– …ни единого шанса. Он приспособлен в основном для посадки, и трудно сказать, что… на планете. Термоиндуктор только нагреет… – Это был датавиз Октала, переданный коммуникационным блоком его скафандра. Что ж, достаточно логично, поскольку он был моложе – всего пятьдесят два. А Сэм тем временем удобно расположился в «Мадийре», приказывая своему младшему напарнику забрать что возможно из космоплана.
Джошуа почувствовал, что немного озяб. Холод окружающего газовый гигант пространства уже начал проникать даже сквозь скафандр ЛГПИ.
Датавиз Сэма:
– …на хвосте, где баки… мало-мальски крупное должно быть…
Датавиз Октала:
– …уже здесь. Вижу какой-то крепеж, наверное он… вряд ли служит…
Они то пропадали, то снова возникали, переговариваясь, огрызаясь друг на друга. Сэм, похоже, был уверен в том, что Джошуа что-то нашел. Все это походило на кошмарный сон наяву, а тем временем «Мадийр» проплывал мимо него. Все происходящее казалось ему ужасно замедленным, как будто время вдруг неимоверно растянулось.
Мимо него проплыл кусок льда шириной в ладонь. В него вмерзла бирюзово-оранжевая рыбка. Вокруг ее длинного, похожего на клюв рта красовались три глаза, устремленные вперед, – как будто рыба, плывущая по вечному пути миграции, понимала, где находится. Он глядел, как она уплывает прочь, до тех пор, пока она не исчезла из виду, слишком измученный чтобы поймать ее и приобщить к находкам.
В сущности, он уже спал, когда инерционно-ориентирующая программа, предупредила его, что он находится невдалеке от «Мадийра». Двигатели маневрового ранца заработали, унося его по длинной сложной кривой, снова уменьшая его скорость и высоту, пристраивая его в хвост плывущему впереди «Мадийру».
Датавиз Октала:
– …ядерный резак тут не поможет, говорил же я тебе, что сраный люк из односвязанного углерода… Надо было слушать, упрямая ты жопа…
Датавиз Сэма:
– …засранец… найду его трупешник… ох и попляшу на его костях…
Маневровый ранец теперь нес Джошуа следом за «Мадийром», и корабль казался ему похожим на какое-то пушистое розовое пятно примерно в километре впереди, то и дело проглядывающее сквозь поток составляющих Кольцо частиц. После этого он еще немного снизил орбиту – на сей раз на несколько сотен метров – и орбитальная механика сама понесла его к кораблю с болезненной медлительностью.
Сближение происходило со стороны мертвой зоны корабля – конуса пространства, вершина которого находилась в двигательном отсеке. Все, что ему нужно было, – так это держаться так, чтобы двигательный отсек постоянно находился между ним и торчащими из отсека жизнеобеспечения датчиками. В этом случае они не смогут его засечь, учитывая еще и постоянное мельтешение составляющего Кольцо Руин мусора. Дополнительным его преимуществом было то, что они считали его погибшим. Поэтому они не будут искать такую мелочь, как его скафандр.
Последняя сотня метров была хуже всего. Быстрый скачок скорости, направивший его головой прямо в сдвоенные сопла двигательного отсека. Если они сейчас включат двигатель…
Джошуа скользнул между двумя колоколами сопел и закрепился между стойками распределения нагрузки. Двигатели в принципе были такими же, как и в его космоплане, хотя он и не смог бы назвать их марку. Рабочая жидкость (обычно углеводород) закачивалась в камеру сгорания, где нагревалась примерно до семидесяти пяти градусов по Кельвину колоссальным разрядом энергобатарей. Это была очень простая система с минимумом движущихся частей, практически никогда не выходящая из строя и дешевая в обслуживании. Мусорщикам больше ничего и не требовалось, поскольку от Транквиллити до Кольца Руин было буквально рукой подать. Джошуа попытался вспомнить, использует ли кто-нибудь ядерный реактор, и не смог.
Он полез по конструкциям, перебирая руками, стараясь не наступать на металл двигателей обожженными ногами. Кабели питания найти оказалось очень просто – они были толщиной с его руку. Он нашарил на поясе атомный резак. Десятисантиметровое лезвие переливалось всеми оттенками желтого и в тени корабля, казалось необычайно ярким. Перерезать кабели не составило ни малейшего труда.
Еще один недолгий подъем, и он оказался у топливных баков. Они были покрыты нольтермовой изоляцией. Он устроился у днища одного из баков и оторвал кусок изоляции. Металл бака отливал тусклым серебром и у основания плавно перетекал в кожух турбонасоса. Он пристроил термоиндуктор на одной из балок и приклеил его эпоксидной смолой, чтобы тот не соскользнул, а потом датавизировал в процессор несколько команд.

Десять минут спустя процессор включил термоиндукционное поле. Джошуа запрограммировал его на узкий луч в десять сантиметров шириной и три метра длиной. При этом три четверти луча проецировались внутри бака, испаряя жидкий углеводород. Началась конвекция, доставляющая в поле действия луча все больше жидкости. Внутреннее давление стало быстро расти, повышаясь до опасного уровня.
Металлический кожух бака не так легко поддавался нагреву. Его молекулярная структура оставалась прочной еще почти двадцать секунд – до тех пор, пока сама по себе тепловая энергия, сконцентрированная в таком небольшом объеме, не разорвала молекулярные связи. Металл размягчился и начал выпирать наружу, выталкиваемый непреодолимым давлением внутри.
В тесной кабине «Мадийра» Сэм Нивс, в голове которого начали истошно вопить тревожные датавизированные сигналы, в ужасе выпучил глаза. Перед его мысленным взором развернулась сложная схема устройства корабля, на которой отчаянно полыхали красным топливные секции. Аварийные программы безопасности отправили в двигательный отсек целый поток двоичной информации. Но давление по-прежнему неуклонно росло.
«Но не могли же неполадки возникнуть просто так, на ровном месте, – вдруг сообразил он. – Причина явно была в чем-то другом. Должно быть, баки подверглись мощному энергетическому воздействию. Беда пришла извне. Это диверсия».
– Джошуа! – в бессильной ярости взревел он.
Проработав на максимальной мощности двадцать пять секунд, электронная матрица термоиндуктора истощилась. Поле исчезло. Но свое дело оно сделало.
Вздувшийся на боку топливного бака пузырь светился ярким кораллово-розовым светом. И наконец, верхняя его часть лопнула. Из нее рванулся фонтан кипящего газа, мгновенно заливший всю двигательную секцию. Термоизоляцию сорвало, и она, крутясь, унеслась прочь. Сложные металлоконструкции и тончайшие электронные устройства плавились, разбрызгивая во все стороны фонтанчики обжигающих капелек. Под воздействием реактивного воздействия вырывающейся из бака струи газа «Мадийр» рванулся вперед, начав медленно вращаться вокруг продольной оси.
– Вот дерьмо! – вырвалось у Сэма. – Октал, Октал, ради Христа, возвращайся скорее!
– Чего еще?
– Это Джошуа, он исхитрился нам нагадить. Давай обратно, и в темпе. Двигатели не могут удержать корабль на месте.
Еще продолжая говорить, он уже видел по поступающим в голову ориентировочным данным, что двигательные кластеры проигрывают битву, не будучи в силах удержать корабль. Он попытался активировать главные двигатели – только их мощности хватило бы для компенсации грубого толчка лопнувшего топливного бака. Мертвы.
Программа медицинского мониторинга нейронаноники отрегулировала его кардиостимулятор, успокаивая бешено колотящееся от ужаса сердце. В голове шумел адреналин.
Датчики и приборы управления двигателями невероятно быстро сдавали. Обширные участки схемы в его голове к этому времени утонули в зловещей черноте. Носовые оптические датчики показывали надвигающуюся громаду обломка оболочки хабитата.
Джошуа наблюдал за происходящим из относительно безопасного места, спрятавшись за крупным обломком метрах в трехстах от корабля. «Мадийр» начал кувыркаться, как самая большая на свете барабанная палочка. Из его кормовой части вырывался искрящийся поток газа, растягивающийся в пространстве чуть колышущейся дугой.
– Мы сейчас врежемся! – датавизировал Сэм Нивс.
Крутящийся «Мадийр» поравнялся с космопланом. У Джошуа похолодело в груди. Но корабль Сэма благополучно полетел дальше, прямо к гигантскому обломку. Джошуа затаил дыхание.
Столкновение было неизбежным, совершенно неизбежным. Но корабль спасло то, что он вращался. «Мадийр» перевалил через самый край обломка так, будто оттолкнулся от него шестом. Его модуль жизнеобеспечения прошел всего в каких-нибудь пяти метрах от поверхности. Если бы он врезался в обломок на такой скорости, то разлетелся бы как стеклянный.
Джошуа перевел дух, чувствуя, как постепенно спадает напряжение, не оставлявшее его все последние минуты. Они, конечно, заслуживали смерти, но это ведь просто вопрос времени. А у него были другие, более неотложные дела. Например, ему нужно было удостовериться, что он выживет. Где-то на задворках его сознания призрачно пульсировали обгоревшие ноги. Нейронаноника сообщала ему, что в крови нарастает количество токсинов, возможно, являющихся побочным продуктом разложения обгоревших тканей.
«Мадийр» уносился все дальше, глубже погружаясь в Кольцо Руин. Вот он уже на двести метров дальше обломка. Фонтан газа стал гораздо слабее.
Из-за обломка вдруг появилось жемчужно-белое пятнышко и устремилось следом за кораблем. Октал, отчаянно боящийся остаться один на один с космопланом, который он не в состоянии открыть. Если бы у него хватило ума успокоиться и подумать, он мог бы и повредить космоплан Джошуа.
«Благодари судьбу за ее маленькие милости», – сказал себе Джошуа.
Маневровый ранец вынес его из укрытия за булыжником. Запасы газа упали до пяти процентов. Только-только чтобы вернуться к космоплану. Впрочем, даже если бы ранец был совершенно пуст, он все равно бы что-нибудь да придумал. Что угодно. Сегодня он был баловнем судьбы.

5


Квинн Декстер как идиот ждал какого-нибудь толчка, ждал, когда ледяная пустота моргнет, давая тем самым понять, что перелет и в самом деле позади. Но, разумеется, ничего подобного не случилось. Один из техников запихнул его в похожую на гроб ноль-тау камеру, одну из тысяч громоздившихся одна над другой в колоссальном отсеке жизнеобеспечения, предназначенного для перевозки колонистов корабля. Незнакомый с невесомостью и с отвращением относящийся к дезориентирующему головокружению, которое вызывало любое движение, Квинн послушно позволил обращаться с собой, как с самым обычным грузом. Обхвативший его шею специальный подавляющий мозговую активность воротник сделал все мысли о возможном бегстве просто жалкой фантазией.
До того самого момента, когда крышка камеры мягко закрылась над ним, он все еще отказывался верить в происходящее, отчаянно цепляясь за надежду, что Баннет обратится к кому надо и вытащит его. У Баннет были просто колоссальные связи в Канадском филиале администрации Терцентрала. Одно ее слово, один кивок, и он снова будет свободен. Но нет. Этого не произошло. Похоже, Квинн оказался для нее недостаточно важной птицей. В эдмонтонском аркологе были сотни никому не нужных мальчишек и девчонок, которые даже сейчас позавидовали бы ему и которым больше всего на свете хотелось бы оказаться на его месте, которые стремились завоевать внимание Баннет, оказаться в ее постели, заслужить ее улыбку, получить место в иерархии секты Несущего Свет. Юнцы с яркими индивидуальностями, куда более стильные, чем Квинн. Юнцы, которые предпочли бы прохаживаться с важным видом, чем потеть, доставляя в Эдмонтон груз Баннет, состоящий из какой-то странной, подавляющей личность наноники. Которые никогда не совершили бы такой глупости, как попытка убежать, когда их остановила бы полиция на станции вак-поезда.
Даже полиция посчитала, что Квинн сошел с ума, раз решился на такое, и со смехом доставила его корчащееся в конвульсиях от разряда парализатора тело в эдмонтонский Дворец Правосудия. Упаковка, разумеется, самоуничтожилась, разрушительная вспышка энергии превратила нанонику в бессмысленную мешанину молекул. Полиция не смогла доказать, что он перевозил что-то нелегальное. Но обвинение в сопротивлении при аресте оказалось для властей достаточно веской причиной, чтобы выписать ордер на принудительное переселение.
Квинн даже попытался показать занимавшемуся им члену экипажа тайный знак секты – перевернутый крест, – так сильно стиснув пальцы, что аж костяшки побелели. «Помоги мне!» Но тот то ли не заметил, то ли не понял. Интересно, а есть ли вообще там, среди звезд, секты Братьев Света?
Крышка камеры закрылась.
Баннет на него совершенно наплевать, вдруг с горечью осознал Квинн. Брат Божий, и это после всей той верности, которую он проявлял по отношению к ней! Этот омерзительный секс, которым она требовала с ней заниматься. «Милый мой светик», – ворковала она, когда он входил в нее или она входила в него. Та боль, которую он с гордостью терпел на ритуале инициации, когда его производили в сержанты-помощники. Тяжкие часы, проведенные им в занятиях самым тривиальным делом секты, – помощью в рекрутировании своих собственных друзей, подлым преданием их в руки Баннет. Даже его молчание после ареста, избиение, которому он подвергся в полиции. И все это, как выяснилось, не имело для Баннет ни малейшего значения. Он сам не имел для Баннет ни малейшего значения. Это было неправильно.
После многих лет, в течение которых он болтался как самый обычный беспризорник, только в секте он понял, чем является на самом деле: животным, чистым и простодушным. То, что они сделали с ним, то, что они заставляли его делать с другими, было освобождением, выпусканием на волю змееподобного чудовища, которое таилось в душе каждого человека. Познать свою истинную сущность было просто замечательно. Понять, что он может поступать с другими как угодно просто потому, что ему так хочется. Восхитительный образ жизни.
Это заставляло тех, кто стоял ниже его по иерархической лестнице, подчиняться – из страха, из уважения, из восхищения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88