– А это самое важное, – сказала Барни.
– Кстати о Россмене, – сказал Тэд. – Через минуту он будет выступать по телевидению. Специальная программа из Вашингтона. О нашей засухе.
Он включил телевизор. После нескольких коротких реклам началась передача. По обе стороны от Россмена восседали советник президента по науке, доктор Джерольд Вейс, и отставной адмирал Корелли, глава Комитета по охране окружающей среды.
Тули вошел в комнату в ту минуту, когда комментатор представлял участников передачи. Он сдержанно кивнул мне и отошел к стене, чтобы лучше видеть происходящее да экране.
Доктор Вейс говорил что-то об объединении всех научных сил страны, а адмирал добавил к этому, какая замечательная организация ФКООС. Затем настал черед доктора Россмена. Камера приблизилась к его длинному серьезному лицу, и он начал вещать об обстановке, сложившейся в результате засухи. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, как человек, который не вполне уверен, что аудитория его понимает. Постепенно до меня дошло, что он рассказывает то же и теми же словами, о чем говорил Тэд столько недель назад, когда впервые поведал нам о проблеме засухи.
Глаз телевизионной камеры обратился к карте, Это была одна из карт, которую принес Тэд на совещание четвертого июля.
– Это же твоя работа! – вырвалось у меня.
Тэд мрачно ухмыльнулся.
– Только первый из слайдов. Будут и другие.
Россмен продолжал говорить и показывать слайды Тэда. Я видел, как изменялась картина засухи – в точном соответствии с прогнозами Тэда. Фронт высокого давления отступил к океану, и южные воздушные потоки, несущие морскую влагу, прорвались вновь вдоль восточного побережья. Слайды на экране сменились кинокадрами, показывающими, как самолеты засеивают облака и как в атомных подводных лодках инженеры в защитных костюмах проверяют реакторы.
– Они похожи на марсиан, – сказал телевизионный комментатор с тщательно отмеренной дозой восторженного удивления в голосе.
– Да, разумеется, – подтвердил доктор Россмен.
Камера вновь спанорамировала, и на экране крупным планом возникли участники передачи.
– Итак, – проникновенным голосом сказал комментатор, – дождь, свидетелями которого все мы стали, явился наглядным доказательством успеха вашей работы.
– Благодарю вас. – Россмен позволил скромной улыбке тронуть уголки его губ. – Я полагаю, что мы доказали возможность влияния на климат для решения критических ситуаций. Разумеется, если работа проводится под тщательным контролем и со всеми необходимыми предосторожностями.
Я взглянул на Тэда. Он, крутя между пальцами карандаш, изо всех сил пытался сохранить спокойствие.
– Так что теперь мы можем смело утверждать, – продолжал комментатор, – что засухи остались в прошлом?
Россмен согласно кивнул.
– Двухмесячный прогноз моих сотрудников указывает, что количество осадков для всего района и востоку от Аппалачей будет чуть выше нормы, Разумеется, мои прогнозы нельзя считать абсолютно надежными, но они – неплохое свидетельство тому, что с засухами мы покончим.
– Его прогнозы, – прошептала Барни.
– А теперь, – сказал комментатор, – я передаю слово доктору Вейсу, который должен сделать одно сообщение.
Камера переключилась на советника президента по вопросам науки. У него было приятное широкоскулое лицо, настолько загорелое и так густо покрытое сеткой морщин, что он казался скорее похожим на ковбоя, чем на физика.
– Работы доктора Россмена по воздействию на климат, которые являются новым словом в науке, и удивительные результаты в практическом их применении, что выразилось в ликвидации серьезной засухи, поразившей северо-восточные районы нашей страны, послужили основанием для моей рекомендации президенту выдвинуть доктора Россмена на получение Национальной медали за достижения в науке.
Трах! Карандаш сломался в больших пальцах Тэда.
– Как вам известно, эта медаль присуждается ежегодно за наиболее…
Тэд резко выключил телевизор.
– Национальная медаль! – тихо произнесла потрясенная Барни. – Это нечестно! Он же ее не заслужил.
– Я подозреваю, – сказал Тули, – что доктор Россмен так же удивлен этой новостью, как и мы с вами.
– Он не может принять награду, – сказал я. – Вся эта история рано или поздно станет достоянием гласности.
Тэд поглядел на обломки карандаша на своей ладони, затем высыпал их в корзину для бумаг.
– Вся эта история останется в довольно узком кругу, – сказал он. – Что бы вы сказали, если бы слуга Альберта Эйнштейна вдруг вылез с заявленном, что это он вывел законы теории относительности и что хозяин просто присвоил себе его открытие?
– Ну знаешь, это совсем не одно и то же!
– Теперь в принципе одно и то же, дружище. Но главное, что засуха кончилась, и модификаторы погоды нынче будут в моде. А это большой скачок и в нужном направлении. Россмен отлично понимает, какой получился расклад, знает об этом и директор Бюро погоды, как и твой друг конгрессмен. И прекрасно, пускай Россмен получит за это все возможные побрякушки и всю славу. При всем народе. Но талант-то остался у нас.
Я покачал головой.
– Медаль сопровождается премией в пятьдесят тысяч долларов, а это уже кое-что.
– Пустяки, – отрезал Тэд. – Деньги следуют за талантом, дружище. Я молод и горю желанием работать. Кстати, это напомнило мне, что ты здесь и ты нужен. Как насчет того, чтобы послужить обществу?

13. Собирается шторм

Сначала мне показалось, что я ослышался.
– Что ты сказал?
– Я хочу, чтобы ты пошел сюда работать. Ты нам нужен.
– Ты, верно, шутишь?
– Мне не до шуток. Погляди на эти трущобы, – он выразительно обвел руками комнату. – Думаешь, Россмену нравится, что мы здесь расположились? Думаешь, ему приятно таскать на шее Национальную медаль науки, пока мы на него глазеем? Рано или поздно начнутся большие неприятности, и мне нужны все мои друзья.
– С чего ты решил, что я отношусь к их числу?
Тэд внимательно посмотрел на меня.
– Не хочешь ли ты сказать, что все еще дуешься на меня за то, что я ушел из «Эола»? У меня не было выбора, Джерри, и ты об этом знаешь.
– А теперь ты хочешь, чтобы я ушел из «Эола»?
Он беспомощно пожал плечами.
– Мы завалены писаниной, и Россмен с каждым днем подкидывает ее все больше. Он хочет завалить нас лавиной бюрократии. Ему за нами не угнаться: он был до смерти перепуган всей этой историей с засухой, теперь он смертельно боится, что мы выкинем следующей весной. Ты поможешь нам распутать…
Это было уже чересчур! Я вскочил со стула и бросил взгляд на Барни. Она внимательно наблюдала за мной, но по выражению ее лица я не мог догадаться, чего она от меня ждет.
– Тэд, – сказал я, – если бы ты сбежал от Наполеона под Ватерлоо, ты что, позвал бы потом переметнуться и маршала Нея?
– Переметнуться? У нас одна цель – управление погодой. И мне нужна твоя помощь. Неужели не ясно?
– В таком случае ты можешь купить эту помощь. У лаборатории «Эол».
Он удивленно моргнул.
– Погоди…
– Нет, теперь уж ты погоди, – сказал я, останавливаясь у его стола. – Нас в «Эоле» восемьдесят человек, и мы зарабатываем деньги, выполняя подписанные нами контракты. Ты бросил нас и унес с собой наши надежды на крупные контракты, которые мы могли бы заключить, работая над изменением погоды. Это твое дело. Но мы, восемьдесят специалистов, от работы не отказываемся. Мы можем помочь тебе и в канцелярской работе, и с вычислениями, и в долгосрочных прогнозах, и во многом другом. Наша лаборатория будет тебе куда полезнее, чем я один, под какой бы крышей я ни сидел. И если ты думаешь, что я могу так же бросить их на произвол судьбы, как это сделал ты, только потому, что тебе понадобился новый делопроизводитель, то ты глубоко заблуждаешься. Ты гораздо лучше разбираешься в погоде, чем в людях.
Тэд, нахмурившись, откинулся на спинку стула. И вдруг его лицо озарила озорная усмешка.
– Смотри-ка, ты, Джерри, оказывается, можешь извергать лаву, если тебя распалить. И кстати, ты ведь прав. «Эол» нам и в самом деле может помочь. И помочь как следует.
Я чуть не свалился от неожиданности. Барни глядела на меня и, казалось, получала удовольствие от нашего разговора.
Тули сказал:
– А как ты собираешься уговорить доктора Россмена, чтобы он согласился тратить деньги на «Эол»?
– Я полагаю, – ответил Тэд, – что, заполучив такую прекрасную блестящую игрушку, как Национальная медаль, он нам кое-чем обязан. И я с ним сам поговорю, как только он вернется из Вашингтона.
Затем он обернулся ко мне и спросил:
– Ты не настолько зол, чтобы отказаться сотрудничать с нами, если мы по всей форме подпишем контракт с «Эолом»?
– Плевал я на ваши деньги, Тэд, и ты об этом отлично знаешь. Я попросту не могу предать людей.
– Ладно, сбавь пары. Ты уже высказался, и удачно. Мне самому следовало об этом догадаться.
– Значит, мы будем снова работать вместе, – сказала Барни.
И она была довольна.
Тэд через стол протянул мне руку.
– Добро пожаловать обратно в команду, дружище.
Мы обменялись рукопожатием, но, признаться, впервые с тех пор, как я познакомился с Тэдом, искренней радости от перспективы совместной работы я не испытывал.
Метеорологи назвали ураган «Лидия». Это был двенадцатый ураган, грозивший населенным районам. «Лидия» двигалась к западу от центра океана, места своего рождения, по обычным путям ветров к Вест-Индии. Затем через три дня ураган неожиданно резко изменил направление и двинулся прямо к Флориде. Сигналы тревоги были разосланы по всему побережью. В сердце урагана ветер достигал скорости трехсот миль в час, и ливни, шедшие за ним по пятам, носили характер катастрофы. Он обрушился на Багамские острова, прижимая к земле стволы пальм, разбивая гигантскими волнами причалы, выбрасывая на скалы лодки, сдувая крыши, разрывая линии электропередач, заливая дороги, дома и города, затопляя, разрушая, наводя ужас, сметая все на своем пути. Когда небо над островами вновь очистилось, потрясенные, изможденные жители в отчаянии обозревали поле битвы, которую они проиграли. Тысячи людей остались без крова. Электричества и питьевой воды не было, люди получили увечья и ранения, были голодны. Самолеты доставляли продовольствие и медикаменты пострадавшим, а тем временем «Лидия», набирая силу, готовилась к удару по Майами.
На следующий день после моего визита в Климатологический в «Эол» позвонила Барни и предложила пообедать. Мы встретились в ресторане на крыше одного из небоскребов Бэк-Бэя.
День выдался теплый, солнечный – необычный для конца ноября. От нашего столика у окна можно было различить далекие холмы, за которыми скрывались здания Отдела. Барни сидела у окна, ее золотистые волосы подсвечивало солнце, а фоном служило синее глубокое небо.
– Первым делом с утра Тэд поговорил с доктором Россменом, – сказала она, после того как мы сделали заказ. «Эол» получит контракт на составление долгосрочных прогнозов и выполнение некоторых административных обязанностей.
Я кивнул.
– Признаться, вчера ты поразил Тэда, – продолжала Барни.
– Когда все ему высказал и поставил его на место. Вот уж чего он не ожидал от тебя!
– Я никого не ставил на место. Просто меня зло взяло за то, что он решил, будто я брошу лабораторию с такой же легкостью, как он. Он предложил мне предать людей, за которых я несу ответственность, так же просто, как если бы попросил передать соль.
Барни невольно потянулась к солонке, но тут же спохватилась. Мы оба засмеялись.
– Что ж, он нас выдрессировал, – сказал я.
– Мы ему нужны, Джерри, – сказала она, и улыбка исчезла с ее лица. Она добавила серьезно: – Не сердись на него. Пожалуйста. Джерри, как бы трудно нам ни пришлось, не сердись на него. Подумай и вспомни, как ему нужны верные друзья.
– Какого же черта он топчет людей ногами?
Она покачала головой:
– Так уж он создан. Придется принимать его таким, какой он есть. Нам его не изменить.
Я понимал, что она права. Как и то, что никогда не смогу спорить с ней, независимо от того, права она или нет.
– Хорошо, – сказал я. – Будем принимать его таким, какой он есть. Но это не значит, что мне это по душе. Он фанатик, а фанатики опасны.
– Знаю, – согласилась Барни. – Но они не менее опасны для самих себя, чем для окружающих.
Майами принял на себя удар урагана. Роскошные отели в Майами-Бич были темны и пусты, когда по ним ударили волны и порывы ветра, вдребезги разбивая окна и заливая нижние этажи. Шикарные автомобили взлетали на волнах прибоя, и море слизывало их, утаскивая в пучину. Сам город Майами подвергся опустошению, его волноломы были разрушены, а бомбоубежища гражданской обороны переполнены тысячами беженцев. Бешеный ветер обрывал тросы, которыми были закреплены на аэродромах самолеты, таскал машины по полю; колотя о мокрую землю. Люди часами прятались в лишенных света зданиях, полностью отрезанные от мира, не слыша ничего, кроме собственных испуганных голосов, рева бури за окнами, звона стекла, треска падающих столбов и вывесок. Казалось, ураган пытался стереть следы людей с лица земли. Но вот, наконец, он снялся с места и двинулся вверх по полуострову, сея смерть и разрушения на своем пути.
Ураган «Лидия» по-прежнему был главной темой всех разговоров в Климатологическом, когда неделю спустя я вновь появился в пристройке. Официальным предлогом моего визита было получение кое-каких бумаг, нужных для заключения контракта между Отделом и нашей лабораторией. Все утро я заполнял анкеты и формуляры, а к полудню проголодался настолько, что готов был довольствоваться даже кухней местного кафетерия. Но Тэд и Барни сжалились надо мной и повезли в итальянский ресторанчик в соседнем городке.
Когда мы подрулили к стоянке перед рестораном, начался дождь.
– Вторичная волна, – сказал Тэд. – Отголосок «Лидии».
– Солидный был ураган, – сказал я, пока мы бежали от машины к ресторану. – Весь Майами распотрошило. Убытки не менее миллиарда долларов.
– Стыд и позор, что у нас нет долгосрочных прогнозов для ураганов, – сказала Барни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26