Его губы скользили по ее горлу, заставляя ее выгнуть шею отдаться ему более полно. Одна рука гладила ее бедра и талию, а когда длинные пальцы коснулись ее груди, она едва lit запротестовала, но ощущения были такими чувственными, что сопротивление длилось не дольше мига. Его губы медленно спускались ниже, зажигая новые, восхитительные огоньки.
Голова Лайонин кружилась, все вокруг исчезло, оставив только неудовлетворенное желание чего-то неведомого. Казалось, у Ранулфа вдруг появились сотни рук, тысяча губ. И все гладили, ласкали, возбуждали ее. Неведомые доселе ощущения пронзили ее тело. Она лихорадочно зарылась руками в его волосы, ее пальцы дрожали от напряжения.
– Львица, моя сладостная Львица, – пробормотал он, и она окончательно обезумела, сотрясаемая огнем наслаждения. И тогда он вошел в нее. Больше не было ни страха, ни боли, только сжигавшее и ослепившее ее желание.
И Лайонин, еще недавно неопытная девочка, отвечала на его безудержную страсть, нежилась в его ласках. Наконец она вскрикнула, впилась ногтями в его спину, выгнулась, чтобы встретить его последний выпад, и забилась в волнах накатившего экстаза. Они неспешно вынесли ее на берег, и она опустилась на белые полотняные простыни. Ранулф попытался отодвинуться, но она вновь прижалась к нему, наслаждаясь его тяжестью, ощущением кожи, покрытой темными волосками, горьковатым запахом мужского пота.
Он игриво потерся влажным лицом о ее шею и чуть отстранился, чтобы видеть ее лицо в свете толстой свечи, стоявшей рядом с кроватью. И нежно откинул с ее виска прядь волос.
– Я угодила тебе? – прошептала она.
Он растерянно поглядел на нее, но тут же весело усмехнулся.
– Если бы ты только знала… – начал он и, осекшись, пробормотал: – Угодила, и очень, и к тому же, боюсь, отняла у меня последние силы.
Он хотел добавить еще что-то, но увидел, как ее веки тяжелеют. Она заснула. Несмотря на усталость, он еще немного полюбовался, как она спит, такая маленькая, хрупкая и молодая…
Порыв страсти прошел, и он вспомнил все события этою дня. Откатился от нее как можно дальше и заснул тяжелым полным кошмаров сном.
Несмотря на весь пыл прошедшей ночи, утро не принесло им ни мира, ни покоя. Смерть Джайлза и злосчастные письма усугубляли боль.
Наконец они погрузились на паром и переплыли на остров Мальвуазен. Лайонин отвлеклась от тяжелых дум при виде красоты и мощи гигантского замка. Блэк-Холл был каменным домом, обставленным с роскошью, которой она никогда раньше не видела. На стенах висели новые шпалеры, привезенные королевой Элеонорой из Кастилии. В освинцованные переплеты окон были вставлены квадратики стекла.
Лайонин видела, как гордится Ранулф своим домом, и разделила бы эту гордость, если бы он дал понять, что она здесь желанна, что он не будет вечно сожалеть о женитьбе на дочери барона.
В своем одиночестве, ибо Ранулфа почти никогда не бывало дома, она пыталась занять себя сложным хозяйством замка.
– Что это ты вытворяешь, пока меня нет? – набросился он на нее как-то вечером, швырнув Ходдеру мокрый плащ. – Уильям де Бек утверждает, что ты вмешиваешься в управление замком! – Лайонин гневно сверкнула глазами. – Заботу о замке я поручил управителю, и он много лет справляется с обязанностями. Он свободный человек, и я не желаю давать ему повод для жалоб.
Лайонин выпрямилась и смело встретила его яростный взгляд.
– Прошу прощения за дерзость, милорд, но я всего лишь хотела быть полезной. Объясните, что мне делать целый день, если я не имею права отдавать приказания в доме, который считается моим. Я не привыкла бездельничать.
– Может, Уильям принесет тебе мешок с золотом, – холодно бросил он. – Займись подсчетами, ведь как-никак ты заслужила такое удовольствие.
Он многозначительно взглянул на постель, где они делили короткие моменты счастья.
Лайонин растерялась, чувствуя себя грязной и ничтожной, и в негодовании выбежала из комнаты. В коридоре она наткнулась на массивную фигуру Люси и, чтобы избежать объяснений, открыла маленькую дверь, ведущую на башню в глубине дома. Здесь царила непроглядная тьма, и она ощупью стала подниматься по холодным ступенькам. Но в комнате наверху горел яркий свет, на миг ослепивший ее. Лайонин коснулась щеки и обнаружила, что она мокрая от слез.
– Дитя мое, – произнес мужской голос, – подойди и сядь. Кругленький монах в рясе и с тонзурой отечески обнял ее за плечи и подвел к грубо сколоченному деревянному стулу, стоящему у жаровни с углями.
– Садись и выпей это, – велел он, вручив ей кувшин с темным вином. – Я брат Джонатан. А ты – прелестная леди Лайонин, жена лорда Ранулфа?
Слезы хлынули с новой силой.
– Да что же это делается? Еще и месяца не женаты, и вдруг такая ссора?
Лайонин глотнула вина, давясь, но пытаясь согреться. Брат Джонатан погладил ее по руке.
– Расскажи мне. Я умею слушать.
– Не могу, – прошептала она. Немного помолчав, он тихо сказал:
– Я слышал, что вы поженились по любви с первого взгляда.
Лайонин мучительно старалась припомнить те первые два дня, проведенные с Ранулфом.
– Да, – прошептала она, глядя в огонь и думая о тех временах, когда он учил ее стрелять из лука.
– Но с тех пор что-то случилось? Что-то, омрачившее вашу любовь?
– Да.
Брат Джонатан улыбнулся, гадая, какой пустяк мог вызвать охлаждение между влюбленными. Скорее всего ревность Ранулфа. Еще когда первая жена была жива, он не мог вынести, когда кто-то дотрагивался до всего, что принадлежав ему, будь то конь, дом, люди и в особенности его женщина.
– Я знаю лорда Ранулфа с детства, и у него есть причины быть… несколько нетерпимым. Скажи, ты по-прежнему его любишь? Невозможно, чтобы истинная любовь умерла так скоро.
Лайонин сморгнула слезы, застлавшие глаза.
– Я… не знаю. Он так изменился. Когда я встретила его, он улыбался и смеялся вместе со мной, но теперь только хмурится и злится, и временами это меня пугает. Я пыталась объясниться с ним насчет Джайлза, но он слушать не желает.
Вот как! Значит, тут замешан еще один мужчина, вероятно, посмевший взглянуть на жену Ранулфа. Монах терпеливо улыбнулся:
– Лорд Ранулф – человек не жестокий, но иногда не в силах понять простых вещей. Под суровой маской скрывается мягкая и добрая душа. Ты ведь сама это заметила?
– Да, – робко улыбнулась Лайонин, и воспоминания о другом Ранулфе стали более ясными, затмевая боль их неудавшейся брачной ночи.
– Вот и хорошо, – улыбнулся монах. – Значит, все зависит от тебя.
– От меня? Но что я могу изменить? Мне никак не удается угодить ему.
Джонатан удивленно вскинул брови. От любящих посплетничать слуг он слышал совсем другое.
– Ты должна доказать, что любишь его. Делать все, чтобы он понял, что небезразличен тебе.
– Вы правы, – прошептала Лайонин.
Она поставила пустую кружку и выпрямилась.
– Я докажу ему, что не такая, какой он меня считает. Как-нибудь найду способ. Благодарю вас, брат Джонатан.
Она тихо направилась к выходу, а монах наполнил чашу и уселся на стул. Ах, эти молодые, до чего же у них мало забот! Интересно все же, что так расстроило леди Лайонин? Вероятно, ссора из-за нового платья, а может, и что-то не столь серьезное.
Той ночью Ранулф не вернулся домой, и Лайонин неподвижно лежала в огромной кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок. Наверное, она виновата. И муж ненавидит ее за все, что, как он считает, она наделала.
Вспомнив слова брата Джонатана, она поклялась, что когда-нибудь обязательно докажет Ранулфу истинность своей любви. Пусть увидит, что она не любила ни одного мужчину, кроме него.
Утром она отправилась в южную часть острова, чтобы посмотреть, не нуждаются ли в чем сервы. На обратном пути к ней присоединился сэр Брэдфорд, один из самых молодых рыцарей гарнизона.
– По-моему, в воздухе уже чувствуется дуновение весны, – заметил он. – А может, я просто слишком этого желаю.
–Я тоже устала от постоянного холода, – засмеялась она. – Завтра пойду на берег реки и поищу ранние крокусы.
Оба испуганно вскинули головы, услышав громовой топот копыт. Прямо на них мчался Ранулф с темным от ярости лицом. Одной рукой он стащил сэра Брэдфорда с седла и, соскочив с коня, сжал рукоять меча.
Лайонин быстро спрыгнула на землю и встала между ними.
– Что ты затеял? – взорвалась она. – Почему идешь с мечом на бедного мальчика?
– Думаю, на это ты легко найдешь ответ. Воображаешь, будто сможешь тайком от меня бегать на свидания? Я предупреждал тебя, а ты все делаешь мне наперекор.
Но она стояла, прямая как струна, отказываясь склониться перед ним.
– Твои слова не имеют смысла. Парнишка лишь ехал рядом со мной, и мы разговаривали о весне. Я не виновата, что безумная ревность заставляет тебя все видеть в черном свете.
– Вот как? – со смертоубийственной холодностью отчеканил он. – Значит, ты не дала причин сомневаться в тебе? В вечер нашей свадьбы ты встречалась с другим мальчишкой, которого мне позже пришлось убить. Крадешь у меня, чтобы заплатить любовнику, а теперь спуталась с этим парнем? Хочешь увидеть и его кровь? Неужели твоя алчность требует не только его семени, но и его жизни?!
Гнев почти ослепил ее.
– Ты единственный мужчина, которому я позволила коснуться себя, и с каждым днем все больше об этом жалею. Лучше бы мне покончить с собой, прежде чем я дала брачные обеты столь злобному и гнусному человеку, как ты!
Рука Ранулфа взметнулась и с силой ударила ее по лицу, свалив на землю.
– В таком случае мы исправим все, что наделали. Завтра я уезжаю в Уэльс, а когда вернусь, чтобы духу твоего тут не было! – рявкнул он, и, вскочив на коня, умчался.
Лайонин несколько минут лежала, не в силах пошевелиться: кровь сочилась из уголка израненного рта. Она знаком велела сэру Брэдфорду удалиться, и юноша покорно уехал, оставив ее одну.
И только тогда хлынули слезы – слезы отчаяния и безысходности.
Она не хотела ему дерзить, но была не в силах справиться с собственной вспыльчивостью. Чего же стоят ее благородные намерения убедить его в своей любви? Муж прогнал ее, и больше она не сможет ничего ему доказать.
– Ранулф! – горестно вскрикнула она сквозь всхлипы. Завтра он покинет остров, и между ними все будет кончено.
Она вдруг села, глядя в пространство. Неужели ее зря назвали в честь львицы, и у нее не больше мужества, чем у грязного серва? Она не сдастся так легко!
Лайонин вытерла слезы и горько улыбнулась. Как только его гнев уляжется, он больше не прогонит ее. Будь у нее больше времени, она сумела бы помириться с ним. Теперь она точно знала, что докажет свою любовь к нему.
Снова обретя цель в жизни, она вернулась домой. Столько дел придется переделать до завтрашнего утра!
Глава 8
Во внешнем дворе уже стояли груженые фургоны. Лайонин покрепче завернулась в рыжевато-коричневый плащ из грубой домотканой ткани и пониже опустила капюшон. Потребовалось немало хитрости, чтобы выполнить хорошо задуманный план, испортить который она просто не имеет права! Не хватало еще, чтобы кто-то из домашних узнал ее!
Новая служанка Кейт согласилась сделать то, что ей приказали, хотя Лайонин не раз ловила на себе ее странные взгляды. Девушке предстояло объявить, что госпожа больна и ее нельзя беспокоить никому, кроме Кейт. К тому времени как обман будет обнаружен, Лайонин скорее всего уже успеет добраться до Уэльса.
А сейчас она притоптывала ногами и нервно куталась в плащ: на улице было очень холодно. Лайонин снова вернулась мыслями к задуманному. Что сделает Ранулф, когда она появится перед ним? Он сказал, что больше не желает ее видеть, и она многим рисковала, затеяв этот маскарад. Жаль только, что у нее нет вещей, кроме крестьянского платья, того, что сейчас на ней. Но как она ни старалась, все же не сумела как следует спрятать узел с подбитыми мехом вещами. Фургоны постоянно проверялись воинами. Стоит им отыскать дорогие одеяния, как ее немедленно обличат, и страшно подумать, что тогда будет!
– Эй, девчонка!
Лайонин оглянулась и, увидев незнакомую женщину, поспешно нагнула голову. Только бы не сорваться, не выплеснуть свой гнев на эту грубиянку!
– Не стой здесь весь день! Иди и помоги мне с этими бочонками!
Лайонин последовала за женщиной во внутренний двор и испуганно охнула, ибо передней предстали грозные «черные стражи». Все, кроме Черного Льва, уже сидели в седлах. Лайонин искоса взглянула на великолепного вороного с пышной гривой, длинным, до самой земли хвостом. Достойный конь для Черного Льва!
Лайонин взяла под мышки два маленьких деревянных бочонка и пошла вслед за женщиной на внешний двор. Но та вдруг резко остановилась. Лайонин проследила, куда она смотрит. Ранулф медленно шел к Таю, и она ощутила прилив гордости, когда все взгляды обратились на него. «Черные стражи» тоже выпрямились в седлах.
Он перебросил ногу через широкую спину жеребца и замер, глядя на одно из окон второго этажа. Лайонин тихо вздохнула, поняв, что это было окно ее маленькой спальни.
– Пусть эта дрянь испытает все муки ада! – про шипела женщина, стоявшая рядом с Лайонин. Та впервые присмотрелась к ней. Она была немолода, старше ее матери, но со следами былой красоты на лице. Даже сейчас ее необычные глаза поразили Лайонин: узкие, раскосые, миндалевидные и очень живые. Но сейчас в них сверкала неподдельная злоба.
– Говорят, она не любит моего Ранулфа.
Лайонин едва не взорвалась и только огромным усилием воли сдержала гнев.
– Почему он твой? Разве у него нет жены?
– Да, – прошипела женщина, – он женат.
Она с неожиданным интересом посмотрела на Лайонин, но молодая женщина вовремя отвела глаза. Разочарованная незнакомка вновь воззрилась на Ранулфа, и Лайонин сжала кулаки, заметив ее обожающий взгляд.
– У него есть жена, которая не заботится о нем так, как он того заслуживает, – с тихим гортанным смехом добавила женщина. – Только дура может променять ласки лорда Ранулфа на ложе другого!
– Что ты знаешь о ласках лорда Ранулфа? – вырвалось у Лайонин. На этот раз она не смогла скрыть ярости.
Женщина лениво усмехнулась, и Лайонин встретила ее насмешливый взгляд своим пылающим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39