С удивлением стояли они перед странными предметами, которыми алтайцы обрабатывали землю. Вот андазын – деревянный крюк, напоминающий соху. Этот крюк привязывали к седлу верховой лошади и так пахали. А вот сухое дерево с растаращенными сучьями – этими сучьями боронили поле… Мальчики переглядывались, усмехались: на полях в их колхозах они привыкли видеть тракторы с могучими плугами, с боронами и сеялками.
Весь музей обойти не успели – Анатолий Яковлевич пришел за ними. Костя, когда они вышли из музея, не сразу опомнился. Солнце, тихие улицы, белый дворец Дома Советов, видневшийся вдали, нежный дымок зелени на деревьях, машина, идущая по улице, – как это все далеко от того, что они только что видели в этих безмолвных комнатах!
И долго еще Костя и Манжин не могли стряхнуть с себя раздумья, навеянного мрачным и диким прошлым, которое знали и помнили на Алтае только одни уже старые люди…
Они и не заметили, как дошли до окраины города, как свернули на укатанную дорогу, ведущую вверх по отлогому склону. Путь преградили деревянные ворота, но они были открыты. И, войдя в эти ворота, путники наши оказались в каком-то солнечном, чуть тронутом зеленью саду.
Костя живо обернулся к учителю:
– Анатолий Яковлевич, это мы где? Это мы уже у Лисавенко?
– Да, – ответил Анатолий Яковлевич, – это мы у Лисавенко, в Татанаковском логу.
Музей был забыт. Костю захватила нежная радость весеннего сада, теплые испарения земли, солнечная тишина и почти ощутимая, беззвучная жизнь просыпающихся, тронувшихся в рост деревьев, кустов, трав…

Лепесток яблони
Вереница стройных тополей убегала высоко вверх по склону, до самого гребня отлогой горы – защита от холодных ветров. Четкие, правильные ряды деревьев далеко засеяли склоны. Бесчисленные кусты стояли пушистыми шпалерами. И всюду, куда хватал глаз, чернели вскопанные приствольные круги и разлинованные грядами плантации с какими-то посадками.
Справа и слева сквозь молодую зелень придорожных кустов поглядывали на дорогу небольшие домики. Костя старался угадать, в который из этих домиков они войдут. Но Анатолий Яковлевич шел мимо них, дальше, к самому большому двухэтажному дому с широким резным балконом.
– Здесь Лисавенко живет? – вполголоса спросил Манжин.
– Нет, – ответил Анатолий Яковлевич, – он живет вон там, в старом домике. Мы мимо шли. Вон из-за кустов крыша видна, темная такая. Это и есть его «воронье гнездо» – так он свой дом называет.
– А здесь что?
– А здесь – читай, что на дощечке.
На дверях большого дома блестела квадратная дощечка. Манжин и Костя прочли в один голос:
– «Горно-Алтайская плодово-ягодная опытная станция М. А. Лисавенко».
– А-а, – догадался Костя, – здесь их научные кабинеты!
Около дома рабочие вскапывали землю и просеивали ее сквозь железные сита. Костя вопросительно поглядел на директора:
– Это для чего же, Анатолий Яковлевич?
– Здесь будут клумбы и цветочные грядки. Я в прошлом году заезжал сюда в июле. Вот бы посмотрели, как все цвело! Здесь, около ступеней, – розы: и белые, и красные, и желтые!.. А там, пониже, – пионы, огромные, густые. Тогда, помню, только что прошел дождь. Шапки пионов огрузли, пригнулись к земле. И вот гляжу – будто огромный розовый венок лежит на газоне!..
У Кости загорелись глаза.
– Вот бы нам, Анатолий Яковлевич, а?
– Посадим и мы, – ответил Анатолий Яковлевич, – все посадим!.. А теперь вы, ребята, подождите, а я зайду к Григорию Ивановичу, к завхозу.
Анатолий Яковлевич, поднявшись по деревянным ступенькам, вошел в дом. Костя и Манжин, стоя у края дороги, с любопытством оглядывались по сторонам.
– Гляди, а это что за дерево? – сказал Костя, трогая тонкие светлые ветки, низко повисшие над его головой.
– Может, ива? – отозвался Манжин.
– Ива? А почему такая белесая?
– А может, на ней плесень?
Один из рабочих, молодой парень, усмехнулся:
– «Плесень»! Выдумают тоже! Конечно, это ива. Только ива курайская. Михаил Афанасьич ее из Курайской степи привез. Из этой ивы очень хорошо корзинки плести – вишь, какие ветки? Тонкие, гибкие – как хочешь, так и согнешь. Даже и узлом завязать можно: они у нас часто вместо шпагата идут. А они – «плесень»! Чудаки!
– Манжин, давай и мы такую посадим, а? – сказал Костя. – Ты подумай, какое дерево!
– Давай посадим, – согласился Манжин, – интересное дерево!
– Если вы по саду походите, так еще немало интересных деревьев увидите, – отозвался другой рабочий. – Пожалуй, глаза разбегутся – неизвестно будет, что и сажать!
Костя и Манжин переглянулись:
– А хорошо бы пройти посмотреть!
В это время на крыльце появился Анатолий Яковлевич. Вместе с ним вышел невысокий худощавый завхоз станции Григорий Иванович.
Анатолий Яковлевич, словно угадав мысли Кости и Манжина, сказал:
– Ребята, я пойду с Григорием Ивановичем подберу саженцы, а вы пока посмотрите сад – Григорий Иванович разрешает.
– Позовите из оранжереи Нину, – добавил Григорий Иванович, – она вас поводит.
– Да не ловите ворон! – наказал, уходя, Анатолий Яковлевич. – Внимательнее слушайте да получше глядите.
Завхоз и Анатолий Яковлевич ушли. Костя и Манжин смущенно оглядывались: «Где оранжерея? Кто такая Нина?»
Молодой рабочий, который рассказал им о курайской иве, засмеялся:
– Ох и чудаки! Стоят, как телята, боятся шагу ступить! Да вон, в кустах, длинная низенькая крыша – ну там и оранжерея. Отворите дверцу да кликните Нину. Это наша цветочница-практикантка. Да вот она и сама бежит… Нина! Нина! – закричал он. – Подойдите сюда, тут вас спрашивают!
Нина, краснощекая, белокурая, в голубой кофточке с засученными рукавами, подошла к ребятам. Она поглядела на них серьезными серыми глазами и, хотя сама была лишь чуть-чуть повыше Кости, спросила с важностью:
– Вам что надо, ребятишки?
Но, когда она услышала, что ребята хотят посмотреть сад, сразу оживилась. Она вытерла о траву выпачканные землей руки и, кивнув головой, сказала:
– Пойдемте. Только уж с чего начинать – прямо не знаю! Ну ладно. Что увидим на пути, про то и буду рассказывать. Пойдемте!
Они все трое тихонько пошли по дорожке, испещренной легкой тенью веток.
– Вот мы идем по долине, а кругом сад, – начала Нина. – И на этом склоне сад, и на том склоне яблони, груши, сливы, ягодники всякие… Весь Татанаковский лог – сплошной сад. А теперь вы, ребятишки, представьте, что в этом Татанаковском логу ни одного деревца нет, что эти склоны покрыты выбитой, опаленной травой, что тут бродит скот, что через весь лог вьется пыльная тропинка… и что только одна радость и есть здесь – журчит чистый ручей… Ну, представили?
– Я – нет! – засмеялся Костя, взглянув на Манжина. – А ты?
Манжин, краснея, покачал головой:
– Как так сада нету? Это нельзя представить!
– Вот вы не можете себе этого представить, – продолжала Нина, – а все это именно так и было. Когда Михаил Афанасьевич приехал на Алтай разводить сады, ему дали здесь четыре гектара земли. Это было в 1933 году. Михаил Афанасьевич пришел сюда – а здесь ни деревца, ни кустика. Голые склоны – и все. А нынче, видите?.. Да, впрочем, сразу-то всего увидеть невозможно. У нас теперь одной площади под разными посадками больше восьмидесяти гектаров занято!
Нина водила Костю и Манжина по всему саду, по всем плантациям. Она рассказывала им, как Лисавенко испытывает разные сорта плодовых деревьев, как он их прививает, как скрещивает, опыляет, воспитывает для сурового и своеобразного климата алтайских долин… Как в течение многих лет он собирал и отыскивал местные ягодники и потом испытывал их и опять скрещивал. И уже самые лучшие сорта плодовых и ягодных, самые устойчивые, надежные и плодоносные, рассылал по Алтайскому краю. Хорошо пошли по горным долинам алтайские яблони: «ранетка», скрещенная с «пепин-шафраном», «бельфлёр-китайка», «Ермак – покоритель Сибири»… и множество других сортов, скрещенных с «ранеткой». Таких гибридов у Лисавенко выращено около тридцати тысяч… И ягодники сейчас тоже приживаются в колхозных и школьных садах, особенно выращенные из местных сортов: малина «вислуха», земляника «абориген алтайский», крыжовник «индустрия алтайская»… А новый сорт крыжовника – «мичуринец» – Лисавенко сам вывел.
За эти годы около двух тысяч видов и сортов плодово-ягодных растений находилось на изучении на опытной станции. Один только вид черной смородины был собран из четырехсот мест – по всему Северному полушарию собирали эту смородину. А сколько вырастили сеянцев и саженцев, сколько разослали их по всему краю садоводам и юннатам – счету нет! Каждую весну и каждую осень просто рук не хватает рассылать – туда саженцы, туда семена. И яблони им нужны, и сливы нужны, и картошка нужна – лисавенковская, алтайская «алый глазок», – и овощи, и цветы!.. Все отсюда берут: здесь дадут надежные сорта и учтут, какой сорт именно для той местности пригоден, и научат, как сажать и как ухаживать, и поддержат при неудаче, и порадуются, если все будет хорошо.
– Вы думаете, кто Михаила Афанасьевича сюда, на Алтай, прислал? – сказала Нина, снова приняв важный вид. – Его сам Мичурин прислал! Мичурин сказал ему: надо победить суровую природу Сибири, надо сделать Алтай жемчужиной сибирского садоводства! Вот Михаил Афанасьевич и заложил здесь нашу станцию. А года через два поехал к Мичурину советоваться. Уж очень ему было трудно тогда – никто не верит, что на Алтае могут расти яблони, денег не дают… Да еще и смеются: «Какое на Алтае яблоко? Картошка – вот наше яблоко!» А Мичурин тогда нашего Михаила Афанасьевича и подбодрил. «Иди напролом, – сказал ему Мичурин, – умей стоять за свое дело!» Тогда Михаил Афанасьевич вернулся в свой Татанаковский лог да и взялся еще крепче за работу. Потом Мичурин о нем писал: «Лисавенко кладет начало истории алтайского садоводства». Вот какой человек наш Михаил Афанасьевич! Поняли?
– Поняли, – кивнул головой Манжин.
А Костя спросил:
– Ведь у него орден есть?
– Конечно, есть! – слегка пожав плечами, ответила Нина. – У него и орден Трудового Красного Знамени, и «Знак Почета», и медаль «За доблестный труд», и еще большая серебряная медаль Всесоюзной сельскохозяйственной выставки! А ты как думал?
Они бродили по всем склонам, тропкам и дорожкам сада. И еще много необыкновенных деревьев и кустов с неслыханными названиями увидели здесь ошеломленные юннаты: японскую таволгу, пенсильванский ясень, корейский кедр, крымскую сосну, бархатное дерево из дальневосточного Приморья…
– А вот поглядите! – сказала Нина и подозвала ребят к невысоким, но очень густым кустам. – Угадайте, что это?
– Если бы листья были, я бы узнал, – сказал Костя, – а когда одни почки…
– И с листьями не узнал бы! – возразила Нина. – У вас на Катуни таких нет. Это черноплодная рябина!
– Черная? – удивился Манжин.
– Да, черная. Совсем черные ягоды. И очень крупные и сладкие. Только от них немножко во рту вяжет. Но варенье варить очень даже хорошо. А ягод на них бывает – просто ветки гнутся!
Костя и Манжин снова переглянулись:
– Нам бы, а?
– Да, не мешало бы.
Нина засмеялась:
– Вам все не мешало бы! Возьмите да посадите – у нас саженцы есть.
Тут Манжин тихонько толкнул Костю под локоть.
– Кто это?
По склону, между бесчисленными кустами чуть зеленеющей смородины, шел невысокий широкоплечий человек. Он шел не торопясь, приглядываясь к кустам. Около некоторых кустов останавливался, легонько трогая пушистые ветки.
Нина, заметив устремленные на склон взгляды ребят, обернулась тоже и сразу вся как-то подобралась, серые глаза ее блеснули.
– Это он!
Костя перевел дух. Это он, это сам Михаил Афанасьевич Лисавенко идет по своему большому саду!
Михаил Афанасьевич увидел ребят и неторопливо направился к ним. Ребята слегка оробели, Манжин незаметно попятился за спину товарища.
– Гости? – спросил Лисавенко. – Юннаты?
– Юннаты за саженцами приехали, – ответила Нина. – Я им сад показывала.
Костя встретил взгляд Михаила Афанасьевича – молодые, задорные и чуть-чуть лукавые глаза улыбались ему сквозь большие очки. Косте сразу стало весело от этого взгляда. Он поспешно сдернул со своей головы кепку и, краснея, сказал:
– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич!
– Здравствуйте, Михаил Афанасьевич! – повторил Манжин из-за Костиного плеча и тоже снял шапку.
– Здравствуйте, – ответил Михаил Афанасьевич. – За саженцами приехали? Что сажать будете?
Манжин подтолкнул сзади Костю: отвечай ты! А Костя, ободренный ласковым голосом и деловым тоном Михаила Афанасьевича, уже без всякой робости ответил:
– Яблони хотим посадить. И вишни надо бы. И вот еще, говорят, «виктория» хорошо приживается.
– А где сажать будете?
– На Катуни. Недалеко от Манжерока.
– Хорошо. Надо сорта вам подобрать. Одни приехали?
– Нет. Директор наш здесь. Он с Григорием Ивановичем пошел. За саженцами.
– Нина, – обратился Михаил Афанасьевич к девушке, – скажите там, чтобы им получше деревца подобрали, посильнее. Юннаты ведь!
Нина кивнула головой:
– Хорошо.
– А вам, юннаты, желаю успеха, – сказал Лисавенко, улыбаясь глазами сквозь очки. – Выращивайте сад. Осенью я к вам приеду, погляжу, как у вас дело идет, как сад растет.
– Правда приедете? – спросил Костя.
– Правда. Обязательно приеду.
Михаил Афанасьевич простился с ребятами и пошел дальше по склону. Костя и Манжин глядели ему вслед, пока нежная зелень кустов и деревьев не заслонила его.
– Ну, вы что окаменели? – засмеялась Нина. – Пойдемте саженцы выбирать!
– Да-а… – протянул Манжин, надевая шапку. – Са-авсем простой человек! Са-авсем хороший!
– Не приедет он к нам, – вздохнул Костя. – Если ко всем ездить…
– Вот увидите – приедет! – возразила Нина. – Он юннатов любит. Кому-кому, а уж юннатам всегда самое лучшее даст. И приедет! Он и в Аносинскую школу ездил, и в Чергу. В Черге даже сам яблоньку посадил, «янтарку»!.. Вот увидите – приедет!
– Манжин, – попросил Костя, – ты иди туда, на пункт, а я еще немножко похожу по саду. Мне хочется, однако, на эти яблони поближе посмотреть. А ты мне тогда покричишь… Ладно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23