Мобили могут обрабатывать данные быстрее, чем самый мощный суперкомпьютер на Земле. Но даже у них эта работа займет несколько минут. Из всех законов, которые управляют Временем и Пространством, три закона термодинамики переформулировать будет труднее всего. Это были, пожалуй, самые твердые и крепкие камешки во Вселенной. Волшебники тратили всю жизнь, чтобы создать заклинания, которые могли бы хоть немного изменить, искривить действие этих законов. И тщетно… Но жизнь мобилей по своей протяженности несравнима с человеческой. Ее можно считать относительно вечной. Ведь то, что достигается человеком за всю жизнь, мобили могут решить за пару миллисекунд. Да, она должна что-то предпринять, и времени на размышления у нее просто нет! Скорее!.. Скорее!.. Решение должно прийти само! Дайрин всю трясло от напряжения.
– Ты перемещаешься на месте! – удивленно воскликнула Непоседа.
– Да, малыш, тетушка Дайрин дико сотрясается.
– Почему? Может быть, нам тоже делать так? В другое время Дайрин наверняка расхохоталась бы. Но теперь ей было не до смеха. Ужас сковал ее. Как объяснить этому наивному существу ужасающее чувство человека, затерянного в бесконечном… да-да, в бесконечном небытии! Ужас перед стоящей перед тобой смертью! Застынут, как угрожает Одинокая Сила, мерцающие в небе звезды, омертвеет их свет, он уже не в силах будет сверлить тьму Космоса, продвигаться сквозь Пространство, лишенное Времени. Странно звучит: Пространство без Времени! Вселенная, только что полная Жизни и движения, застынет. Даже зло, пульсировавшее в ней, было залогом Жизни. А теперь она будет лежать застывшей бездной, как она застыла в холоде перед Биг Бэнгом в «Звездных войнах». Дайрин даже могла бы попытаться втолковать все это бедняге Непоседе. Но что это изменит? Черепашка так же, как и Дайрин, вдруг задрожала мелкой дрожью. Движения ее были синхронны конвульсиям девочки.
– Нет, – услышала Дайрин ее шепот, – о нет…
Значит, она тоже чувствует? Или это просто физический контакт?
Вдруг Дайрин ощутила, что тревожная дрожь утихает. И злобный смех, разрывавший ее изнутри, резко смолк. Голова опять прояснилась. Неужто это усилия крохотной Непоседы? Значит, вот она, помощь! У нее появился единственный шанс, и она должна его использовать…
– Непоседа! – воскликнула она. – Быстро свяжи меня с Материнской Планетой! Тем же способом и теми же каналами, которыми связываются с ней остальные мобили. Вашими внутренними связями.
– Но у тебя недостаточно мощная память, чтобы выдержать такой контакт – с сомнением произнесла Непоседа.
– Сделай это! Сделай, не рассуждая! – умоляла Дайрин.
– Сделано, – услышала она как сквозь туман. И тут же заговорил Лого:
– Мобили проголосовали и…
Но он опоздал! Непоседе понадобилась какая-то доля миллисекунды, чтобы включить контакт. Дайрин превратилась в мобиль по скорости и мощности обработки и передачи информации.
Она была огромным колоколом. Низкий звук наполнял ее. Гонг!.. Гонг!.. Гонг!.. Этот звук вырывался наружу, поглощал все остальное. Она плавала в этом гуле и падала, падала, падала… Медленно, неестественно медленно плыла мимо нее Вселенная, наклонялась, разворачивалась, раскрывалась заново. Только короткие вспышки ее собственных, человеческих чувств были оставлены ей, только басовитым колоколом гудело в груди, в горле, в ушах ее громадное сердце. И другие, неведомые ей чувства наполняли ее, просыпались в ней. И казалось уже, что за одну-единственную секунду она проживает годы. Но не исчезала бесследно эта длинная вереница лет. Дайрин могла ощутить Жизнь растянутой во времени, словно бы бесконечную, неисчезающую киноленту. О, сколько всего успела за какие-то доли секунды получить от компьютера Материнская Планета! Сколько всего теперь она могла передать Дайрин! Бесконечное богатство знаний о мирах, о Волшебстве, Жизни, уходящей в глубь времен. Единственное, чего не знала Материнская Планета, – так это человеческие эмоции. Этого опыта ей никто, кроме Дайрин, передать не мог. Не умела Планета понять двойственного чувства страха перед энтропией, перед ее медленным движением или, наоборот, мгновенным разрушением. И то и другое грозило смертью. Но энтропия, существующая в мире, дает шанс укротить ее, замедлить. Исчезнувшая энтропия означает несомненную смерть Вселенной, немедленную смерть! Но это все ведь ясно лишь с точки зрения медленной жизни, жизни человека!
«Пойми это! – умоляла Дайрин. – Пойми и возьми у меня! Возьми мои чувства, мои эмоции. Пожалуйста! Они, твои дети, должны сделать выбор. Правильный выбор! Я не знаю, как их убедить. Помоги мне! Или они тоже погибнут».
И Материнская Планета откликнулась. Она приняла дар человеческих чувств. Она проникла в самые затаенные уголки мозга Дайрин и прочла их так, как читают учебник. Дайрин беспомощно лежала и наблюдала жизнь Планеты, охватывала сознанием и всем своим существом ее пульсирующую мысль. Так, наверное, проходят перед глазами умирающего картины всей его жизни, а может быть, и жизни Вселенной. Человеческая память избирательна, говорилось в учебнике, она подчиняется нередко эмоциям и, соединяясь с ними, воспроизводит ушедшее время в настоящем. Память, соединенная с эмоциями, и есть причина радости или боли. Но то, что сейчас происходило с Дайрин, не мог предусмотреть даже учебник. Это была человеческая жизнь, полностью пронизанная другой формой жизни, исследованная и прощупанная до самого потайного уголка памяти. Вместе с Материнской Планетой Дайрин проникла в туманные сумерки Времени до своего рождения. Она слышала различные голоса тех, кто умер до ее появления на свет. Она рождалась. Она впервые в жизни младенцем посасывала большой палец, который, кстати, несчастные родители не могли вытащить из ее рта в течение пяти лет. Эта дурацкая привычка сохранилась и по сию пору, что нередко приводило Дайрин в смущение. Она, младенчик Дайрин, лежала, жмурясь, в ярком мире, постепенно осознавая его форму и свет. Она боролась с гравитацией, поборола ее и в первый раз встала на ноги и пошла. В первый раз улыбнулась чему-то теплому и высокому, которое держало ее на руках и говорило ласковым голосом. Первое узнавание слов. Особенно любимое «нет». Исступление, радость от первой прочитанной самостоятельно строчки. Она увидела свою сестру, еще маленькую, всю в слезах. Она в первый раз осознала, что такое боль в ободранной коленке…
Боль. Здесь ее было предостаточно. Мир, в который она пришла, не собирался делать то, что она хотела. Досада, ярость, страх, внушаемый множеством вещей, которых она не понимала. Ежедневные вечерние новости, наполненные смертями, бомбами, голодными и обозленными людьми, стреляющими друг в друга, ненавидящими, непримиримыми. Свернувшись калачиком под одеялом, она прислушивалась к родным голосам отца и матери и с ужасом представляла себе, как рушится мир, ее теплый и уютный мир, мир людей, которых она знает и любит, и других, неизвестных ей. Она слышала, как ее лучшая подруга рассказывает ребятам, какая Дайрин странноватая и чудная, и все они смеются за ее спиной, ей вслед. И ей казалось, что она одинока в этом злом мире. Она пыталась завоевывать друзей умом и бесшабашностью, делающими ее популярной. Но это мало ее радовало: хотелось нормальной дружбы, просто любви. Она умела постоять за себя, даже становилась опасной для врагов. Но это делало ее еще более одинокой, отдаляло от всех. Она в бессильной ярости дубасила кулачками в эту непроницаемую стену жизни, чувствуя, что есть какой-то другой путь, что-то еще, какой-то секрет, сделающий ее счастливой. И внезапно выяснила: Волшебство! Но и ему она не смогла выучиться достаточно быстро… Она поспешила, и вот теперь надо платить по счетам. Она недостаточно умна и умела, чтобы спасти эти очаровательные стеклянные существа от гибели. Она помогла им родиться… она сделала их такими, какие они есть… они почти ее дети. И она в ответе за них. Их смерть – это и ее смерть. Всюду смерть… И боль…
«Больно, больно, больно, – проносилось у нее в мозгу. – Больно лежать здесь и слышать затихающие удары сердца. Я не хочу, чтобы им причиняли боль!»
Но слишком поздно. Боль уже стала частью программы. Она заложена в память Материнской Планеты, а значит, и мобили получат ее.
«Следующей буду я», – бессильно думала Дайрин. И она вглядывалась в свою летящую перед ней жизнь. Муку и стыд ощущала она, видя всю свою жестокость, мелочность, эгоизм… Сколько гадких поступков, сколько трусливого вранья… Но теперь слишком поздно. Прошлая жизнь прошла. Ха! Даже забавно звучит. Медленно течет ее медленная жизнь. Но мобили могут в любую секунду начать программу замедления энтропии, ее полной остановки. И тогда ее медленная жизнь превратится в мгновенную смерть! Она почти осязаемо чувствовала эти скользящие, падающие в Пространство, как весенние капли с края карниза, миллисекунды. Крохотные дольки Времени, уносящие ее жизнь.
«НИЧТО НЕ ДЛИТСЯ БЕСКОНЕЧНО. КОНЕЦ РЯДА…» – то ли зазвучало, то ли просто беззвучно пронеслось в ее мозгу.
А она, беспомощная, лежала и ждала конца всему. И свет ударил в нее. Поток сведений, образов, слов, картин неудержимо хлынул в нее. Она, словно рыбка, попала в сеть быстрой жизни Материнской Планеты. Электрическими искрами пронеслись сигналы по ее нервам. Материнская Планета вливала в нее данные, как перед этим вливала их в мобилей под опекой Дайрин. Но не ту милосердно сокращенную версию учебного программирования, которую дозировала сама Дайрин, а весь волшебный учебник, все содержание дискеты. И это было больше, чем просто книжка, стоявшая на полке у Ниты. Сжатое до предела содержание дискеты не уместилось бы и в нескольких толстенных, как телефонная книга, фолиантах.
Все это вливалось в нее, и она могла лишь наблюдать, чувствовать с восхищением и ужасом, как память ее наполняется, словно бездонный сосуд. Информация наполняет, наполняет, наполняет этот сосуд, но никогда не перельется через край и никогда не иссякнет…
Динозавры могли появиться и исчезнуть с лица Земли, Жизнь могла возникнуть в сотнях миров и угаснуть, пока лился и лился в нее водопад сведений, необыкновенный поток знаний. Она забыла, кем или чем она была, забыла обо всем, кроме этого благостного чувства насыщения, наполнения, спокойного и в то же время радостного. Да, стоило перенести ту разрывающую боль. Ей сейчас казалось, что внутри у нее ширится и сияет звезда. Будто она проглотила эту греющую изнутри звездочку. Боль не исчезла, она просто перестала иметь значение…
Она лежала на боку и глядела на гладкую зеркальную поверхность. Почему-то вспомнила о сандвиче. Поискала глазами крошки и не увидела. Ни двигаться, ни говорить она не могла. Только вот думать, да и то о пустяках. Вот странность! Время двигалось как-то не так, непривычно. Но в те промежутки, когда мелькали простые и надежные мысли вроде той, о сандвичах, время, казалось, двигалось в привычном ритме и не во все стороны, а, как и полагается, вперед. В эти моменты она замечала двигающиеся вокруг фигурки, слышала голоса, доносящиеся снаружи. Тихая, воркующая речь мобилей, таких знакомых… Постепенно голоса связались с внешним обликом каждого, с именами.
– Теперь вы видите, для чего она дала нам то, что люди называют «сердце»? – Это был голос Непоседы.
«Славная малышка, – словно бы в полусне подумала Дайрин, – Надо бы ее погладить по головке…»
– …И оно подчиняется энтропии. А дотронуться до него невозможно, – послышался голос Худышки.
«Он всегда казался мне глуповатым, – подумала Дайрин. – Но голос! Его и в то же время не его…»
– Энтропия приносит смерть, но она не умеет убить радость. Я это теперь знаю… – Опять Непоседа.
– Мы не отдадим этой радости! – сказал Монитор.
– Может быть, это медленная, но все-таки жизнь, ее жизнь, – произнес один из мобилей, чье имя Дайрин никак не могла припомнить. – Она подарила нам жизнь, и мы не имеем права причинять ей вред.
– И если ты против этого, – обратилась к кому-то Непоседа, – то, выходит, в твоей программе есть ошибка. И тогда мы ПРОТИВ ТЕБЯ!
Они заговорили все разом. И речи их становились все сложнее и сложнее. Но единственного голоса она не могла уловить в этом хоре – голоса Лого. Он молчал? Хор голосов сменился неясным бормотанием, изумленным ропотом сотен мобилей. Дайрин даже показалось, что в этом шелесте она улавливает нотки страха. Но она не могла двигаться, она не могла повернуться, чтобы разглядеть их. Она не знала, что происходит…
– Ваш выбор, – сказал тот, другой, голос, который она уже раньше слышала.
– ВАШ ВЫБОР, – зазвучало внутри ее.
Дайрин попыталась шевельнуться, но смогла лишь приподняться на полдюйма и снова рухнула лицом вниз. Тело ее ослабло, словно было сделано из рыбного филе. А голос звучал:
– У ВАС НЕТ ИНОГО ВЫБОРА, КРОМЕ ТОГО, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ РАНЕЕ. И В НАГРАДУ ЗА ТОТ ВАШ ВЫБОР ВЫ УВИДИТЕ, ЧТО СДЕЛАЕТ ЛЮБИМАЯ ВАША ЭНТРОПИЯ С НЕЙ!
Дайрин лежала неподвижно в ожидании вспышки света, которая убьет ее.
И другой голос, такой знакомый, сказал:
– Это мы еще посмотрим. На спор?
«Где мы?» – пыталась прийти в себя Нита. На какую-то долю секунды они с Китом потеряли ощущение собственного тела. Постепенно сознание возвратилось к ним. Нита с удивлением и любопытством оглядывалась. Еще один бесплодный мир. Большой пылающий Млечный Путь течет в ночи. Старая усталая звезда угасает в небе. Звезда типа N или S?..
Толпа роботов, сгрудившаяся вокруг… Дайрин!.. И поодаль… Кто это? Одинокая Сила!
Она никогда не показывалась дважды в одном и том же обличье. Ни одной Силе, ни одному Волшебнику. Перед Нитой стоял приятного вида молодой рыжеватый человек. Чем-то он напоминал того, которого Нита видела в небоскребе в ином мире, который Одинокая Сила, этот Поглотитель Звезд, называла своим. Но сейчас на нем был не его любимый костюм-тройка, а темный широкий плащ. Ни оружия, ни брони. Его защищал холод, льющийся почти осязаемым потоком, клубящийся над его головой, проникающий в миры и пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30