— Здравствуйте, Тенгиз. — Она чуть скривила в Улыбке пухлогубый рот и нажала кнопку селектора. — Валерий Анатольевич, к вам майор Кантария.
Щелкнул блокиратор бронированной двери, и Кантария очутился внутри.
— Разрешите, товарищ полковник?
— Располагайтесь, Тенгиз Русланович. — Хозяин кабинета кивнул и властно указал на место за столом, где уже собрались начальники всех прочих институтских отделов. — И больше не опаздывайте.
Тут же был и зам по науке. Неизвестно, как у других, а у майора он вызывал стойкое чувство отвращения. Возможно, из-за своей вечной небритости и коротких волосатых пальцев, все время елозящих по краю стола. Однако нельзя было не признать, что главный подручный шефа явно не дурак, к тому же с отлично подвешенным языком…
Речь шла о давно уже разрабатываемом объекте «Ш» — аспиранте Юрии Федоровиче Титове. За свои неполные двадцать девять лет он успел немало: получил вышку по статье 102 УК, сбежал, ухлопав конвойных, из зала суда, а теперь реально контролировал все криминальные структуры города. Палец зама нажал на кнопку пульта, и на экране появилось изображение стройного сухощавого человека с приятным, несколько узкоглазым лицом. Он не спеша вышел из ресторанных дверей, затем на секунду замер, будто к чему-то прислушиваясь, и тут же жутким по силе ударом снес полчерепа стоявшему неподалеку плотному мужчине с цепким, пронизывающим взглядом.
Спутник погибшего с похвальной быстротой выхватил из подмышечной кобуры ствол и, крикнув, судя по движению губ: «Стоять, руки на затылок!» — вдруг медленно упер дуло себе в лоб и надавил на спуск. Камера крупным планом показала лицо Титова, всматривающегося тяжелым взглядом в глаза самоубийце. В следующее мгновение он улыбнулся, причем настолько зловеще, что всем невольно стало не по себе…
Экран потемнел, однако ненадолго. Вскоре на нем опять появился Титов, он стоял на коленях с поднятыми руками на лестничной клетке. Двое крепких мужчин держали его на мушке, третий готовился уложить аспиранта лицом вниз и надеть наручники. Внезапно лица обоих стрелков перекосила гримаса, и они синхронно выстрелили друг другу в голову. В ту же секунду рука Титова с чудовищной силой вонзилась третьему в живот, на экране появились смазанные красные капли, кадр перекосился, мелькнуло оскаленное лицо аспиранта, и изображение пропало.
— Оператору он вырвал горло, — раздался голос зама по науке. — Совершенно очевидно наличие у объекта «Ш» исключительно сильной способности к внушению и определенного телепатического дара, а также возможности управлять своей энергетикой на уровне эфирного поля. — Он замолчал, кашлянул и пригладил пушистость на лысом черепе. — Вот информация в общих чертах.
— Спасибо, Григорий Павлович, вполне исчерпывающе. — Очкастый полковник сдержанно кивнул, выдержал паузу и продолжил: — Принято решение поставить способности объекта «Ш» на службу родине. Формально он вне закона, тут, как говорится, все средства хороши, то есть я хотел сказать, что цель в данном случае оправдывает средства. Главное, чтобы был реальный практический результат. Я понятно выразился?
Лица присутствующих были, как обычно, бесстрастны, и начальство подвело итог:
— Все соображения прошу в рабочем порядке не позднее послезавтра обсудить с Григорием Павловичем. — Полковник закурил и особым образом посмотрел на зама по науке. — Все, спасибо.
Уже в коридоре майор Кантария услышал мерзкий голос, от которого его передернуло:
— Тенгиз Русланович, подождите. — Зам по науке приблизился к нему и заглянул в глаза. — Мне показалось, что у вас уже имеются какие-то конкретные соображения, я не ошибаюсь? Думаю, нам есть о чем поговорить.
Стараясь скрыть изумление, Кантария двинулся за начальником — он знал, что тот «видит», но не подозревал, что до такой степени. Вот сволочь! Они вошли в кабину лифта, спустились на пару этажей и попали в уютное, но удивительно грязное лежбище зама по науке. Секретарши у него не было, на стене вместо календаря был приколот портрет Нострадамуса, в клетке весело заливалась пара канареек, а из красного угла по-доброму щурился запечатленный в чугуне Ильич.
Они сели. Один — раскованно, по-хозяйски, другой — не сгибая спины, на краешек стула.
— Ну-с, я весь внимание. — Волосатая лапа зама подперла плохо выбритую щеку, и на майора уставились немигающие, слегка косящие глаза. — Излагайте, излагайте.
В гляделки с начальством Кантария играть не стал, осторожно поерзав на стуле, он коротко вздохнул:
— Понимаете, этот аспирант существует не сам по себе, а в связи с определенным энергетическим центром, эгрегором то есть. Тот подпитывает его, дает определенные возможности, Титов же в свою очередь осуществляет обратную связь — заряжает эгрегор своей активностью на всех планах…
— Мне вообще-то известно, что такое эгрегор, молодой человек, — нетерпеливо прервал его заместитель. — Давайте по существу, время дорого. По крайней мере, мое.
Кантария с ненавистью глянул на профессорско-полковничью лысину, но остался в рамках.
— Так вот, если максимально ослабить влияние родного эгрегора, ну хотя бы путем энергетического вихря, и сразу же подключить сознание Титова к информационному полю нашего «черного отдела», то особо строптивиться он не будет. Ну, может быть, крыша у него слегка поедет, так ведь он все равно вне закона. — Майор замолчал и облизнул пересохшие губы. — Количество операторов, медитационный режим, все рабочие моменты можно уточнить. Это уже вопрос технический.
— Ладно, — зам неожиданно встал из-за стола, — диктум фактум, то есть, как говорили латиняне, сказано — сделано. Завтра утром жду от вас конкретику. Завтра утром…
И совершенно неожиданно для Кантарии похлопал его по плечу своей короткопалой лапой.

Утром Маша нежно поцеловала майора в губы.
— И все-то вы врете, больной, умирающие так не трахаются!
Сарычев улыбнулся. Ночью они действительно спали мало — как только тахта выдержала! И было им по-настоящему хорошо, как это бывает, когда женщина хочет, а мужчина может…
Часам к двенадцати пополудни Александр Степанович все же выбрался из койки и направился к себе, чтобы накормить хищников. Открыв дверь, он обнаружил, что держатся они молодцом — Лумумба задумчиво раскачивался на занавеске, а его «белый» брат сусликом стоял на задних лапах и пытался ухватить товарища розовой пастью за хвост. Накормив зверей, майор их вычесал, обласкал и принялся готовиться к переезду. Были сборы недолги — засунуть в машину боксерский мешок, положить чемодан с барахлишком и — можно двигать к арендодателю Капу за обещанными ключами от квартиры, где Царила сейчас неземная скорбь: лишь слезы и звучали прощальные, несколько занудные речи. Расстались на щемящей ноте, лучшими друзьями.
Выходные майор провел неплохо, очень даже, в Машиной обществе, а когда утром в понедельник она Ушла на службу, он достал куцый телефонный справочник с грозной надписью на обложке «Для служебного пользования» и для начала позвонил в Калининское ГАИ.
— Капитана Сысоева, — спросил он. Сарычеву ответили, что капитан Сысоев, которого он, честно говоря, и в глаза-то ни разу не видел, на выезде, и майор тут же набрал другой номер.
— Помощник дежурного старшина Кротов слушает, — лениво отозвались в трубке.
— Это капитан Сысоев, пашу на выезде. — Голос Сарычева был полон нахальства. — Подскажи, куда едем-то?
— В Анадырь, — без тени удивления отозвался помдеж, давно уже обнаруживший, что весь офицерский состав пропил мозги окончательно.
— Ну, будь здоров, — пожелал ему Сарычев и начал вращать телефонный диск по-новой.
— Здравствуйте, барышня. Из Анадыри. Беспокоит Калининское. Машинку установите, пожалуйста, — ласково пропел он и назвал номер черного «мерса-купе».
— Минуту. — В трубке было слышно, как ноготки забегали по клавишам клавиатуры, потом компьютер противно пискнул, и барышня с удивлением отозвалась: — Номер в банке данных отсутствует.
— Спасибо, милая, — тоже удивился Сарычев, несколько обескураженно хмыкнул и медленно положил трубку. — Ну и ни хрена ж себе! — буркнул в усы, покачал головой и пошел завтракать тем, что осталось от праздничного стола.
Подкрепившись салатом, разогретой на сковородке бастурмой и крепким чаем, он не спеша пробил нору депутата Цыплакова и пошел греть машину, решив взглянуть на него лично.
Народный избранник окопался в самом начале Невского. Парковка там была запрещена, потому, остановившись чуть ли не за полкилометра, Сарычев ножками добрался до величественной мраморной лестницы, ведущей к дубовым дверям с надписью: «Представительство депутата государственной думы Алексея Михайловича Цыплакова».
Внутри майору первым делом бросился в глаза огромный предвыборный плакат, красочно запечатлевший выразителя сокровенных народных чаяний. Алексей Михайлович Цыплаков взметнулся на нем в полный рост, одетый в скромный трехкилобаксовый костюмчик от Армани, а поверх его головы было крупно начертано красным: «Боль народная — в сердце моем».
«Представительно смотрится, гад, ничего не скажешь», — в меру восхитился майор, устроился на шатком стуле, вздохнул и огляделся.
Сидел он замыкающим в огромной очереди, состоящей в основном из людей пожилых, взволнованных, горестно перебирающих в руках какие-то бумажонки. Впереди, там, где ярко светили галогеновые лампы, стоял письменный стол, за которым зевала скучающая барышня, а напротив нее, рядом с массивной дверью, облагороженной бронзовой табличкой «А. М. Цыплаков, депутат Госдумы», два здоровенных, стриженных под ежик детины сверлили приближавшихся профессионально тяжелым, неласковым взглядом. Дело у народного чаятеля было поставлено как надо…
Александр Степанович пропарился в очереди уже часа два, когда в коридоре раздался громкий, привыкший говорить много баритон, и, ласково улыбаясь своим избирателям, Алексей Михайлович в сопровождении молодцов вышел на улицу.
Несмотря на запрет парковки, внизу его ждала машина — скромная, не первой свежести, «четверка». Отослав телохранителей, депутат самолично, на виду у всех, уселся за руль и направился прямиком на Малую Морскую, где была запаркована Сарычевская «девятка». Пока он стоял на светофоре с включенным правым поворотником, майор, дабы не отстать, шмелем кинулся к своей машине. И кто это придумал фигню, что поспешить — значит кого-то насмешить?
Только торопился он совершенно напрасно. Депутат прополз метров пятьсот и остановился, не доезжая буквально пару корпусов до «девятки». Здесь он покинул «четверку» и пересел в роскошную перламутровую «вольво-940», где его уже ждала охрана. Нетрудно было догадаться, что Алексей Михайлович Цыплаков хоть и сволочь, но далеко не дурак…
Иномарка величественно поплыла по Малой Морской, выкатилась на набережную и взяла курс на мост лейтенанта Шмидта, давая возможность спокойно вести ее, отстав корпусов на пять. Тем более что ехали недолго — вырулив на Большой проспект, «вольво» повернула направо и остановилась возле недавно открывшегося модного заведения «Виват Россия».
Национальный колорит и истинно русский размах здесь начинали ощущаться прямо от дверей — у входа пьяный до изумления картонный Александр Данилович Меншиков обнимал полуголую непотребную девицу. Надпись сверху гласила: «А по сему стоять будет нерушимо». В дверях встречал гостей здоровенный бородатый мужик, косивший под начальника тайной канцелярии князя-кесаря Ромодановского и работавший вместе с огромным дрессированным медведем. В стилизованном под корабельный трюм зале, скудно освещенном зыбким светом свечей, обреченно прели в стрелецких кафтанах халдеи, а местные шкуры носили парики и называли клиентов на старинный манер — талантами. Рублями, впрочем, старались не брать, все больше гульденами да талерами…
Майор припарковался неподалеку от входа. Наблюдая, как народный избранник, протиснувшись бочком мимо поднявшегося на дыбы медведя, исчез в глубине трюма, он с нежностью вспомнил о недоеденной бастурме.
Цыплаков уселся на свое излюбленное место и заказал весьма скромно — уши поросячьи в уксусе, похлебку курячью шафранную, к ней расстегайчиков с вязигой, куриных пупков на меду, а для основательности шашлык из осетрины по-астрахански да жаворонка с чесночной подливой. Запивать он решил тоже по-простому — имбирным квасом, потом подумал и взял все же штоф анисовой — исключительно для поднятия настроения.
А было оно нынче поганым — навалилось все как-то сразу, черным комом. Тяжело на душе, неспокойно. Скоро ехать в столицу нашей родины, на сессию, а там хоть сдохнуть, но протащить Закон об обороте наркотических средств именно в той редакции, за которую уплачено. Ну а если не выйдет…
«Не бзди, — успокаивал его давеча Гнилой, — там половина наших сидит, пойте хором — будет все мазево». «Да, — вздохнув, Алексей Михайлович влил в себя анисовки и впился зубами в поросячье ухо, — вот и ехал бы сам, босота, не держал бы меня за шестерку».
Квасок был что надо — лился в глотку сам собой. Да и похлебка курячья впечатляла… Выхлебав наваристый, жирный бульон, Алексей Михайлович, однако же, потроха трогать не стал, хватанул еще стопочку анисовой и опять задумался. «Что же все-таки стряслось с Гранитным? Ну замочили, ну взяли общак — бывает, жизнь такая. Да вот только кто? Ни секретарши-суки, ни телохранитель этот его малохольный ничего путного не говорят, не иначе как в долю упали, падлы. Трюмить их надо».
Проигнорировав пупки в меду, депутат принялся за шашлык и, убрав его без остатка, твердо решил перевести все стрелки на Гранитного. Со жмуров взятки гладки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46