«Заря», – стараясь не выдавать волнения, вызывал Главный Гагарина.
Но из динамика раздавалось только бесстрастное шипение. Гагарин молчал по-прежнему.
Находящиеся в пультовой бункера все словно окаменели. Повисла гнетущая тишина, и Сергею Павловичу показалось, что все присутствующие слышат глухие, редкие удары его сердца. Билось оно неровно, словно раздумывая: «Продолжать ли?»
Шли мучительно бесконечные секунды. «Что там? Внезапная разгерметизация кабины? Обморок от растущих перегрузок? Нет, я все проверил, все должно быть нормально. Но почему он молчит?»
В тот момент, когда С. П. Королев решил уже дать Координационно-вычислительному центру команду, предусмотренную для чрезвычайных обстоятельств, гнетущую тишину словно взорвал бодрый голос космонавта.
– Сброс головного обтекателя... Наблюдаю облака над землей – мелкие, кучевые, и тени от них. Красиво.
Красота-то какая! Как слышите?
Вздох облегчения вырвался из груди людей. Все разом заговорили. Королев жестом остановил коллег и передал на борт «Востока»:
– Все идет нормально. Вас поняли. Слышим отлично. Стало ясно, что радиосвязь прервалась из-за какой-то неполадки в этой системе.
– Вот такие секунды намного укорачивают жизнь конструкторов, – закипая гневом, процедил Главный, и тут же, чеканя каждое слово, приказал: – С узлом связи разобраться, виновников ко мне.
Вскоре «Восток» вышел из зоны радиосвязи, и Королев направился из пультовой к лестнице, ведущей из бункера на поверхность. Невзначай столкнулся с Феоктистовым. С маху обнял и расцеловал его, озадаченного необычней вспышкой эмоций Главного.
– Ну, Константин, досталось тебе от меня в эти годы?
– Досталось, Сергей Павлович, – и не утерпел, сказал: – Неплохо было бы послать в космос и инженера.
Королев бросил взгляд на молодого сотрудника, нахмурился и что-то пробурчал. Он заметил, что подобные предложения все чаще и чаще срываются с уст специалистов. Он улавливал в них попытку подготовить его, Королева, к серьезному разговору о полете инженеров п космос. Сама по себе идея работы ученых и инженеров в космическом пространстве казалась академику заманчивой и деловой. Но когда он взглянул на сухую фигуру инженера, на его бледное лицо, то подумал: «Не вынесет он перегрузок при старте и тем более при возвраще ним на Землю. А он мне нужен на Земле». Королевхо рошо понимал своего ученика. Ведь когда-то и он стрил планеры и самолеты, сам любил испытывать их.
– Не торопитесь, Константин Петрович. Придет ваш черед. Надо вначале построить многоместный корабль. Разработаем систему мягкой посадки и тогда вместе со мной рискнем. Кого возьмем третьим? Согласны? Не возражаете?
Феоктистов не понял – шутит Главный или говорит серьезно, а ответил Королеву так, будто вопрос о его полете – дело давно решенное и только не определена точно дата старта.
– Мне обязательно надо. Обязательно, – и быстро ушел.
Долго, непомерно медленно тянулись 108 гагаринских минут для тех, кто оставался на Земле, на Байконуре, для тех, кто посвятил свою жизнь космонавтике, кто осуществил самую заветную мечту человечества и послал в космос Икара XX века.
На Земле могли только ждать. Изменить, повлиять на ход первого космического путешествия человека уже нельзя. Все свои знания, силы, опыт инженеры, конструкторы, рабочие вложили в космический корабль и теперь надеялись на благополучное его приземление. На КП связи деловая тишина.
Королев внешне выглядел спокойным, но те, кто его знал давно, понимали, что держится он из последних сил. Стоящий рядом с Главным конструктором К. Н. Руднев пытался отвлечь его разговорами, но Сергей Павлович не слушал его. Вскоре Королев не выдержал, поднял трубку высокочастотного телефона, по которому его в любой момент могла вызвать Москва.
– Дайте КВЦ. Первого. Ну что же вы молчите? – не то раздраженно, не то с какой-то болью спросил Главный. – Хотели звонить? Ну?! Связь устойчивая, – и, повернувшись к коллегам, плотным кольцом окружившим его, сообщил: – Самочувствие Юры хорошее. Да, немедленно ждем... – и повесил трубку.
Настроение собравшихся на Байконуре становилось все озабоченнее: близилось окончание полета, операция едва ли не более сложная, чем старт.
Не прошло и получаса, как раздался телефонный звонок ВЧ. Сергей Павлович схватил трубку.
– Королев! – нервно крикнул он, и вмиг сосредоточенное лицо его засветилось, словно помолодело. – Приземлился! Все в порядке! Ну спасибо! Спасибо!
Все зааплодировали. Стали пожимать руку Королеву, и, хотя он радостно отвечал на приветствия, всем вдруг стало видно, как осунулся за эти дни Главный, что под глазами у него темные круги, губы поблекли. И только глаза сверкали удивительным блеском.
– Спасибо вам всем! Спасибо, друзья! – отвечал на поздравления Сергей Павлович. – А теперь по самолетам! Нас ждет Гагарин, – крикнул Королев и первым вышел из КП связи. – На аэродром!
Едва самолет поднялся в воздух и взял курс на волжский город Куйбышев, как в салоне раздались позывные Москвы. Работало радио.
«После успешного проведения намеченных исследований и выполнения программы полета 12 апреля 1961 года в 10 часов 55 минут московского времени советский корабль „Восток“ совершил благополучную посадку в заданном районе Советского Союза».
Все стали неистово бить в ладоши, повскакали с мест, словно были не в самолете, а на земле.
– Тише, тише, товарищи! Прошу вас. Дайте до конца дослушать, – попытался утихомирить Сергей Павлович.
«...Приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, – читал Левитан заявление Гагарина. – Травм и ушибов не имею».
– Вот теперь можно и пошуметь, – весело воскликнул Главный.
Самолет совершил посадку в пригороде Куйбышева. Все пассажиры сразу же поспешили на берег Волги, где в особняке, специально подготовленном для послекосми-ческого медицинского обследования, отдыхал Ю. А. Гагарин.
Переступив порог «гагаринского особняка», С. П. Королев сразу обратился к медикам:
–. Как? Судя по вашим лицам, все хорошо?
– Вы не ошиблись, Сергей Павлович. Первое медицинское обследование, проведенное сразу же, в районе приземления, не выявило в организме никаких изменений, – доложил Королеву известный врач В. И. Волод шч, встречавший Гагарина в точке приземления. – Отл мечалась вполне естественная усталость.
– А последнее обследование здесь?
– Никаких отклонений от исходных предполетным данных в организме Гагарина не замечено, – доложили Яздовский. -
– Не замечено или их нет? – строго переспросил Королев.
– Нет. Но надо посмотреть, что будет к утру. Может быть какая-то запоздалая реакция. Все-таки всо впервые, – не сдавался профессор.
– Я могу с ним побеседовать? – И, увидев спускавшегося со второго этажа Гагарина, обрадовался. – А вот он и сам. Спасибо, Юра, – расстроганно сказал академик и крепко-крепко обнял героя.
– Вам спасибо, Сергей Павлович, я-то что...
– Он-то что, – передразнил академик. – Вы открыли людям дорогу в космос! Ну да ладно. Об этом скажут другие. А сейчас пойдемте. И все подробнейшим образом – от первой до последней секунды.
Сергей Павлович пошел в небольшой холл, где никого не было, и, сев в кресло, жестом пригласил Гагарина занять место напротив. Взглянул на космонавта. Тот сидел свободно, слегка прислонившись к спинке кресла, и ждал, когда заговорит ученый.
– Ну-ка, дайте я на вас взгляну, Юрий Алексеевич. Сам вижу – не легко. Я тоже чертовски устал, – помолчал, потом спросил: – С домом поговорили?
– Валя плачет. Я ей говорю: «Здравствуй!», а она плачет и только говорит: «Юра!», «Юра!» Матери трубку передала.
– Анна Тимофеевна в Звездном?
– Приехала. Бодрится. Приезжай, говорит, поскорее, Галочка и Леночка ждут.
– Это хорошо, что домой позвонили. Переволновались все. Да они ли одни. Весь мир волновался. Шутка ли – первый полет человека в космос. Это вы поймете, Юрий Алексеевич, позднее, много позднее. Великое видится на расстоянии. Я счастлив, что все кончилось так хорошо. Не скрою – полет человека на ракете – цель моей жизни, и счастлив, что она сбылась. Жизнь не всегда баловала меня.
Королев задумался, что-то вспомнил свое, потом словно стряхнул с плеч неприятный груз, улыбнулся.
– Завтра, Юрий Алексеевич, ваш доклад Государственной комиссии.
– Меня предупредил генерал Каманин. Я уже составил план своего выступления.
– Это хорошо. Вот мы сейчас и проведем небольшую репетицию. Рассказывайте, а я послушаю. Начните со старта. Ведь никто еще из людей не чувствовал его, сидя в корабле.
– Вы передали мне на борт команду «Подъем», и в ту же секунду до меня донесся слабый гул работающих двигателей, затем вибрация ракеты и корабля стала учащаться. И какая-то непреодолимая сила стала все больше и больше вдавливать меня в кресло. Это перегрузки, понял я. Было трудно шевелить рукой и ногой. Они все росли и росли. Взглянул на часы. Прошло всего семьдесят секунд, а мне показалось, что несколько минут. В это время и Вы передали: «Время семьдесят». В кабине было светло от ламп. Но едва слетел обтекатель, которым накрыт корабль, как кабину наполнил солнечный свет. В иллюминаторе показалась Земля. «Восток» летел над сибирскими просторами, внизу виднелась широкая река, в берегах, поросших таежным лесом. Очень красиво. Но перегрузки все возрастали.
– Очень тяжело?
– Мы подготовлены к ним. На центрифуге мы выдерживали и гораздо большие. И вибрация на тренировках была большей.
– Продолжайте.
– Я почувствовал, как один за другим, выработав ресурс, отделялись от ракеты блоки ее первой ступени. Затем включился двигатель третьей ступени и отошел центральный блок. Я сверял по часам – отклонений не было. Наконец произошло разделение корабля и третьей ступени. Орбита, подумал я и незаметно почувствовал себя в невесомости. Все оказалось так, как предсказывал
Циолковский.
– Пожалуйста, поподробнее.
– Переход от перегрузок к невесомости шел плавно, спала тяжесть с головы, со всего тела. Я оторвался от кресла, повис на привязных ремнях между «потолком» и «полом». Почувствовал себя превосходно. Все делать вдруг стало легче. И руки, и ноги, и все тело стали будто совсем не моими. Они ничего не весили. Не сидишь, не лежишь, а как бы висишь в кабине. Все незакрепленные предметы тоже парят. Несколько капелек питьевой воды – кстати, пилось так же легко, как на Земле, – вылетели из шланга. Они сразу приняли форму шариков, свободно разместились в пространстве, а коснувшись стены корабля, прилипли к ней, ну, как утром роса на цветке.
– Очень хорошо сказали. Представляю себе. А теперь, пожалуйста, по технике.
– Системы жизнеобеспечения работали прекрасно. Такое ощущение, что я дома, в комнате. Температура, влажность, состав воздуха ие отклонялись от расчетных. Я все время наблюдал за приборами. И вел записи в бортовом журнале.
– Я не видел его. Почерк, наверное, не земной?
– Да и на Земле писать в герметических перчатках не просто. Не очень чувствуешь карандаш, но, в общем, писать можно. Надо приноровиться. У меня с карандашом, Сергей Павлович, казус произошел. Сделав запись, как на Земле, положил карандаш рядом с собой... а он, оказавшись в невесомости, уплыл от меня. Только я его и видел. Надо в следующем полете продумать, как лучше укрепить его. Хорошо, были магнитофоны: обо всем увиденном я говорил, а они все записали.
– Согласен. В нашем деле не должно быть мелочей. Не забудьте, Юрий Алексеевич, об этом сказать на комиссии. Одиночество не огорчало вас? Не страшно?
– Связь с Землей поддерживалась устойчивая. Все время слышал голос Земли. В моем распоряжении имелись, вы знаете, и телефон и телеграф. Я вел активные переговоры и порой ловил себя на мысли, что я не в полете, а на обычной тренировке у себя в Звездном.
– Вы ничего не сказали о приеме пищи.
– Ни голода, ни жажды я не чувствовал. Но программа есть программа. В определенное время пил воду и ел приготовленную пищу. Все так же, как в земных условиях. Вот, пожалуй, и все, Сергей Павлович.
– Как все? А с орбиты вы так и не возвратились, – рассмеялся Королев.
– Действительно, – улыбнулся Гагарин. – После того как корабль сориентировался в пространстве, в 10 часов 25 минут включилась тормозная двигательная установка. Почувствовал небольшой толчок. Потом последовало разделение отсеков – спускаемого аппарата от агрегатного. Переход от невесомости к перегрузкам также начался плавно. Меня снова прижало к креслу, значительно сильнее, чем при старте. Неприятное зрелище, когда корабль входил в плотные слои атмосферы. Наружная оболочка спускаемого аппарата, видимо, очень нагрелась. Сквозь стекла иллюминаторов я видел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля. Невольно взглянул на градусник – в кабине ничего не изменилось, те же двадцать градусов тепла.
Приземление, вы знаете, состоялось по штатной схеме с катапультированием из спускаемого аппарата в расчетном месте, возле деревни Смеловка Саратовской области. В небо этой области, Сергей Павлович, я впервые поднялся на учебном самолете местного аэроклуба.
– Деревня Смеловка? – переспросил Королев. – Подходящее название. Смелые люди живут там, смелых встречают. Ну, спасибо, Юра, за рассказ. На комиссии будет много вопросов по технике. Каждому ведь хочется знать, как работала его система. Я вам весьма благодарен за все, что вы сделали, и за ваш подробнейший рассказ.
На лестнице, что вела на второй этаж, показался Герман Титов. Заметив Гагарина и Королева, он быстро спустился вниз.
– Сергей Павлович, телеграмма интересная.
– Прочитайте!
– "Приветствуем Вас, пионера космического полета. Горячо поздравляем с осуществлением мечты человечества".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72