив ноги, на персидском ковре около кровати и почесывала живот Андрокла. Увидев Зайлу, она радостно улыбнулась:
— Ты только посмотри! Он мурлычет от удовольствия!
— Что ж тут удивительного. — Зайла опустилась рядом с ней на пол и с удовольствием погладила голову тигренка. — Мне кажется, он подрос за последнюю неделю.
Пандора кивнула.
— Да, я тоже заметила, — уныло сказала она. — Скоро придется его отдавать. — Она приободрилась. — Но это еще не сейчас. — Она подняла тигренка и положила себе на плечо, как грудного младенца, поглаживая рукой его мохнатый затылок. — А ты уже завтракала?
— Да, когда мы вернулись с прогулки, то позавтракали с Дэниелом в столовой. — Зайла вопросительно подняла брови. — Ты что-то очень спокойная, не суетишься, как курица-наседка.
— Так тебе уже лучше, — пожала плечами Пандора. — Ты больше не нуждаешься в моей заботе. Я могу точно сказать, что, когда отец осматривал тебя вчера, это было только формальностью. Он уже не считает тебя больной.
— Но тогда почему же меня здесь держат? — спросила озадаченная Зайла. — Ты, наверное, ошибаешься.
— Нет, не ошибаюсь. — Пандора улыбнулась с некоторой горечью. — За все эти годы я прекрасно научилась читать выражение его лица. Я не знаю, почему он тебя держит, но, во всяком случае, не потому, что ты больна. Может быть, так сказал ему Филип. Моему отцу очень нравится тот стиль жизни, который Филип здесь установил. Он делает все, что Филип ему скажет.
— Очень сомневаюсь, что твой друг шейх настолько дорожит моим обществом, — сухо заметила Зайла. — Хотя он был исключительно любезен, когда мы недавно столкнулись с ним, но я вряд ли вхожу в число его друзей.
— Зато Дэниел Сейферт входит в это число, — упрямо заявила Пандора. — И Дэниел хочет тебя.
Зайла испытала настоящее потрясение от этих спокойных слов.
— Дэниел мой друг, — взволнованно сказала она.
— Он хочет спать с тобой, — безапелляционно заявила Пандора. — Он все время так на тебя смотрит. Готова спорить на что угодно, он еле сдерживается, чтобы не наброситься на тебя. — Она опустила ресницы, чтобы скрыть глаза. — Я знаю, как мужчина смотрит на женщину, когда хочет с ней спать. Я это достаточно часто видела.
Кого она имеет в виду? Филипа и его наложниц? Зайла ощутила прилив сочувствия к этой женщине-девочке.
— Думаю, ты не права насчет Дэниела, — мягко сказала она. — Он не хочет меня в этом смысле. Пандора пожала плечами.
— Сама увидишь. Не знаю, зачем ты споришь. Ты же и сама его хочешь. — Она внезапно подняла на Зайлу глаза. Ее великолепные черные глаза пронизывали насквозь, как рентген. — Разве нет?
Зайла секунду молчала.
— Да, я хочу его, — наконец признала она тихим голосом. — Но я еще и люблю его. Я не могу разделить эти два чувства. — Странно было говорить об этом вслух. Она почувствовала облегчение, как будто с ее души сняли груз.
— Я тоже, — прошептала Пандора, прижимаясь щекой к мягкой шерстке тигренка. Она закрыла глаза. — Ну разве это не смешно? У Филипа никогда не было подобных проблем. Как и у моей матери.
— Твоей матери? — удивилась Зайла. Почему-то она думала, что мать девочки умерла. Пандора никогда раньше о ней не говорила.
— Моя мать уже шестой раз замужем. Она красивая женщина, — пояснила Пандора так, словно это было вполне достаточной характеристикой. — Актриса. Не очень хорошая, правда, но ей это и не нужно.
— Твои родители в разводе?
— Да, они развелись, когда мне исполнилось три года. Отец ее ненавидит, — безразлично заметила Пандора. — А я нет. Она не то что жестокая, или бессердечная, или что-то в этом роде. Она просто эгоистка и любит жить в свое удовольствие. Четыре года назад мама настояла на том, чтобы я приехала к ней в Голливуд. Она была со мной очень мила.
«Мила» со своей родной дочерью? Почему-то это показалось Зайле более суровым приговором, чем прямое осуждение.
— По отношению к тебе нетрудно быть милой, — сказала она.
Пандора покачала головой, и лицо ее неожиданно оживилось. Она хитро улыбнулась:
— Ну да! Я и тогда была чертенком. Она была рада, когда я уехала. Ты знаешь, что согласно мифу Вулкан создал Пандору из глины?
— Нет, я не знала.
— Ну так вот. Но Филип говорит, что мои ноги отнюдь не глиняные. Он говорит, что они должны быть с копытцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21