.. Они, как я чувствую,
ориентированы на умы чуть выше среднего. Совращения - для черни, идеология
- для рыцарского сословия. Верно? Вот видите, я готов учиться всему, у
всех, что и делаю. А эти ваши рыцари свысока смотрят на все, даже читать и
писать не желают учиться... Говорю вам абсолютно честно, да вы и сами это
видите: я никогда ни при каких обстоятельствах не вмешиваюсь в жизнь
людей, зверей и всего сущего своей силой или магией. Ах, сэр Ричард! Если
бы вы знали, какое это наслаждение - заставить пусть самого мелкого и
ничтожного человечка поступать по своей воле... а я двигаю народами!.. то
вы бы никогда не предположили такую глупость, что я способен кого-то
стукнуть палкой по голове! Нет, нет и еще раз нет. Это против моих
принципов. Или нет, ведь принципов у меня нет, но это против моей натуры.
Это... это...
- Микроскопом забивать гвозди, - сказал я. - Э-э... королевской короной
забивать железный крюк в стену. Да, теперь понимаю.
От кубка с вином шел пряный аромат. Я машинально взял, глаза моего
собеседника сперва расширились в изумлении, тут же сощурились. Он взял
второй кубок, но чокаться не стали, я чуть отпил, вино приятно обожгло
горло. Вкус был слегка терпкий, какой я люблю.
- В самом деле легкое, - сказал я. - Прекрасное вино.
- Вот видите, - сказал он весело, - и я что-то делаю людям приятное!
Мы улыбались друг другу, но если он держался как с потенциальным
сообщником, то мне такая вежливость больше напоминала изысканную
вежливость дуэлянтов.
Настал вечер, затем поздний вечер, пришла ночь, я метался по дому как
загнанный зверь. Слуги, слыша мои тяжелые шаги, попрятались, как пугливые
кролики. Наконец воздух освежил мое раскаленное лицо, я сообразил, что иду
по улице, а эти серые громады, что мелькают по обе стороны, - дома.
Крупная луна поднялась над крышами. Черные зловещие тучи заглатывали ее
часто, тогда я шел почти наугад, но потом мне стало хватать даже редкого
рассеянного света от слабой свечи, что пробивается в щель между плотно
закрытыми ставнями.
Затаившись, я долго наблюдал за высоким мрачным домом, а когда уверился,
что никого поблизости нет, быстро перелез высокий забор. На самом верху
меня пронзил тысячами ядовитых стрел немыслимо яркий лунный свет. Я ощутил
себя вытолкнутым на сцену перед тысячей ждущих глаз, поспешно свалился на
ту сторону. Затрещали кусты, что-то колючее впилось в мою руку, царапнуло
шею. Я затаился, как мышь в углу комнаты, по которой ходит огромный
свирепый кот.
В саду тихо, мертвая тишина. Запел робко кузнечик, а другие, выждав и
видя, что смельчака никто не съел, поддержали тонкими прозрачными трелями.
Я прислушался: разве это хор, каждый орет свое, охраняет личный участок и
зазывает самку. Все стараются перекричать друг друга. В этом мире, как у
людей, кто кричит о себе громче, того и считают лучше, сильнее, красивее...
Глаза уже привыкли к тьме, а когда я поднялся над кустами, рассеянный
свет, что проникал сквозь кроны, уже высвечивал весь сад в черно-белом
цвете. Громада дома угадывалась в десятке шагов. Пригибаясь, я добежал до
стены - там глубокая тень; затаился на долгих пару минут, потом начал
тихонько красться вдоль стены.
Она стояла в каменной нише, то ли чтобы прятаться от дождя, то ли от
падающих сверху камней, никогда не пойму тонкости жизни в замках. Ее взор
был устремлен в глубину сада. Я выпрямился, в груди больно от толчков
изнутри, весь я жадно вбирал ее всеми чувствами, фибрами, нервами, душой и
сердцем.
Она обернулась, ощутив мой взгляд. Я вышел из тени. Она стояла молча, ее
глаза обшаривали мое лицо.
- Леди Лавиния, - начал я и запнулся.
Она сказала тихо:
- Не надо. Я нарочно вышла в этот сад... ночью. Почему-то мне показалось...
- Мне тоже почудилось, - сказал я тоже совсем тихо, - что смогу увидеть
вас здесь. Это было дико, неразумно... это был зов сердца, а не ума, но я
пошел за своим сердцем...
Она покачала головой, ее глаза все еще не отрывались от моего лица.
- Сэр Ричард, - прошептала она, - тот самый... то-то я сразу ощутила, что
под маской простолюдина скрывается то ли сам сатана, то ли дьявол...
- Но никак не ангел, - закончил я.
- Не ангел, - согласилась она грустно. - Иначе моя душа не горела бы как в
огне.
Я протянул к ней руки. Она только что была там, на ступеньках, и в
следующее мгновение оказалась у меня на груди, тесно прижавшись, обхватив
меня обеими руками.
- Леди Лавиния, - прошептал я. Мои губы бережно касались ее волос. - Ох,
леди Лавиния...
Ее тело вздрагивало, она сказала быстрым сбивчивым шепотом:
- Мы оба обезумели. Это наваждение!.. Это искушение... против которого мы
не устояли. Это сумасшествие, что мы делаем, что мы делаем...
В лунном свете на ее щеках заблестели мокрые дорожки. Я с невыразимой
нежностью и бережностью осушал их своими твердыми, как дерево, негнущимися
губами.
- Леди Лавиния... Мы оба понимали, что начинается... и сопротивлялись, как
могли...
Она слабо улыбнулась.
- Да уж...
- Было заметно?
- Это когда в носу ковырялись?
Она даже хихикнула: сейчас можно, мы в объятиях друг друга, мы на небесах,
время для нас остановилось, вечность замкнулась, мы наконец-то в том, к
чему наши души все время стремились, а мы не понимали, двое
прекраснодушных идиотов...
Я возвращался поздно, ноги мои заплетались, но я чувствовал, что иду, как
эльф, едва касаясь земли, а то и плыву над нею в стиле "а мне летать, а
мне летать, а мне летать охота!". Уже возле дома из тени выпрыгнула
человеческая фигура. За молот хвататься поздно, я выдернул из ножен кинжал.
Человек торопливо вскрикнул:
- Ваша милость, это я, Зардан!.. Король послал за вами. Срочно.
Я сунул кинжал в ножны, не попал, снова потыкал, пока узкое лезвие
отыскало щель. Королевский посланец переступал с ноги на ногу.
- Давно ждешь?
- Да, - ответил он торопливо. - Ваш слуга сказал, что вы на прогулке. Я уж
хотел было искать, но не знал ваши любимые места...
Теперь у меня такое место есть, подумал я, но вслух сказал:
- Тогда, наверное, уже поздно? Все-таки ночь.
- Король велел, - сказал он непреклонно. - Что будет, если я вернусь и
скажу, что вы отказались подчиниться?
- Лучше даже не представляй, - посоветовал я. - Пойдем!
Королевский дворец выглядел темной громадой на темно-синем небе. Луна
серебрит крыши и верх башен, все остальное выглядит чернее дегтя. Но
ворота открыли сразу, стража бдит, а наши лица в свете факелов увидели
издали. В залах половина светильников погашена, суровый Зорр не тратит зря
масло.
Стражи молча указали на двери в малый зал. Один оставил копье у стены и
распахнул передо мной створки. В хорошо освещенном помещении за узким
столом сидят двое. Шарлегайл ко мне лицом и спиной - плотного сложения
мужчина в очень пышной одежде. Между ними серебряный кувшин и два золотых
кубка.
Я поклонился от двери, сделал несколько шагов, положил руку на сердце и
поклонился снова. Шарлегайл вялым жестом велел мне без всяких церемоний
садиться за стол третьим. Я послушно сел, неофициально так неофициально, я
ж понимаю разницу, посмотрел на собеседника короля.
Крупный мужчина с надменным лицом и манерами государственного деятеля.
Щеки на плечах, напомаженные волосы блестят, а холеная борода заплетена в
мелкие косички. Стол закрывает брюхо, да еще масса пышных одежд, но я
ощутил, что его брюхо лежит на коленях. Одежды на нем, как на капусте,
только капуста скромнее, а на этом все цвета радуги...
Шарлегайл сказал скупо:
- Ричард, это лорд Нильс из рода дель Гендагарров. Мы уже все обговорили,
так что тебе только... выводы. Как ты уже знаешь, сэр Ланселот сегодня
ночью был ранен...
Я ахнул:
- Как?.. Ведь мы отбросили Карла...
- Не Карл, - ответил Шарлегайл. - Враг заслал к нам под покровом ночи
подлых убийц...
Вельможа, который Нильс из рода дель Гендагарров, сказал льстиво:
- Это они пытались покуситься на вашу драгоценную жизнь!
- ... но Ланселот спит чутко, - проговорил Шарлегайл не поведя и бровью. -
Он не успел схватиться за меч но, даже раненный, отнял у них мечи и
поразил их всех троих. Сейчас лекари...
Вельможа прервал:
- Ваше высочество, вы зря тратите время на этого простолюдина... Ах да,
простите, он уже рыцарь!.. Я сказал что мой брат вызвался отвезти святыню!
Не знаю, что на него нашло, но он просто умолял меня прийти к вам и
уговорить поручить это славное дело ему.
Я молчал, еще не понимая, Шарлегайл сказал слабым надтреснутым голосом:
- Дик, это Ланселот с Бернардом должны были... Но Бернард, хоть и не
ранен, но... понимаешь, он хорош только в паре с Ланселотом. Они дополняют
друг друга. Вместе они уже не двое, а дюжина... Словом, так уж получилось,
что брат вот этого лорда отправится в Кернель.
Я ощутил озноб по всему телу.
- Ваше высочество... Разве Кернель - это не та крохотная крепость где-то
далеко на юге, что единственная уцелела... не сдалась войскам Тьмы?..
- Верно, Дик.
- Но это же... пройти через занятые врагом земли! Ни одно войско не
сможет...
У меня перехватило дыхание. Где войско не пройдет, там могут пройти двое.
Особенно если оставят доспехи и пойдут, как бродяги или погорельцы.
Шарлегайл словно прочел мои мысли, покачал головой.
- Нет, Дик, пробираться не придется. Святая Церковь, конечно, осудит нас,
но королям приходится принимать решения, которые вызывают чье-то
негодование... Словом, оборотники передали через Беольдра, что завтра
наступает благоприятный момент, который бывает только раз в тысячу лет.
Звезды как-то выстраиваются так, что... словом, в Кернель можно будет
перенестись за сутки и тут же вернуться обратно!
Вельможа хмурился и всеми гримасами мясистого лица выражал неудовольствие
при упоминании оборотников, а при последних словах кивнул и сказал жирным
голосом:
- С церковью можно поладить. По возвращении герои покаются, примут
положенную епитимью. Ну, можно попоститься пару дней... Я пожертвую на
Святую Церковь двадцать кругов воска, десять кусков парчи. Словом,
договоримся.
- Надеюсь, - проронил Шарлегайл сухо. Он обратился ко мне: - Дик, ты
будешь сопровождать сэра Гендельсона. Сэр Гендельсон - это тот рыцарь, что
отправится в Кернель.
Вельможа морщился.
- Ваше высочество... Что там делать... этому человеку? Мой брат справится
один.
- Знаю, - ответил Шарлегайл. - Но я король вот уже сорок лет. У правителей
вырабатывается чутье. Я просто чую этот мир, иногда даже вижу те незримые
нити, что приводят в движение народы, двигают тучами, посылают гадов
бросаться с обрыва в море... Я чую, что будет лучше, если благородный
Гендельсон будет не один...
Вельможа развел руками, но всем видом показывал, что людям из его рода
любые моря по колено, а этот выскочка Ричард лишь примазывается к славе
его благородного кузена.
Я спросил тихо:
- Ваше высочество... когда отправляться?
- Завтра, - ответил король. Печать старости, что сквозила в каждом
движении, сейчас прозвучала в словах. - Завтра с утра... То есть сегодня.
Сейчас.
Я с ужасом посмотрел в окно на восток. Там у самого горизонта начала
светлеть полоска.
Обратно я не шел, а бежал, летел. Город спал, не проснулись даже
булочники, я несся вдоль темных стен, только однажды впереди блеснул
слабый огонек, осветилось окно. В щели между ставнями мелькнула тень,
донесся тонкий плач младенца.
Дом под черепицей тоже спит, все окна черные. Даже на втором этаже ставни
закрыли окна наглухо, как и на третьем, последнем, где уже обходятся без
ставней... Я перебрался через забор, высокий, толстый, на цыпочках побежал
по саду, обогнул дом с тыла.
Кусты и деревья закрывают обзор, наконец я рискнул выбраться из зарослей
роз. Сердце застучало чаще. Из открытого окна на третьем этаже льется
приглушенный медовый свет, словно там догорает толстая свеча с красящими
добавками. Мелькнул силуэт, я задержал дыхание, во мне все молится,
трепещет, и - господь услышал мой безмолвный воплик - мимо окна прошла
она, уже в ночной сорочке, но все еще никак не может заснуть... она тоже
строит планы, помнит, волнуется...
Пальцы мои безуспешно шарила по земле. Песок, белый холодный песок, а если
и попадаются под кустами сучки и веточки, то чересчур легкие. Мелькнула
мысль бросить молот, но как приспособиться так, чтобы не испугать ее...
так и не пришло в голову, даже не приползло.
Наконец выковырял втоптанный в землю камешек. Очистил от грязи, долго
прицеливался, а когда замахнулся и швырнул, сразу понял, что надо брать
ниже, ночью глазомер не тот. Камешек ушел на крышу, и, хотя там черепица,
он исчез, будто в вязком болоте.
После долгих поисков в темноте нащупал еще один - великоват, разломил,
постарался успокоиться. Первый камень ударился в стену рядом с окном.
Второй, сердце затрепыхалось, как курица в ладони мясника, влетел в
комнату.
И снова ничего не происходило. Я ощутил отчаяние. Какого черта, там же
наверняка ковры в ладонь толщиной, там масса подушечек на полу, маленьких
таких, их носят даже с собой, чтобы не садиться на холодные каменные
скамьи...
Я снова шарил, сцепил зубы, измазался, исколол ладони, сам искололся о
колючие ветви, набрал камней уже две пригоршни, приподнялся... Между
деревьями в мою сторону неслышно скользила женская фигура. Узкий луч
прорвался сквозь тучи и кроны, она вспыхнула в этом луче и дальше бежала,
налитая светом, светящаяся изнутри чистым неземным огнем.
Мои пальцы расцепились, камни посыпались на землю. Лавиния в ночной
сорочке, золотые волосы свободно падают на плечи. Я увидел золотой обруч,
что прижимает ее волосы ко лбу. Сорочка на груди распахнута, а ступни ее,
маленькие и нежные, ступают по этой грубой колючей земле.
Она увидела наконец меня, бросилась навстречу. Я ухватил в объятия дорогое
нежное тело, прижал к груди. Ее ноги оторвались от земли. Глаза ее,
по-детски чистые, были широко распахнуты. В них блестели слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10