Лето уже прошло, а осень еще не наступила, от сиявшего среди белых облачков солнца жизнь казалась прекрасной и удивительной. Люблю я пышное природы увядание… Вдохнув запахи асфальта, опадающей листвы, теплого не по-осеннему воздуха, аспирант направился к трамвайной остановке, но внезапно услышал возмущенный женский голос. Он перемахнул через ограду скверика и, завернув к беседке, сразу понял, в чем дело. На скамейке, под сенью клена, сидели две особы женского пола в окружении четырех представителей мужского. Надо признать, что вкус у молодых людей был неплохой, особенно Юре понравилась блондиночка с большими глазами, голубыми, как мечта.
— Эй, узкопленочный, — услышал он вместо приветствия издевательский мужской смех, — как там в тундре?
— Нормально. — Юра улыбнулся и с ходу раздробил весельчаку лицо. В следующее мгновение он сломал колено второму мордовороту и мощным панчем послал его в нокаут. Далеко и надолго…
Не успело тело амбала упасть на траву, как оставшиеся двое протерли мозги. В руках у одного появилась отвертка, а другой принялся выписывать нунчаками «восьмерки», и по звуку, ими производимому, Юра определил, что тот полный лох. Так оно и оказалось — заловив его руку в мертвой точке, аспирант сократил дистанцию, раздробил дилетанту скулу и закрылся им же от отвертки. Она вошла глубоко, с мерзким звуком. Пока ее владелец в ужасе взирал на торчащую из печени товарища рукоять, Юра, резко крутанувшись, сбил его на землю и уже внизу добил коленом в нюх…
Все это было исполнено в таком хорошем темпе, что барышни не успели даже вскрикнуть. Решив, что для знакомства момент не очень подходящий, Титов быстренько откланялся, а на прощание посоветовал:
— Рекомендую здесь долго не задерживаться.
Через мгновение он уже мчался за весело катившимся железным сараем на колесах…
К шефу Юра, конечно, опоздал, однако особо его журить не стали. Борис Моисеевич Старосельский хоть и был видом страшен — черен, кос, лыс, но на теле жутко кучеряв, — в целом имел характер покладистый и добрый. Все родственники и друзья его давно уже обретались на историчской родине, сам же он был невыездным доктором наук, но при этом только старшим преподавателем, и на жизнь смотрел философски: «Было и это. Все пройдет». Аспиранту он плеснул в стакан «Полюетрова» и, не разводя демагогии, просто сказал:
— План утвердили, пропуск в музей будет. — Отхлебнул, шумно выдохнул и, указав на бутылку, добавил: — Холодненькая.
Словом, не задержал, и Юра отправился перекусить, чтобы до вечерней тренировки съеденное улеглось.
Путь его лежал в хорошо проверенную котлетную «Алмаз», где, взяв двойную порцию «пожарских», салат из редьки и стакан сметаны, можно было подхарчиться прилично и недорого. В заведении было душно и пусто — есть в такую жару не хотелось никому. Быстро сгрузив тарелки с подноса, аспирант посолил молочнокислый продукт и взялся было за ложку, однако взгляд его, случайно упавший на кусочек черного хлеба, увлек Юру во времена не столь уж давнего своего служения родине.
Отдавал он воинский долг в славных внутренних войсках уже после окончания института, в котором не было военной кафедры. Порядки и феня в армии были как на зоне, не обошлось, конечно, без дедовщины и офицерского беспредела. Помнится, на учебном пункте оголодавший рядовой Титов взял с сержантского стола горбушку хлеба. Кара была страшной. После отбоя всю роту заставили бежать на корточках, а перед Юрой поставили котел с пересоленной «бронебойкой»: «Жри. Пока не съешь, вся рота спать не ляжет». Называлось это «воспитанием через коллектив». Которому бег вприсядку совсем не понравился…
Внезапно раздался странный звук, выдернувший аспиранта из воспоминаний прошлого. Юра медленно опустил взгляд на свои руки — стакан был раздавлен. «Черт, вот сука память». Обтерев пальцы салфеткой, он без всяких мыслей съел котлеты с салатом, выпил чай и отправился в общагу за формой. Походка у него была размеренная, как у бездельника, которому некуда спешить.
А как иначе-то в такую вот жару? По такому пеклу хорошо жиры сгонять — хламиду на себя какую-нибудь с капюшоном, и — вперед, километров десять легкой рысью, потом в баню, и килограммов пять как не бывало. Он вспомнил закрытое первенство «Дзержинца» — как готовился, держал режим, за весом, такую мать, следил. Потом перед глазами встал финальный бой, когда, не выдержав необъективного судейства, он всем продемонстрировал свой характер — засадил ногой по верхнему уровню с полным контактом. Соперника увезли на «скорой», самого Титова дисквалифицировали, а Ли Зуонг тогда сказал ему с укоризной: «Мог быть вторым, а стал последним и человека чуть не убил без причины. Разве ты воин?» «Да, у азиатов своя логика, — аспирант криво усмехнулся, — хотя технику он мне поставил качественно, ничего не скажешь». Сразу же устав от воспоминаний молодости, он помрачнел и принялся рассматривать женские ножки, дырявившие каблучками размякший асфальт.
Спустившись на эскалаторе в ощутимо липкую духоту, Титов минут двадцать трясся в переполненном вагоне подземки, потом прогулялся немного пешочком и вскоре очутился возле ржавой железной двери. За ней, в антисанитарных глубинах реконструированного теплоцентра, давнишний его знакомый Витька Алексеев с энтузиазмом вышибал деньгу из многочисленных своих почитателей. Аспиранта же он пускал из соображений повышения собственного мастерства и в целях безопасности — понятно, что на Кузнечика никто прыгать не станет.
Не торопясь, Титов прошествовал в тренерскую, кивнул хозяину: «Здорово, толстый», натянул черную каратегу из грубой холстины, перепоясавшись при этом обычной бельевой веревкой. Подобно Брюсу Ли, цветные знаки мастерства он не признавал, полагая, что пояс нужен лишь для поддержания штанов. Между тем все двинулось обычным чередом.

Проверенный подручный Алексеева принялся разминать ученическое скопище, а к сенсею пожаловали гости — хорошо всем известный мастер Евгений Паников из Лариновской сборной с каким-то сухощавым парнем невыразительной наружности. Тот отрекомендовался просто: «Семенов» и пошел переодеваться.
Однако по тому, как он двигался, сразу угадывался настоящий боец. Координированный, резкий, с отличным суплесом note 18 Note18
Гибкость.

. «Наконец-то будет с кем поработать», — обрадовался Титов и начал плавно «входить в круг внимания». Сосредоточившись и обретя душевное равновесие, он принялся разогреваться, тщательно прозванивая все тело и смещая «точку сборки» на физический план, затем несколько минут «дышал», сделал пару упражнений на координацию и начал потихонечку переходить к растяжке.
Тем временем появился Евгений Паников — в роскошной шелковой каратеге с множеством эмблем, перепоясанный толстым, черным, как сажа, мастерским поясом. На его фоне второй гость, в выцветших боксерских трусах и футболке с надписью «Миру мир» на груди, смотрелся просто по-сиротски. Отойдя в дальний угол зала, он начал разминаться, а Титов, сразу же отметив, что растяжка и координация у него выше всяких похвал, принялся выполнять формальные упражнения — ката. Со стороны это, должно быть, выглядело впечатляюще — резкие, концентрированные удары, громкие, полные энергии, боевые крики. Однако гость в трусах, не обращая ни на кого внимания, стал исполнять нечто похожее на бой с тенью, только движения его рук и ног были расслабленно-плавные, и весь он был какой-то расхлябанный, ломающийся, как будто состоял сплошь из шарниров. Но во всем, что он делал, чувствовалась целесообразность и гармония. Внезапно на пару секунд он врубил полную скорость и с быстротою молнии нанес с десяток ударов, притоптывая и подшагивая в такт, — со стороны казалось, что он танцует на скользкой ледяной поверхности. В этот момент сенсей Алексеев, складно вешавший на уши своим ученикам что-то про концентрацию и скорость, позвал:
— Юрий Федорович, вы не покажете нам тамеси-вари?
При этом он подмигнул, кивнув на аккуратно напиленные дюймовые доски, — мол, давай, Юрка, даром, что ли, тебя здесь держат.
Собственно, Титов был не против. Проломив рукой две деревяшки, сложенные вместе, он попросил поставить сразу пять и мощным йоко-гири note 19 Note19
Боковой удар ногой.

разбил и их. Зрелище впечатляло, глаза учеников восторженно округлились, а сенсей Алексеев, мысленно прикинув, что плату за обучение можно будет скоро и повысить, изрек:
— Вот к чему ведут длительные, а главное, регулярные занятия! Постоянство — залог успеха.
Чувствуя, что еще немного, и он въедет хозяину зала по верхнему уровню, Титов отошел в сторону, выбрал ученичка пошустрее и принялся отрабатывать на нем жесткие блоки, пока тот не взвыл и руки у него не посинели. Ничего, ничего, его самого учили так же. Потом он взял двух семпаев note 20 Note20
Старшие ученики.

и минут пять работал с ними в среднем контакте, пока те не загнулись, и наконец встал в свободный спарринг с самим носителем мастерского кушака Евгением Паниковым.
Видимо, тяжелый черный пояс был весьма обременителен, его владелец явно уступал своему сопернику и в скорости, и в силе удара, а когда Титов провел свою «коронку» — два прямых рукой по верхнему уровню и проникающий ногой в солнечное, обладателя шелкового кимоно скрючило. Только минут через пять он перевел дух и якобы в шутку сказал:
— Ну ты и падла, Юрий Федорович.
Титов пожал плечами — входит, кто хочет, выходит, кто может. Потом доброжелательно оскалился и посмотрел на гостя в трусах:
— Не хотите поработать?
Тот улыбнулся вежливо и сделал элегантный полупоклон:
— С вами не могу, вы такой быстрый и жесткий, что-нибудь случится обязательно.
Титову это не понравилось.
— Если что-нибудь случится, то только с вами. Давайте работайте, раз уж пришли, я сильно бить не буду — Не замечая, как усмехнулся Евгений Пани-ков, знавший, видимо, обладателя трусов достаточно хорошо, он придвинулся ближе: — Ну?
Зря он так настаивал на спарринге, совершенно зря. Оказалось, что беспорточный гость двигается быстро и мягко, подобно голодному тигру, и все Юрины удары увязают в его защите, как камни в зыбучих песках. А секунд через тридцать случилось и предсказанное «что-нибудь»: сильным ударом по печени Титова лишили дыхания, а затем, жалея, точно дозированным «маваси» note 21 Note21
Круговой удар ногой.

двинули по голове. Вынесли напрочь. Слава богу, челюсть не раздробили. Словом, как и обещали…
— Здравствуйте, дети мои. — Сарычев разделся и по очереди погладил хищников, прибежавших на звук открываемой двери. В отличие от зверей, супруга его давно уже не встречала, так что, умывшись, Александр Степанович отправился на кухню кормиться самостоятельно .
Жену Сарычава звали Ольгой Петровной. Она была натуральной блондинкой с красивыми ногами и томно-волнительным взглядом серых глаз. Служила она по медицинской части и раньше, в отдаленно-благополучный период своего замужества, кончая, благодарно прижималась к широкой, тогда еще лейтенантской, груди: «Сашенька, родной…» Теперь же все стало по-другому: забьется молча в истоме и, простонав что-то нечленораздельное, сразу повернется к майору хорошенькой попкой. Да, жизнь семейная явно дала трещину. Впрочем, Александр Степанович причину знал прекрасно и даже как-то предложил супруге: «Ну давай приемного заведем, вон сколько сирот развелось при перестройке-то!» Только Ольга отказалась: «Мне мой собственный ребенок нужен». А затем пустила обильную слезу и зачем-то, ни к селу ни к городу, помянула сарычевского геройского родителя. Недобрым словом… И совершенно напрасно.
Отца своего майор не помнил. По рассказам матери, тот умер в страшных муках вскоре после его рождения, а отчего, неизвестно. И лишь когда отечество решило сыграть партейку в гласность, Сарычеву стало ясно, что на родителе его родная советская власть проверила, как будут загибаться от радиации поганые империалисты, взяв, правда, сначала подписку о неразглашении под страхом смерти. Тема эта была болезненна, как гнилой зуб, и лучше бы Ольга ее не касалась. Разговоры были пустые, а душа наполнялась горечью и обидой. И за отца, и за державу…
Вода закипела. Шваркнув пакетом об пол, чтоб разбить слипшиеся пельмени, майор высыпал их в кастрюлю, куда уже успел положить соль и лавровый лист, с чувством помешал, глянул на часы и принялся ждать конечного, вожделенного результата… Наконец пельмени всплыли, разбухли, сделались желтовато-скользкими. Исходя слюной, Сарычев переместил их в тарелку, кинул сверху масла, сметану, зелень, нарезанный маленькими кубиками сыр и впервые за день поел по-человечески. Хищники, натрескавшиеся буржуазного «Вискаса», крутились рядом, из чувства солидарности слизывая ряженку из коллективного блюдечка с каемочкой.
Скоро тарелка опустела, и повеселевший Александр Степанович налил себе чайку. Только не было у него в душе полной гармонии, на сытый-то желудок еще сильнее стали донимать его мысли всякие разные, большей частью безрадостные…
Прошло чуть больше недели, как капитан Самойлов повязал чалого note 22 Note22
Скупщик мелких партий наркотиков.

, толкавшего ампулы с «белым китайцем», а весь рынок оказался буквально завален этой отравой, метко прозванной «крокодилом». Цена на него установилась смешная, создавалось такое впечатление, что производителей интересует не материальная, а социальная сторона происходящего. Нате жрите, дурейте, превращайтесь потихоньку в скотов…

Для истории-то не секрет, что человечество познакомилось с наркотическим дурманом очень давно. Еще пять тысяч лет назад древние шумеры прекрасно знали свойство опиума, называя его «гиль», то есть «радость», а в индийском эпосе «Ригведа» гашиш воспевается как «небесный проводник».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46