И белки желтые. У Томаса болела печень. И от этой болезни он стал совсем лысый. И еще у него были слабые легкие, и он часто кашлял. Но все равно Томас был вынослив и лучше всех знал дорогу к перевалу.
Томас вскинул арбалет и, не прицеливаясь, выпустил стрелу. Шакал не успел увернуться. Он выпал из кустов, словно кусты держали его на весу, а теперь выпустили. Он рухнул на луг и, дернувшись, затих.
- Выстрел мастера, - сказал Олег.
- Спасибо. Надо бы его поскорей оттащить. Пока воронье не налетело.
- Я притащу, - сказал Олег.
- Нет, - сказал Томас. - Он не один. Лучше сбегай за своим арбалетом. Если ребята будут возвращаться, им придется сквозь стаю идти. Сколько шакалов в стае?
- Я шесть штук ночью насчитал, - сказал Олег.
Черная пасть шакала была разинута, белая шерсть торчала вокруг, как иглы.
Олег повернулся было, чтобы бежать за арбалетом. И тут же его остановил свист Томаса. Свист громкий, в любом углу поселка слышно: Все на помощь!
Бежать обратно? Нет, лучше за арбалетом! Это одна минута.
- Что там? - Мать стояла в дверях. Он оттолкнул ее, схватил со стены арбалет, чуть не вырвал крюк. - Где стрелы? Под столом? Близнецы, что ли, утащили?
- Стрелы за плитой, - сказала мать. - Что случилось? Что-нибудь с Марьяной?
Старый выбежал с копьем. Он не умел стрелять из арбалета, да и как будешь с одной рукой? Олег обогнал Старого, тащил стрелу из колчана, хоть не стоило делать этого на ходу.
Вся малышня деревни неслась к изгороди.
- Назад! - крикнул им Олег грозным голосом, но никто его не послушался.
Рядом с Томасом уже стоял Сергеев, держа в руке большой лук. Мужчины напряженно прислушивались. Сергеев поднял руку без двух пальцев, приказывая тем, кто подбегали сзади, замереть.
И тогда из серой, ровной стены леса донесся крик. Человеческий крик. Крик был далекий, короткий, он прервался, и наступила бесконечная тишина, потому что ни одна душа в поселке не смела даже дышать. Даже младенцы в колыбели замолкли. И Олег представил, нет, увидел, как там, за стеной дождя и белесых стволов, в живом, дышащем, движущемся лесу, прижимаясь спиной к теплой и жгучей коре сосны, стоит Марьяна, а Дик, упав на колено, кровь хлещет из разорванной зубами шакала руки, старается перехватить копье...
- Старый! - крикнул Томас. - Борис! Останешься у изгороди. Олег, беги за нами.
У леса их догнала тетя Луиза с ее знаменитым тесаком, которым она в том году отогнала медведя. В другой руке она несла головешку. Тетя Луиза была большой, толстой и страшной женщиной - короткие седые космы во все стороны, балахон надулся колоколом. Даже деревья пугливо втягивали ветки и скручивали листья, потому что тетя Луиза была, как богиня мести, как злой дух, который зимой рычит в ущелье. И когда тетя Луиза споткнулась о лиану-хищницу, та, вместо того, чтобы схватить жертву щупальцами, метнулась к стволу и спряталась за него, как трусливая змея.
Томас так неожиданно остановился, что Сергеев чуть не налетел на него, и, сунув два пальца в рот, свистнул. Никто в деревне не умел так оглушительно свистеть.
Когда свист прервался, Олег понял, насколько затаился, испугался лес человеческого топота, человеческой тревоги и человеческого гнева. Только слышно было, как тяжело дышит грузная тетя Луиза.
- Сюда! - крикнула Марьяна. Голос ее прозвучал совсем близко. Она даже не крикнула, она позвала, как зовут с другого конца поселка. И потом, когда они побежали снова, Олег услышал голос Дика, вернее, рев, как звериный, и бешеное ухание шакала.
Олег метнулся в сторону, чтобы обогнать тетю Луизу, но перед ним возникла спина Сергеева, который не успел даже одеться, бежал в одной рубахе и кожаных штанах, без куртки.
Марьяна, как в видении Олега, стояла, прижавшись к мягкому белому стволу старой толстой сосны, который подался внутрь, будто старался оградить девушку. Но Дик не упал. Дик отбивался ножом от большого седого шакала, который увертывался от ударов, шипя и извиваясь. Еще один шакал корчился сбоку на земле, стрела в боку. И штук пять, не меньше, сидели в ряд в сторонке, будто зрители. У шакалов есть такая странная манера. Они не нападают скопом, а ждут. Если первый не справится с добычей, за дело принимается второй. И так пока не победят. Им друг друга не жалко. Они этого не понимают. Сергеев, когда вскрывал одного шакала, даже мозга у него не нашел.
Шакалы-зрители как по команде повернули морды к людям, которые ворвались на поляну. И Олегу показалось вдруг, что красные точки шакальих глаз смотрят на него с осуждением. Разве можно нападать всем вместе? Это же не по правилам.
Шакал, который все норовил выхватить, захватить зубами нож, вдруг повалился набок, из основания длинной шеи торчала стрела. Оказывается, Томас успел выстрелить, пока Олег разглядывал сцену на поляне. За ту секунду, пока Олег разглядывал, соображал, что к чему. А Дик словно ждал этого, тут же повернулся к остальным шакалам и бросился на них с копьем. А рядом с ним уже были Сергеев и тетя Луиза с тесаком и головешкой. И прежде чем шакалы поняли, что им надо бежать, двое из них валялись мертвыми, а остальные свернулись кольцами, чешуйчатые плоские хвосты концами на голые затылки, и покатились в чащу. И никто за ними не побежал. А Олег шагнул к Марьяне.
- С тобой ничего?
Марьяна плакала. Прижимала к груди шевелящийся мешок с грибами и горько плакала.
- Ну скажи, скажи!
- Меня перекати-поле изжалило, - плакала Марьяна. - Теперь я буду рябая.
- Жаль, что вы так быстро прибежали, - сказал Дик, вытирая кровь со щеки, - я только во вкус вошел.
- Не говори глупостей, - попросила тетя Луиза.
- Третий или четвертый тебя бы одолел, - изрек Сергеев.
По дороге к поселку Дика начало трясти - от шакальих зубов никому еще хорошо не бывало. Все сразу пошли в дом к Вайткусу. Сам Вайткус болел, лежал, а его жена Эгле достала из аптеки - ящика в углу - примочки и настой против шакальего яда, потом промыла рану Дика и велела ему спать. Марьяна хотела проводить Дика, но он отказался. Он не выносил собственной слабости. Через час-два лихорадка уляжется, а когда ему было больно и плохо, он не хотел, чтобы другие видели.
Эгле поставила на стол миску с сахаром, который выпаривают из корней осоки, что на болоте. Только они с Марьяной знали, как отличить сладкую осоку от обыкновенной. И еще малыши, которые чутьем знают, какая трава сладкая, а какую нельзя трогать. Потом Эгле разлила по чашкам кипяток, и каждый сам черпал ложкой густой серый сахарный кисель. У Вайткусов просто. К Вайткусам все любят ходить.
- Ничего страшного? - спросил Томас у Эгле. Как будто не спрашивал уже три раза.
- На нем, как на кошке, сразу заживает.
- Ты все-таки сомневаешься? - спросил Сергеев.
- Я не сомневаюсь, - сказал Томас. - Другого выхода нет. Ты предлагаешь ждать еще три года? Мы вымрем от скудости.
- Мы не вымрем, - успокоил с койки Вайткус. Борода и копна волос скрывали все лицо. Был виден только красный нос, светлые пятна глаз. Неизвестно, откуда вылезал тонкий голос. - Мы окончательно одичаем.
- Одно и то же, - сказал Томас. - Попался бы мне Даниэль Дефо. Жалкий враль.
Вайткус захохотал, словно закашлялся.
Олег уже слышал эти разговоры. Сейчас их вести - совсем уже пустое дело. Он хотел было пойти в сарай, где Старый с учениками снимал шкуры с убитых шакалов, поговорить со Старым. Просто поговорить. Но потом поглядел на миску с сахаром и решил съесть еще немного. Дома они с матерью доели свою долю еще на позапрошлой неделе. Он зачерпнул сахару так, чтобы ложка была неполной.
- Пей, Марьяшка, - сказала Эгле. - Ты устала.
- Спасибо, - поблагодарила Марьяна. - Я грибы отмачивать положу. А то заснут.
Олег разглядывал Марьяну, будто впервые увидел, даже ложку забыл поднести ко рту. У Марьяны губы как будто нарисованы, они чуть темнее к краям, удивительные губы, таких ни у кого больше нет во всей деревне. Хотя она немного похожа на Сергеева. Совсем немного. Наверное, тоже похожа на мать, только ее матери Олег не помнил. А может быть, на своего деда? Удивительная вещь - генетика. Старый в теплице - яме за сараем, хозяйстве Марьяны, ставил для учеников опыты Менделя с горохом. Ну, правда, не с горохом, а со здешней чечевицей. Все сходилось, только с коррективами. Иные наборы хромосом, разумеется, иные. У Марьяны треугольное лицо, скулы и лоб широкие, а подбородок острый, так что глазам на лице места много, и они заняли все свободное место. И очень длинная шея, сбоку на ней шрам, розовый, с детства. Марьяна к нему привыкла, а из-за перекати-поля переживает. Не все ли равно, есть у человека точки на лице или нет? У всех есть. А на шее у Марьяны, как у других женщин или девочек в поселке, веревка с деревянной бутылочкой противоядия. Мужчины противоядие носят в кармане.
- Представь себе, что поход кончится трагически, - вслух подумал Сергеев.
- Не хотел бы, раз я в нем участвую, - сказал Томас. Вайткус опять засмеялся, забулькало где-то в середине бороды.
- Парни, Дик с Олегом, - надежда нашего поселка, его будущее. Ты один из четырех последних мужчин.
- Приплюсуйте меня, - пробасила Луиза и начала громко дуть в чашку, чтобы остудить кипяток.
- Меня ты не убедишь, - сказал Томас. - Но если очень боишься, давай оставим Марьяну здесь.
- Я боюсь за дочь - да. Но сейчас разговор идет о более важных вещах.
- Я пойду грибы намочу, - легко поднялась Марьяна.
- Кожа да кости, - сказала тетя Луиза, глядя на нее. - Буквально кожа да кости.
Проходя мимо отца, Марьяна дотронулась кончиками пальцев до его плеча. Он поднял трехпалую ладонь, чтобы накрыть кисть Марьяны, но она уже убрала руку и быстро прошла к двери. Дверь открылась, впустив мерный шум дождя, и громко хлопнула. Олег чуть было не сорвался вслед за Марьяной, но удержался, неудобно как-то.
Из второй комнаты вышел, нетвердо ступая, один из сыновей Вайткуса. А всего у Вайткусов было шестеро детей, мировой рекорд.
- Сахару, - попросил сердито ребенок.
- Я тебе покажу - сахару! - возмутилась Эгле. - А зубы у кого болят? У меня? А босой кто ходит? Я?
Она подхватила мальчишку и унесла из комнаты.
Олег увидел, что его рука сама по себе снова зачерпнула сахару из миски. Он рассердился на себя и вылил ложку обратно. Пустую поднес ко рту и облизал.
- Давай я тебе еще кипятку налью, - предложила тетя Луиза. - Жалко мне ребят наших, всегда какие-то недокормленные.
- Сейчас еще ничего, - сказала Эгле, возвращаясь в комнату. Вслед ей несся басовитый рев Вайткуса-младшего. - Сейчас грибы пошли. И витамины есть. Хуже с жирами...
- Мы сейчас пойдем, - тетя Луиза все беспокоилась. - Ты бледная совсем.
- Ты же знаешь, почему, - постаралась улыбнуться Эгле. Но улыбка получилась гримасой, как будто ей больно.
Эгле месяц назад родила ребенка, девочку, мертвую. Старый говорил, что ей уже поздно рожать. И организм истощен. Но она - человек долга. Род должен продолжаться. Понимаешь? Олег понимал, хотя разговоры об этом неприятны, потому что об этом вроде бы не надо говорить.
- Спасибо за угощение, - поблагодарила тетя Луиза.
- А как ты умудрилась раздаться, непонятно, - сказал Томас, глядя, как громоздкое тело тети Луизы плывет к двери.
- Я не от хорошей жизни распухла, - Луиза не оборачивалась. В дверях она остановилась и сказала Олегу: - Ты от всех треволнений к Кристине забыл зайти. Они тебя ждут. Нехорошо.
Конечно. Как плохо! Он же должен был еще час назад зайти. Олег вскочил.
- Я сейчас.
- Ну ладно, я так, для дисциплины, - сказала тетя Луиза. - Я сама загляну. Своих сирот накормлю и зайду.
- Не надо.
Олег выскочил на улицу следом за тетей Луизой. И тут вспомнил, что забыл поблагодарить Эгле за кипяток с сахаром. Но возвращаться было нелегко.
Они пошли рядом, идти недалеко. Всю деревню можно обежать за две минуты. По периметру изгороди.
Дома под косыми, односкатными крышами теснились, прижимались один к другому, двумя полосками по обе стороны прямой дорожки, что резала деревню пополам, от ворот в изгороди до общего сарая и склада. Крытые плоскими розоватыми длинными листьями водяных тюльпанов крыши блестели под дождем, отражая всегда серое, всегда туманное небо. Четыре дома на одной стороне, шесть домов на другой. Правда, два дома пустых. Это после прошлогодней эпидемии.
Дом Кристины предпоследний, за ним только дом Дика. Тетя Луиза живет напротив.
- Не страшно уходить? - спросила тетя Луиза.
- Надо, - сказал Олег.
- Ответ, достойный мужа, - тетя Луиза почему-то улыбнулась.
- А Сергеев Марьяну не пустит? - спросил Олег.
- Пойдет твоя Марьяна, пойдет.
- Ничего с нами не случится. Четыре человека. Все вооруженные. Не первый раз в лесу.
- В лесу не первый раз, - согласилась Луиза. - Но в горах совсем иначе.
Они остановились между домами Кристины и Луизы. Дверь к Луизе была приоткрыта, там блестели глаза - Казик, приемыш, ждал тетю.
- В горах страшно. Я на всю жизнь запомню, как мы по горам шли. Люди буквально на глазах замерзали. Утром поднимаемся, а их недобудишься.
- Сейчас лето, - сказал Олег. - Снега нет.
- Легенды, легенды, принимаешь желаемое за действительное. В горах всегда снег.
- Но если пройти нельзя, мы вернемся, - успокоил Олег.
- Возвращайтесь. Лучше возвращайтесь.
Луиза повернула к своей двери. Казик запищал от радости. Олег толкнул дверь к Кристине.
У Кристины душно, пахнет чем-то кислым, плесень уже закрыла стены, и хоть плесень желтая, оранжевая, яркая, в комнате от этого не светлей. И светильник не горит.
- Привет, - Олег придержал дверь, чтобы разглядеть, кто где в темной комнате. - Вы не спите?
- Ох, - вздохнула Кристина. - Пришел все-таки, я думала, что не придешь, я так и полагала, что ты забудешь. Раз вы в горы собрались, то зачем обо мне помнить?
- Ты не слушай ее, Олег, - сказала тихо, очень тихо, почти шепотом Лиз. - Она всегда ворчит. Она и на меня ворчит. С утра до вечера. Надоело.
Олег нашел стол, пошарил по нему руками, отыскал светильник, вынул из кошеля на поясе кремень и трут.
- Чего без света сидите? - спросил он.
- Там масло кончилось.
- А где банка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13