Потом он заставил меня отправить послание старому Ярнауге, пытаясь разузнать как можно больше о Короле Бурь. Я подозреваю, что алхимик искал способы защитить себя от своего нового и опасного друга. Он заставил меня написать письмо под его наблюдением и сам отослал его с воробьем, которого стянул у Моргенса. После этого священник отпустил меня. Он был уверен, что мне не удастся убежать туда, где он не сможет легко найти меня.— Но ты же убежал, — сказала Мириамель. — Так ты говорил.— Это правда. Но это произошло позже. Мой страх был слишком велик. В то же время я знал, что Ярнауга не ответит. Риммер и Моргенс были ближе, чем думал Прейратс, и я не сомневался, что доктор уже написал Ярнауге и предупредил его о моем возможном появлении. В любом случае Ярнауга не открыл бы своих мыслей никому, про кого не знал бы с уверенностью, что его не коснулась длинная рука Инелуки. Так что я понимал: обман, который Прейратс заставил меня совершить, был бесполезным и, когда красный священник обнаружит это, у него не будет никакой нужды во мне. Единственная моя ценность была в том, что я читал книгу Ниссеса и был когда-то носителем свитка. Но я ответил на все его вопросы о книге, а теперь он обнаружит, что остальные носители свитка перестали доверять мне много лет назад… — Он замолчал, борясь со своими чувствами.— Продолжай. — Мириамель говорила немного мягче, чем раньше. Что бы он ни сделал, его страдания были подлинными.— Я был в ужасе — абсолютном ужасе. Я знал, что у меня остается совсем немного времени до получения ничего не содержащего ответа Ярнауга. Я отчаянно хотел бежать, но Прейратс узнал бы об этом в тот миг, когда я покинул бы Эрчестер, и при помощи Искусства узнал бы также, куда я пошел. Он отметил меня в той высокой комнате его башни. Он нашел бы меня где угодно. — Кадрах замолчал, пытаясь овладеть собой. — Так что я думал, и думал, и думал — но, к моему стыду, не о том, как бежать от Прейратса и разрушить его планы.В моем пьяном страхе я думал только о том, чем я могу угодить своему страшному хозяину, как убедить его сохранить мою драгоценную жизнь. — Он задрожал, некоторое время не в силах продолжать. — Я много думал о его вопросах, — сказал наконец монах. — Особенно о Трех Великих Мечах. Ясно было, что они обладают какой-то чудесной силой, и также ясно, что они имеют какое-то значение для Короля Бурь. Как я полагал, никто, кроме меня, не знал, что меч Миннеяр, один из трех, был на самом деле Сверкающим Гвоздем, похороненным с королем Джоном.— Ты знал? — вытаращила глаза Мириамель.— Всякий, кто читал исторические книги, которые читал я, заподозрил бы это, — ответил Кадрах. — Я убежден, что Моргенс тоже знал, но зашифровал этот факт в своей книге о вашем дедушке, так что найти его мог только тот, кто искал бы очень тщательно. — Он немного успокоился. — В любом случае я читал те же труды, что читал доктор Моргенс, и долго придерживался этой точки зрения, хотя никогда и ни с кем ею не делился. И чем больше я думал о базарных слухах, утверждавших, что Элиас не взял себе отцовский меч и пошел против всех обычаев, похоронив его с Престером Джоном, тем больше убеждался, что мои догадки верны.Итак, я решил, что, если то, что предполагает «Ду Сварденвирд», тоже справедливо — и Король Бурь боится только Трех Великих Мечей, — один из этих самых мечей будет лучшим подарком для Прейратса. Все три считались утерянными. Конечно, если я найду один из них, рассуждал я, Прейратс сочтет меня полезным.Потрясенная Мириамель с отвращением смотрела на монаха.— Ты… предатель! Это ты взял меч из могилы моего дедушки? И отдал его Прейратсу?! Бог проклянет тебя, если это так, Кадрах!— Вы можете призывать на мою голову все проклятия, какие вам угодно, и у вас будут на это веские причины, но подождите немного и выслушайте всю историю.Я была права, пытаясь утопить его в заливе Эметтин! Лучше бы его оттуда не вытаскивали!Она сердито махнула рукой, чтобы он продолжал.— Я, конечно, отправился к Свертклифу, но место захоронений тщательно охранялось солдатами короля. Видимо, Элиас хотел, чтобы могила его отца была защищена от мародеров. Две ночи подряд я ждал удобной минуты, чтобы забраться в могилу, но такой момент не наступил. И тогда Прейратс послал за мной. — Он вздрогнул, вспоминая. — Он не зря учился много лет. Его голос был у меня в голове — вы не можете себе представить, что это за ощущение. Он вынудил меня прийти к нему, прийти покорно, словно непослушного ребенка, которого собираются наказать.— Кадрах, норны снаружи имеют ожидание, — сказал Бинабик. — Пока что ваша история не содержала ничего помогательного.Монах холодно посмотрел на него:— Ничто не может нам помочь. Это я и пытаюсь объяснить, но не хочу никого принуждать слушать.— Ты расскажешь нам все, — прошипела Мириамель. Ярость ее рвалась наружу. — Речь идет о нашей жизни. Говори!— Прейратс снова позвал меня. Как я и предполагал, он сообщил мне, что Ярнауга отделался в ответном послании общими словами, и совершенно ясно, что старый риммер не доверяет мне. «Ты бесполезен, Падреик эк-Краннир», — сказал алхимик. «А если я скажу тебе нечто очень полезное?» — спросил я. Нет, это не то слово. Я умолял: «Если ты сохранишь мне жизнь, я буду служить тебе преданно. Мне известно то, что может помочь тебе!» Он рассмеялся, когда я сказал это, — рассмеялся! — и сказал, что, если я могу дать ему хоть кроху действительно ценной информации, он, конечно же, пощадит меня. И я сказал ему, что знаю — Великие Мечи важны для него, и все они потеряны, но я могу указать, где находится один из них.«Ты собираешься сказать мне, что Скорбь спрятана у норнов Пика Бурь? — спросил он презрительно. — Это я знаю и без тебя!» Я покачал головой — на самом деле этого я не знал, но догадывался, откуда получил информацию красный священник. «Что Торн не утонул в океане с Камарисом?» — продолжал он. Я поспешно рассказал ему, что я обнаружил. Что Миннеяр и Сверкающий Гвоздь — это одно и то же и, стало быть, один из Великих Мечей в настоящий момент спокойно лежит в лиге от того места, где мы сидим. В стремлении добиться его расположения я сказал даже, что пытался сам достать его, чтобы принести Прейратсу.Мириамель нахмурилась:— Подумать только, что я считала тебя другом, Кадрах! Если бы ты имел хоть малейшее представление о том, что это может значить для всех нас!..Монах не обратил на нее внимания, мрачно следуя приказанию закончить рассказ.— И когда я кончил… он снова засмеялся, «О-о, это очень грустно, Падреик, — протянул он. — И это вся твоя великая шпионская работа? Ты надеешься, что это спасет тебя? Я знал, что такое на самом деле Сверкающий Гвоздь еще до того, как ты впервые вошел в мою башню. И если бы ты действительно сдвинул его с того места, где он лежит, я бы своими руками вырвал у тебя глаза и язык. Он будет лежать на гнилой груди Престера Джона, пока для него не настанет время. Когда час пробьет, он придет ко мне. Все мечи придут».Мысли Мириамели внезапно словно взорвались. Меч придет? Он… он все время знал? Прейратс… хотел, чтобы меч оставался здесь? Она беспомощно повернулась к Бинабику, но маленький человек выглядел не менее изумленным, чем принцесса.— Я не понимаю, Элисия, Мать Милости, что ты говоришь, Кадрах?— Прейратс знает все. — Мрачное удовлетворение появилось в голосе монаха. — Он знал, что Сверкающий Гвоздь был в могиле Джона, и не видел никакой необходимости беспокоить его. Я был уверен, что все, что намереваются сделать ваш дядя и эти… — он сделал жест в сторону Бинабика, — нынешние носители свитка, давно ему известно. Ему достаточно следить за происходящим.— Но как это может быть? Почему Прейратс не боится единственной вещи, способной уничтожить его хозяина? — Мириамель была поражена. — Бинабик, что это может значить?Тролль потерял свое обычное хладнокровие. Он поднял дрожащие пальцы, умоляя ее помолчать и дать ему мгновение, чтобы собраться с мыслями.— Это требует много размышлений. Может быть, Прейратс имеет предательский план относительно Короля Бурь. С вероятностью, он имеет желание удерживать силу Инелуки при помощи потрясания могуществом мечей. — Он повернулся к Кадраху: — Он говаривал «мечи придут»? Таковые слова?Монах кивнул:— Он знает. Он хочет, чтобы Сверкающий Гвоздь и остальные мечи были принесены сюда.— Я не разыскиваю в этом никакого смысла, — возбужденно сказал Бинабик. — Почему тогда он не принес меч Престера Джона и не спрятал его, чтобы держать у себя до тех пор, пока не придет время?Кадрах пожал плечами:— Кто может знать? Прейратс ходил странными путями и изучал самые тайные вещи.Когда шок немного прошел, Мириамель ощутила, что ее злость на монаха вернулась и пересилила страх.— Как ты можешь самодовольно рассиживать здесь? Если ты и не предал меня и все, что мне дорого, то не потому ли только, что недостаточно старался? Зачем он тебя выпустил? Чтобы ты мог шпионить дальше? Вот почему ты решил сопровождать меня из Наглимунда? Я-то думала, что ты просто использовал меня для собственной выгоды, — когда она подумала об этом, ее охватило отчаяние, — но… но ты работал для Прейратса! — Она отвернулась, не в силах больше смотреть на Кадраха.— Нет, моя леди! — Как ни удивительно, он казался потрясенным и расстроенным. Голос его был полон боли. — Нет, он не отпускал меня, и я не служу ему больше.— Если ты думаешь, что я этому поверю, — с холодной ненавистью сказала она, — то действительно сошел с ума!— Вы можете производить рассказывание чего-нибудь еще? — Осторожное уважение, которое прежде Бинабик проявил к монаху, сменилось мрачной деловитостью. — Потому что мы продолжаем нахождение в ловушке перед явлением очень ужасной опасности, хотя мы немногое производить можем, пока норны не изготовят доказательства своих возможностей ломать дверь дворров.— Еще немного. Нет, Мириамель, Прейратс не освободил меня. Как я уже сказал, он убедился, что я совершенно бесполезен для него. Эту часть правды я сказал вам, когда мы плыли в шлюпке. Я не стоил даже дальнейших пыток. Кто-то ударил меня дубинкой, потом меня выкинули вон, как отбросы, которые скапливаются за домом богатого человека. Только я не был брошен в Кинсвуде полумертвым, как я говорил вам раньше. На самом деле меня бросили в яму в катакомбах под башней Хьелдина, и там я пришел в себя. В темноте. — Он помолчал, как будто это воспоминание причиняло ему даже большую боль, чем все те ужасные вещи, которые он рассказал до этого.Мириамель не сказала ничего. Она злилась и тем не менее чувствовала себя опустошенной. Если Кадрах сказал правду, тогда, возможно, действительно не было никакой надежды. Если Прейратс настолько могуществен — если у него есть план, благодаря которому он может подчинить своей воле даже Короля Бурь, — тогда, даже если Мириамель каким-то чудесным образом найдет своего отца и убедит его прекратить развязанную им войну, красный священник все равно найдет способ повернуть все в свою пользу.Никакой надежды. Странно было думать об этом. Какими бы незначительными ни казались их шансы, у Джошуа и его союзников всегда была слабая надежда за которую они могли цепляться, — надежда на Великие Мечи. Если и она исчезла… Мириамель почувствовала головокружение. Как будто она вошла в знакомую дверь и обнаружила зияющую бездну у самого порога.— Я был жив, но ранен и ошеломлен. Я был в ужасном месте. Ни один живой человек не должен видеть эти черные, черные склепы под башней Прейратса. А идти наверх означало побег через башню, мимо самого Прейратса. Я не мог себе представить, что такое может увенчаться успехом. Единственное, на что я мог рассчитывать, — это то, что он, очевидно, счел меня мертвецом. Поэтому я пошел другим путем. Вниз.Кадраху пришлось замолчать и вытереть пот с бледного лица, хотя в пещере было прохладно.— Когда мы были во Вранне, — внезапно сказал он Мириамели, — я не смог заставить себя спуститься в гнездо гантов… потому что это было слишком похоже на туннели под башней Хьелдина.— Ты был здесь раньше? — Против ее воли монаху удалось снова привлечь ее внимание. — Здесь? Под замком?— Да, но не в тех местах, где были вы и где я шел за вами. — Он снова отер лоб. — Сохрани меня Искупитель, хотел бы я, чтобы мое бегство проходило через те части этого огромного лабиринта, которые вы видели! Путь, которым шел я, был гораздо хуже. — Он пытался подобрать слова, но не смог. — Гораздо, гораздо хуже.— Хуже? Почему?— Нет. — Кадрах покачал головой. — Я не скажу вам. Здесь много входов и выходов, и не все из них… нормальны. Я не буду больше говорить об этом, и если бы вы могли видеть хоть часть того, что видел я, вы были бы благодарны за то, что ничего об этом не знаете. Казалось, это были долгие годы — то время, которое я провел под землей. И я видел, и слышал, и ощущал вещи… вещи, которые… — Он остановился, снова покачав головой.— Тогда не рассказывай нам. В любом случае я тебе не верю. Как ты мог бежать незаметно, если, как ты только что сказал, Прейратс легко вызвал бы тебя обратно?— У меня было — у меня все еще есть — некоторое знание Искусства. Я смог создать… что-то вроде тумана вокруг меня. Я до сих пор храню его. Вот почему вас не смогли вызвать к Сесуадре, как Тиамака и остальных. Они просто не нашли вас.— А почему это не защитило тебя от Прейратса раньше, когда он вызывал тебя? Ты же объяснял, что не мог убежать и был вынужден шпионить и доносить? Самый подлый предатель в мире! — Она испытывала отвращение к самой себе за то, что снова оказалась втянутой в разговор. Она была еще более сердита за то, что тратила свое доверие и участие на человека, который делал то, что сделал этот монах. Она защищала его от мира — и оказалась в дураках. Он был предателем до самых глубин своей черной души.— Потому что он думает, что я умер! — Кадрах почти кричал. — Если бы он знал, что я жив, то нашел бы меня достаточно скоро. Он бы сдул мой несчастный защитный туман, и я оказался бы обнаженным и беспомощным. Во имя всех богов, старых и новых, Мириамель, почему, вы думаете, я так стремился бежать с корабля Аспитиса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76