Это был его ч
еловек, он ушел из органов в двадцать семь лет в чине капитана и вот уже дв
а года обслуживал генеральского сына. Отставной генерал полностью дове
рял ему, но не мог получать от него исчерпывающую информацию о своем Стас
е, поскольку тот обожал водить сам, имел три автомобиля и услугами шофера
пользовался редко.
Генерал надеялся, что после пережитого стресса сын не рискнет сесть за
руль, вызовет шофера. И не ошибся.
Гоша заверил его, что со Стасом все нормально, и доложил, что их светлост
ь изволит принимать оздоровительные процедуры в закрытом комплексе "Ап
олло".
- Но только я вам ничего не говорил, товарищ генерал. Стас запретил мне со
общать кому-либо, где он.
- Даже мне? - с усмешкой уточнил Герасимов.
- Виноват, Владимир Марленович. Даже вам.
- Ну паршивец! Здесь мать с ума сходит, мог хотя бы ей позвонить. Он рассказ
ал тебе, в чем дело?
- Нет. Он позвонил около двух. Сказал, что бы я к половине седьмого подъеха
л к оздоровительному комплексу и ждал его на стоянке.
- И все?
- Все, товарищ генерал.
- Ты уже знаешь, что случилось сегодня ночью?
- Знаю.
- Ну и что думаешь?
- Думаю, заказал его кто-то, товарищ генерал.
- Болван, - раздраженно выкрикнул Владимир Марленович, - это я и без тебя зн
ак"" Кто? Почему? Вот главное. Кто и почему? Понимаешь ты или нет?
- Понимаю, товарищ генерал.
- Ладно, Гоша, передай ему, что мы с матерью волнуемся, пусть сразу звонит.

Дома Владимира Марленовича ждал следователь Чижов, крепкий круглолиц
ый весельчак. Он все время усмехался и потирал широкие сухие ладони. Гене
рала эта неуместная бодрость раздражала, он решил, что расследованием по
кушения должны заниматься более серьезные люди. Слава Богу, у него остал
ись надежные теплые связи в родном ведомстве. Он не счел нужным сообщать
Чижову, что Стас отправился в оздоровительный комплекс.
Пока они беседовали, у жены начался острейший приступ бронхиальной аст
мы.
Пришлось вызвать "скорую". В больницу Наталья Марковна ехать отказалас
ь. Врач купировал приступ, велел не нервничать и оставаться в постели.
- Деточка моя, мальчик, Стасик, да как же так? - повторяла Наташа, лежа под ка
пельницей. По пухлым землистым щекам текли слезы.
- Прекрати! - не выдержал Владимир Марленович. - Деточке твоей тридцать ше
сть лет! Ты сама во всем виновата! Избаловала сучонка, не знаю как!
Наташа заплакала еще горше, начала задыхаться. Следователь Чижов имел
наглость за глянуть в приоткрытую дверь и со своей гаденькой улыбкой про
изнести:
- Я, конечно, извиняюсь, не надо бы так, товарищ генерал, ей плохо, она все-та
ки мать.
- Я вас не задерживаю! - рявкнул Герасимов, громко захлопнул дверь у него п
еред носом, сел к Наташе на кровать и заставил себя погладить ее по волоса
м.
Волосы давно стали седыми, Наташа упрямо красила их смесью хны и басмы.

Получался отвратительный фальшиво-каштановый цвет. Сквозь жидкие зав
итые прядки просвечивала кожа. Раньше он не замечал этого.
- Иди, Володенька, иди. Надо проводить человека, - пробормотала она, не откр
ывая глаз и мучительно оскалившись.
"Господи, почему я вдруг стал все это видеть - короткие редкие ресницы, гр
убые морщины, рыжие расплывчатые пятна старческой пигментации и неесте
ственно сверкающий на этом тоскливом фоне фарфор искусственных зубов? П
очему именно сейчас? Почему так ясно, так беспощадно?" - подумал генерал, тя
жело поднялся и отправился в прихожую провожать Чижова.
Весельчак следователь аккуратно поставил тапочки на обувную полку, пр
исев на корточки, принялся завязывать шнурки на ботинках. Владимир Марле
нович, привалившись плечом к косяку, молча наблюдал за ним.
- Стало быть, вы не знаете, где может находиться Станислав Владимирович? -
Он поднял на генерала блестящие карие глаза. Тот молча помотал головой. - П
лохо, - вздохнул следователь, выпрямляясь, - очень плохо, товарищ генерал.
Время уходит, информации пока никакой, - он надел свою дешевую потертую к
ожанку и протянул руку. - Всего доброго, товарищ генерал. Рад был познакоми
ться.
Обстоятельства, конечно, не самые приятные, но ничего. Будем работать, ис
кать.
Генерал вяло ответил на рукопожатие, заметив про себя с завистливым ра
здражением, какая у этого весельчака сухая теплая ладонь, сколько в нем з
доровья и равнодушия, какой он румяный, ладный, жизнерадостный. Слишком ж
изнерадостный для следователя ФСБ.
Дверь хлопнула. Владимир Марленович заглянул в спальню. Наташа спала, о
ткрыв рот и глухо, по-стариковски похрапывая. Он закрылся в своем кабинет
е и принялся задумчиво листать записную книжку, выбирая, к кому из знаком
ых обратиться за помощью. Были генералы, ровесники или лет на десять моло
же. Но он знал, что они всего лишь отдадут распоряжение подчиненным, а пото
м придется постоянно звонить, напоминать, чтобы контролировали расслед
ование. Были и полковники, оперативники, но один работал в зарубежном отд
еле, другой занимался наркотиками, третий курировал таможню, к четвертом
у не хотелось обращаться потому, что подлец и карьерист, пятый...
Перед глазами вспыхнула и замерцала яркая пульсирующая пелена. Имена,
звания, цифры телефонных номеров стали расплываться. Затошнило и закруж
илась голова. Он вдруг вспомнил, совсем некстати, как в детстве лазал с мал
ьчишками за кладбищенской земляникой. На погосте ягод росло много, крупн
ых, сладких, невозможно было остановиться, и потом красно-зеленая рябь до
лго застилала глаза, сгущаясь к вечеру, перед сном. Куда ни посмотришь, вез
де мерещилась эта земляника. Бабушка говорила, ничего нельзя рвать и ест
ь, что растет на кладбищенской земле, потому что это тревожит покойников,
они сердятся и могут строго наказать. Володя был пионер и материалист, ба
бкиным глупым сказкам не верил. Однако зачем именно сейчас он вспомнил э
ту ерунду? Какая, к черту, земляника?
Опять на несколько минут он выпал из реальности и барахтался непонятно
где. Эти стремительные путешествия вспять сквозь время пугали его все б
ольше.
Он не мог просто отмахнуться от странных провалов сознания. Они мешали
сосредоточиться и омерзительно воняли старческим маразмом.
- Володенька! - голое жены звучал слабо, далеко, как будто с другой планеты
. Он сильно вздрогнул. Красно-зеленая земляничная рябь неохотно растаяла
. Он отправился в спальню. Наташа лежала, глядя в потолок широко открытыми
воспаленными глазами. - Скажи, почему он ночевал в Конькове?
- Там живет Галина, - пожал плечами генерал, - помнишь ее? Маленькая, пухлен
ькая, беленькая, внучка покойной Марии Петровны.
- Я знаю Галину. Почему он у нее ночевал? Она ведь давно замужем, муж армяни
н, ребенок в школу ходит.
Генерал заметил, что вертит в руках свою серебряную зажигалку "Зиппо", ма
шинально открывает и закрывает крышку, крутит колесико. Не было ни пламе
ни, ни искры. Кремень стерся, бензин кончился. Серебряный корпус стал туск
лым и черным. Он очень редко брал в руки эту вещь, но серебро все равно окис
лилось.
- Володя, ты меня слышишь? - слабым жалобным голосом поинтересовалась жен
а. - Почему ты не отвечаешь мне?
- Прости. Я думаю, к кому из наших можно обратиться.
- Да, мне тоже не понравился этот следователь Чижов. Ты звонил Мише?
- Какому Мише?
- Ну, Мише Райскому. Он, кажется, уже давно полковник?
"Вот, оказывается, как все просто, - удивился Владимир Марленович, - почему
мне сразу не пришло это в голову? Полковник Райский. Он занимается террор
измом. Взрывное устройство - это террор. Райский очень жесткий и хитрый че
ловек, но мне многим обязан. Семь лет работал под моим руководством".

Глава 5

Шура Тихорецкая сидела за туалетным столиком, сжав ладонями щеки и под
тянув кончиками пальцев к вискам уголки глаз. Губы ее беззвучно шевелили
сь.
Она напевала последний шлягер новомодной эстрадной звезды. На Столике
лежал телефон, и Шура смотрела на него не отрываясь, словно можно было уси
лием воли заставить его звонить.
От звонка зависела вся ее жизнь. Время замерло. Шура перестала петь, осто
рожно взяла в руки аппарат, проверила, работает ли. Работал. Но молчал.
Шура взяла серый карандаш для глаз, нарисовала "стрелки" по ресничному к
раю, сначала по верхнему, потом по нижнему. Получилось вульгарно, но класс
но. Она отбросила карандаш, схватила губную помаду, нарисовала себе потр
ясающе сексуальные губы, приоткрыла. рот, опустила веки, взглянула в зерк
ало исподлобья, долгим коровьим взглядом, произнесла тягучим низким, сов
ершенно чужим голосом:
- А, это ты? Ну, привет, - и провела по губам кончиком языка. У помады был гадк
ий, сально-приторный вкус. Шура сморщилась. В зеркале отразилась такая по
тешная рожа, что она рассмеялась, сначала просто так, потом красиво закин
ув голову и оскалив зубы, как в рекламе зубной пасты.
Телефон беспощадно молчал. Шура встала и принялась ходить по комнате и
з угла в угол. Иногда она застывала у зеркала в выразительных позах, окиды
вала себя критическим взглядом, открывала шкаф, вытягивала какую-нибудь
кофточку, прикладывала, надевала, снимала, брала другую, крутилась, изгиб
алась, меняя выражение лица, произнося разными голосами:
- Ну ты же знаешь, я тебя люблю... Ты что, совсем дурак? Ха-ха, как смешно! Слуша
й, отстань пожалуйста...
Наконец ей надоело это. Она взглянула на часы, потом на молчащий телефон
и заплакала горько, навзрыд. Плача, она продолжала смотреть на себя в зерк
ало, и от жалости к себе у нее началась настоящая истерика. В этот момент о
на совершенно искренне не хотела жить, в ее душе бушевал маленький глупы
й апокалипсис, вскипали океаны, стометровые цунами обрушивались на горо
да, вулканы изрыгали огненную лаву, целые страны исчезали с лица земли и н
ад дымящимися развалинами стояло круглое огненное облако, а в нем, как му
ха в янтаре, был замурован молчащий телефон.
Наплакавшись всласть, Шура отправилась в ванную, умылась, причесалась,
еще немного погримасничала перед зеркалом, посмотрела на часы и охнула.
Было девять вечера. Завтра ей предстояло писать четвертную контрольную
по физике, а она еще не садилась за уроки. Бросившись назад, в комнату, она с
хватила рюкзак, принялась рыться в тетрадках и не нашла самого главного -
списка тем и вопросов к контрольной. Может, забыла в парте, может, посеяла
где-то, сейчас уже не важно. Оставалось позвонить кому-нибудь из одноклас
сников, чтобы продиктовали по телефону. Не раздумывая, она набрала первы
й попавшийся номер из тех, что помнила наизусть, и услышала в трубке ломки
й подростковый басок.
- Андрюша, привет, можешь мне продиктовать вопросы к контрошке?
Исписав пару страниц под его диктовку и положив трубку, Шура стала смея
ться. Она хохотала долго, до слез, до икоты. Дело было а том, что она ждала зв
онка именно этого мальчика, своего одноклассника, Андрюши Литвинова. Схо
дила с ума, хотела умереть, потому что если он не звонил, значит, разлюбил е
е и жизнь можно считать конченой. В этой буре эмоций затерялась простая м
ысль о том, что сегодня вторник, а по вторникам и пятницам Андрюша плавает
в бассейне до половины девятого и дома появляется только в девять.
Нельзя сказать, чтобы Шура была серьезно влюблена в Андрюшу. Просто ей н
равилось нравиться ему, он был красивый, умный, не матерился и не сплевыва
л сквозь зубы через слово, никогда не носил трикотажных штанов, спущенны
х до половины задницы, не ковырял прыщи на лице, у него их просто не было, в о
бщем, не страдал дурацкими подростковыми комплексами, превращавшими бо
льшинство Шуриных ровесников в грубых придурков.
Когда он был рядом, провожал ее, звонил по двадцать раз за вечер, писал мн
огозначительные записки и подкидывал в ее рюкзачок, она на него презрите
льно фыркала, делала вид, что ей до смерти надоели его ухаживания. Но стоил
о ему хоть немного ослабить напор, Шура начинала бурно страдать и, если че
стно, то сама не знала, что приятней - надменно принимать поклонение Андрю
ши или страдать.
Прежде чем сесть за учебник, Шура съела холодную котлету прямо со сково
родки, стоя у плиты и задумчиво глядя в темное окно. Потом, заметив на полк
е распечатанную пачку маминых сигарет, закурила. Курила она крайне редко
, не затягиваясь, но сейчас очень уж захотелось. И разумеется, именно в это
т момент тихо звякнул домофон. Шура едва успела загасить сигарету, распа
хнуть окно, прополоскать рот у кухонного крана, как дверь открылась. С пыл
ающими щеками и колотящимся сердцем Шура отправилась в прихожую встреч
ать маму.
Юлия Николаевна устало рухнула на табуретку и, прежде чем раздеться, не
сколько минут сидела, закрыв глаза. Шура опустилась перед ней на корточк
и и уткнулась лицом в ее колени, главным образом для того, чтобы мама не уч
уяла запах дыма у нее изо рта. Юлия Николаевна погладила дочь по голове и т
ихо спросила:
- Скажи, пожалуйста, ты знаешь певицу Анжелу?
- Да, а что? - Шура подняла лицо и удивленно взглянула на маму снизу вверх.
- Расскажи мне о ней.
- Приехала из Свердловска четыре года назад с парой неплохих песенок, на
шла возможность раскрутиться, сняла штук пять клипов. Вообще она ничего,
прикольная, но, на мой взгляд, слишком уж отвязная. Хамит в интервью, расск
азывает, какая она талантливая, как все ей завидуют. Раньше волосы перекр
ашивала раз в месяц, во все цвета радуги, а недавно вообще наголо обрилась
. А что, она пришла к тебе в клинику? Неужели решила бюст увеличить?
- Ее привезли к нам на консультацию. У нее разбито лицо, поломан нос, повре
ждены мягкие ткани.
- Что, в катастрофу попала?
- Нет. Ее кто-то страшно избил, как будто нарочно изуродовал.
- Кошма-ар, - покачала головой Шура, - ну ты же, мамочка, гениальный хирург, ты
ей личико починишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10