Шотландец, около сорока лет, разведенный, с двумя детьми, он не скрывал своей симпатии к Холли.
Однако он был достаточно умен, чтобы понимать, что, хотя Холли нравилось его общество, она не хотела, чтобы их отношения развивались дальше.
Для этого события она специально сшила себе на заказ светло-зеленое шелковое платье в стиле ампир, расшитое серебром по опушке. Поверх она надела темно-зеленую бархатную накидку на подкладке из того же шелка, что и платье. Наряд был экстравагантным, но, как заметил Пол, это событие должны снимать и местная пресса и журнал графства, а она представляет кампанию, поэтому важно выглядеть наилучшим образом.
С помощью электрических щипцов она сделала много пышных локонов из своих красивых волос, прихватив их сзади легкой прозрачной сеткой, отдаленно напоминавшей прически тех времен.
Когда она была одета и готова, то скорчила себе в зеркале гримасу. Холли не очень любила подобные мероприятия, хотя с радостью поддерживала благотворительность для нуждающихся детей.
Лично она предпочла бы анонимное пожертвование наличными участию в нем, потому что считала – куда разумней отдать деньги напрямую, чем тратить сумасшедшие суммы на туалеты для такого мероприятия. Но, как заметил Пол, выслушав ее, есть люди, которые, хотя и с удовольствием покупают билеты, никогда не станут делать пожертвований без проведения подобных мероприятий.
Джон приехал за ней ровно в половине восьмого. Холли не пригласила его войти. Она уже давно научилась остерегаться того, чтобы наивно позволять мужчинам принимать ее естественную теплоту и дружеское расположение за нечто большее.
После Роберта головокружительное и опасное сексуальное влечение, которое он в ней будил, совершенно исчезло, и она стала неспособна откликаться на мужские порывы. В качестве самосохранения лучшего нельзя было и желать, и теперь она считала, что, пожалуй, Роберт сделал благое дело, лишив ее этой способности.
Она улыбнулась Джону и стала запирать дверь, а тот пробормотал одобрительно:
– М-м… приятные духи.
Она мгновенно напряглась. Она стояла к нему спиной, но все равно чувствовала тепло его дыхания, когда он склонился над ней.
– Ты так считаешь? Это наши новые, – ответила она бодро, сделав решительный шаг в сторону и обернувшись. – Пока мы не будем запускать их в производство. У них цветочная основа, но мы сделали кое-какие легкие добавки на современный вкус.
– Они очень сексуальны. Как и ты… особенно в этом платье.
Холли глубже закуталась в накидку, ей вдруг стало неловко за то, что свет от фонаря подчеркивал ее глубокое декольте. У платья был довольно низкий вырез; на этом настоял портной, обратив ее внимание на то, что в те далекие времена так требовала мода.
От того, как Джон оценивающе разглядывал ее фигуру, Холли стало неуютно. Она говорила себе, что ей следует быть польщенной его восхищением и вниманием, он, в конце концов, очень привлекательный мужчина, но один раз, когда он обнял ее и поцеловал, она ничего не ощутила, кроме любопытства, которое быстро сменилось паникой и отвращением, когда его поцелуй стал слишком чувственным.
А ведь с Робертом… в объятиях Роберта… Она неожиданно задрожала, вспомнив, как ему удавалось заставить ее трепетать в томлении и ожидании. Как она охотно прижималась к нему, издавая легкие стоны, в то время как ее тело жило ожиданием удовольствия, которое он доставлял. Она отдавалась ему с такой радостью, такой наивностью, веря, что он также любит ее. В сексуальном плане она, конечно, была неопытна, но всегда отзывалась на его ласки, и в ней не было скованности, сдержанности или мыслей попытаться контролировать чувства, которые он возбуждал в ней.
Одного его прикосновения было достаточно, чтобы отправить ее на седьмое небо от счастья; одного лишь легкого прикосновения пальцев или губ. А как ей нравилось ощущать его обнаженное тело, прижатое к ней, как она вся дрожала от желания, когда он ласкал ее груди, ее живот… Он тогда говорил ей, задыхаясь, что не может ждать, потому что, мгновенно отзываясь на ласки, она нарушала его самоконтроль.
Холли очень хорошо помнила, как у них все было в первый раз; до того они много целовались, и он доводил ее до полного исступления, так что она просила овладеть ей до конца, но он говорил, что до тех пор, пока она не застрахована от нежелательной беременности, это слишком рискованно.
Она даже сейчас помнила свой визит в клинику по планированию семьи и то, как она боялась, что врач отвергнет ее просьбу, хотя ей уже исполнилось восемнадцать – только что. Он внимательно и подробно побеседовал с ней, и в итоге драгоценный рецепт был у нее в руках.
Она ничего не сказала Роберту о своем решении. Он выслушал ее робкое сообщение, нахмурившись и молча, что, как она поняла впоследствии, еще тогда должно было бы насторожить ее, но затем настал тот вечер, когда она взмолилась, чтобы он уступил, и он сдался.
Они были любовниками чуть больше полугода, когда он ошеломил ее известием о своем скором отъезде в Америку.
Наверное, он упомянул о своем решении учиться в аспирантуре в Гарварде, но даже если так, она намеренно старалась вычеркнуть это из памяти, твердя себе, что их любовь друг к другу должна быть намного важнее для него, чем любые планы. Их любовь… Она цинично улыбнулась самой себе, почувствовав, как старая боль привычно цепляется за ее сердце. Любила только она, просто она была слишком глупа, чтобы понять это. Она не могла винить его за то, что он использовал физические возможности этой любви; в конце концов она сама на этом настояла. И не его вина в том, что сейчас она не испытывала ни к кому влечения; дело было в ней, в ее собственной неспособности видеть реальность, в своем глупом самообмане. Она никогда больше не попадется в такую ловушку. Никогда!
– Ты какая-то задумчивая, – сказал Джон в то время как они ехали к месту назначения. – Проблемы на работе?
– Да нет. Я просто думала о производстве новых духов, – соврала Холли.
– Но ведь этим должен заниматься Пол?
– Да, это так – по крайней мере за запуск этой серии отвечает он, хотя идея о производстве – моя, мы очень много вложили в это средств и усилий…
– Что же, если от других женщин будет так же приятно пахнуть, как от тебя, то должен сказать как мужчина, что вас обязательно ждет успех.
И хотя она улыбалась и принимала его комплимент, Холли ощущала внутреннее недовольство и неловкость, в случае если ситуация каким-то образом выйдет из-под контроля. Джон ей нравился, и ей было бы жаль потерять его дружбу, но в сексуальном плане… Она слегка вздрогнула от раздражающей мысли, что сегодняшняя встреча с Робертом усилила ее неприятие Джона до такой степени; и она даже думать без неприязни не могла, что он может прикоснуться к ней.
Будь проклят этот Роберт, будь он проклят, сказала она про себя. Ну зачем он вернулся, зачем?
Джон запарковал машину на торговой площадке, где уже стояло полно автомобилей, большинство владельцев которых несомненно направлялись на вечер.
Здание Ассамблеи было искусно освещено, подчеркивая красоту отреставрированной каменной облицовки и элегантность грегорианских обоев.
Холли и Джона тепло приветствовала женщина, член парламента из их городка, с мужем. Она входила в благотворительный комитет, и Холли хорошо ее знала: у нее была очень хорошая репутация, и она много делала для местной общины.
– Холли, как мне нравится ваше платье! – воскликнула она с восхищением и добавила: – Мне надо с вами чуть позже поговорить, с вашего позволения. Мы хотим организовать рождественскую ярмарку, чтобы собрать больше денег, и мы рассчитываем на помощь местных предпринимателей.
Улыбаясь, Холли заверила ее, что они с удовольствием помогут, и прошла в раздевалку.
Выступление было рассчитано на два часа с небольшим перерывом. Места Холли и Джона оказались близко у сцены. Когда их провожали к ним, ее взгляд привлекла знакомая мужская фигура, которая стояла неподалеку.
Она мгновенно застыла на месте, так что Джон наткнулся на нее и инстинктивно схватил ее за руку.
Холли почувствовала, что внутри все задрожало. Ей стало нехорошо и обидно одновременно и ужасно захотелось заплакать от возмущения и горечи при виде высокой, облаченной в костюм фигуры Роберта.
Он стоял, повернувшись к ней спиной, а рядом с ним, держа его под руку, находилась темноволосая женщина в дорогом платье от модельера. Холли сразу же узнала в ней вдову местного предпринимателя. Хотя ей было за сорок, она была весьма привлекательной женщиной. Даже слишком, как поговаривали, что не очень-то нравилось другим женщинам.
– Изображает из себя эдакое беспомощное создание, – процедила однажды сквозь зубы одна из приятельниц Холли об Анджеле Стэндарт. – А на самом деле она так же беспомощна, как тигр. Всем известно, что она вышла за Гарри Стэндарта исключительно из-за денег, ему было почти пятьдесят, когда они поженились, а ей едва исполнилось двадцать лет…
Тогда Холли не придала особого значения этим словам, но сейчас ее вдруг охватила ужасная ревность, и ей захотелось подойти к ним и оторвать руку Анджелы от Роберта.
От своих неуместных и опасных мыслей ей стало не по себе. Она повернулась, уставившись на Джона невидящим взором.
– Эй… с тобой все в порядке?
В его голосе слышались забота и участие. На глаза у нее навернулись слезы обиды, и к горлу подкатил комок так, что она не смогла говорить, а только качала головой, как бы показывая, что ничего не случилось. Она высвободила руку, не обращая внимания на любопытный взгляд, который бросила на нее девушка, провожавшая их на места.
Ей было жарко и холодно одновременно, ей было дурно от гнева на саму себя за свое идиотское поведение.
Усевшись в кресло, она попыталась убедить себя, что все это вызвано его неожиданным присутствием здесь, и если бы она знала, что встретит его, то была бы к этому морально готова и вела бы себя иначе; но доводы звучали неубедительно, и все первое отделение она едва слышала музыку, будучи поглощенной болезненными мыслями.
Когда во время антракта Джон предложил пройти в буфет, она покачала головой. Ей совершенно не хотелось вновь встретиться с Робертом. Она с ужасом думала о предстоящем банкете и искала предлог, под которым можно было бы быстро уйти.
От мысли, что ей придется столкнуться с Робертом лицом к лицу, ей становилось просто плохо. Всякий раз, когда она закрывала глаза, чтобы овладеть собой, ее преследовали образы Роберта и Анджелы, стоящих рядом друг с другом.
– Если ты хочешь чего-нибудь выпить, иди, не обращай на меня внимания, – сказала она глухим голосом.
– Да ладно. Послушай, с тобой, правда, все в порядке? Если ты хочешь уйти…
Холли закусила нижнюю губу, чувство вины росло в ней с каждой секундой. Она вела себя как ребенок… как идиотка. Ну и что с того, что Роберт здесь с другой женщиной. Ей прекрасно известно, что он никогда не любил ее так, как она его, и уже давно смирилась с этим, с чего же она разволновалась теперь?
За десять лет его отсутствия она не разрешала себе и думать о нем, размышлять о том, что он делает или не делает, и считала, что все ее эмоции позади.
Гости начали возвращаться на свои места. Антракт закончился, а с ним исчезла возможность незаметно уйти.
Во время второго отделения ее охватила паника. Она сидела, напряженно вытянувшись, и думала, что многие сегодня вспомнят об их былых отношениях. Она никогда этого не скрывала, а многие из присутствующих были ее ровесниками, они вместе росли, и они знали их обоих.
Ее близкие подруги привыкли к тому, что ее не интересуют мужчины и семейная жизнь, связывая это с успехом в делах, которые отнимали все ее время и силы, не оставляя места для чего-либо другого.
Они завидовали ей и говорили об этом открыто, сравнивая свою жизнь в качестве жен и матерей со свободой и интересом, как им казалось, в ее жизни, не понимая того, какой это груз и иные обязанности это на нее накладывает.
Ну а те, другие, которые сегодня собрались здесь, знающие ее намного хуже и не смотрящие на нее сквозь розовые очки дружбы? Что, если они вспомнят о той Холли, наивной стеснительной девчонке, которая открыто, не таясь, боготворила своего избранника и которая была так шокирована и подавлена, когда он бросил ее, что не пыталась этого скрывать?
Тогда ее близкие друзья пытались утешать ее, убеждать, что она скоро забудет его, и настал день, когда они решили, что так оно и есть.
Она научилась не реагировать, когда люди при ней упоминали имя Роберта, и даже Пол, который ей ближе всех, не представляет, сколько боли вызывают в ней воспоминания, хотя она уже понимала, насколько глупы были ее мечты, как зыбки основы, на которых она их строила.
А теперь случилось то, о чем она старалась не думать… Роберт вернулся.
Но почему? Когда он уезжал, то сказал ей о своем намерении отправиться в Гарвард и уже оттуда пытаться взбираться по социальной лестнице, основав свое дело, дал ясно ей понять, что связывает свое будущее с большими городами, и у него нет ни желания, ни необходимости обрастать корнями.
– Но я люблю тебя, – плакала Холли, а он смотрел на нее пристальным взглядом, который не оставлял никаких сомнений. – Ты же говорил, что любишь меня, – шептала она в ответ на этот взгляд, – Ты же говорил, что любишь…
– Да, это так, – признавал он спокойно. – Но пойми… У меня другие заботы, другие планы. Какие ужасные жестокие слова.
Она плакала, умоляла его передумать, но он не слушал.
– Холли, тебе всего восемнадцать, у тебя вся жизнь впереди. Ты умная девочка. Ну неужели ты всерьез хочешь связать себя семьей, детьми… обречь на материальную и духовную нищету, от которой мы оба будем страдать, если поженимся.
Он причинил ей такую боль, что она отчасти поверила, будто заслужила это. Она была для него просто развлечением, вот и все – глупая, обожающая, наивная девчонка, с которой он мог проводить время, прежде чем начнет настоящую жизнь.
Она внутренне содрогнулась от отвращения, вспомнив, как себя вела… Не когда узнала, что он бросает ее, а задолго до того, когда отдавалась ему полностью и с радостью, когда дрожала от его прикосновений и плакала, просила, умоляла его овладеть ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16