Нас окружали кряжистые дубы и величественные сосны, ели и кедры. Пунктирными прочерками выделялись на фоне сочной зелени белоствольные красавицы березки. Земля совершенно скрылась под мягким ковром мха и перистыми ветвями папоротника. Цветы изящно покачивали головками на ласковом ветерке, а между могучих корней древнего дуба прятались грибы.
Нас переполняло чувство безмерного облегчения, полнейшей безопасности, избавления от гнетущего ужаса, гнавшего нас вперед, а теперь бесследно рассеявшегося и мгновенно забытого. Птицы распевали среди осенявших нас ветвей ликующую песнь, будто приветствуя нас в Раю.
Я сел и набрал полную грудь чистого, сладостного воздуха, напоенного ароматами сосен, диких роз и корицы. Даже Аня казалась счастливой. Где-то поблизости журчал ручей, скрытый от нас кустами и молодой порослью, плотной стеной стоявшей среди крепких стволов деревьев.
Из кустов грациозно выступила лань; она мгновение разглядывала нас своими огромными, влажно поблескивающими карими глазами, затем развернулась и умчалась прочь.
– Ну, Орион, что я говорил?! – Нох буквально лучился от счастья. – Это Рай!
В тот же вечер мужчины племени, использовав приобретенные у меня начатки охотничьего искусства, сумели загнать в западню и убить дикую свинью, пришедшую к ручью на водопой. Поскольку у них было больше энтузиазма, чем умения, животное с визгом и верещанием едва не улизнуло от охотников, пока они не ухитрились добить ее своими самодельными копьями. В ту ночь мы пировали допоздна, прежде чем разошлись спать.
Аня свернулась калачиком у меня в объятьях и почти мгновенно уснула. Я же при свете дотлевавших углей вглядывался в ее лицо, чумазое и лоснившееся после пира. Спутанные волосы падали на ее лоб упрямыми кудряшками. Как она ни старалась, ей не удалось сохранить облик холеной богини, принадлежавшей к неизмеримо более высокой цивилизации. Мне смутно вспомнилась иная жизнь, в другом охотничьем племени, где Аня была равной среди равных – неистовой шаманкой, упивавшейся восторгом охоты и видом крови.
Мне вдруг пришло в голову, что не так уж и плохо остаться в этом времени. В полной изоляции от остальных творцов есть свои преимущества. Здесь мы свободны от их козней и интриг. Здесь я могу сбросить со своих плеч тяжкий груз ответственности, которую они на меня взвалили. Мы с Аней можем счастливо жить в Раю, как нормальные люди – не богиня и порождение творцов, а обыкновенные мужчина и женщина, живущие простой жизнью в первобытные времена.
Жить нормальной жизнью, освободившись от творцов, – этой мысли я улыбнулся во тьме и впервые со времени прибытия сюда позволил себе полностью, ничего не опасаясь, погрузиться в глубокий, восхитительный сон.
Но сон обернулся кошмаром. Нет, не сновидением – посланием. Предупреждением.
Мне привиделась статуя Сетха из небольшого каменного храма на берегу Нила. У меня на глазах статуя вдруг замерцала и ожила. Пустые гранитные глаза стали сердоликовыми, медленно моргнули и сфокусировались на мне. Чешуйчатая голова повернулась и слегка склонилась. Волна невероятно сухого жара выжгла из моего тела все силы, будто внезапно распахнулась дверца исполинской топки. Легкие опалило едким серным дымом. Сетх разинул пасть, издав шипение, и я увидел несколько рядов заостренных зубов.
Его присутствие ошеломляло. Он высился надо мной, стоя на двух ногах, оканчивавшихся когтистыми ступнями. Его длинный хвост медленно дергался, пока он разглядывал меня, как хищник, столкнувшийся с крайне беспомощной и тупоумной дичью.
«Ты Орион».
Он не произносил слов – они звучали в моем мозгу. Голос Сетха буквально источал жестокость и злобу, настолько глубокую и острую, что колени мои подогнулись.
«Я Сетх, хозяин этого мира. Тебя послали уничтожить меня. Оставь надежды, безмозглый человечишка! Это невозможно».
Я не мог говорить, не мог далее шевельнуть пальцем, точь-в-точь как тогда, когда был впервые возвращен к жизни Золотым. Его присутствие тоже сковывало меня по рукам и ногам – он встроил в мой мозг такой рефлекс. Но вопреки этому я научился отчасти справляться с подобной реакцией. Теперь же чудовищный фантом поработил мое тело так полно и безраздельно, как Золотому богу никогда не удавалось. Я с непоколебимой уверенностью знал, что Сетх способен остановить мое дыхание одним лишь взглядом, прекратить биение моего сердца, просто прищурив свои пылающие глаза.
«Твои творцы боятся меня, и они правы. Я истреблю их самих и все им созданное, начиная с тебя».
Я отчаянно пытался пошевелиться, сказать что-нибудь в ответ, но совершенно не владел собственным телом.
«Тебе кажется, что ты нанес мне удар, убив одно из моих творений и похитив ничтожную кучку рабов из моего сада».
Ужас, вселяемый в меня Сетхом, перехлестывал через край, простираясь за пределы рассудка, доводя до безумия. Я осознал, что взираю на древний ужас человечества, на существо, которое впоследствии назовут сатаной.
«Ты вообразил, будто можешь избегнуть моей кары, добравшись до так называемого Рая», – продолжал Сетх, выжигая слова в моем сознании каленым железом.
Смеяться он не умел, но в его голосе я ощутил вспышку жгучего злорадства, когда он провозгласил:
«Я ниспошлю вам кару, которая заставит этих ничтожных мерзавцев молить о смерти и неугасимом пламени. Даже в вашем Раю я настигну вас темнейшей из ночей и заставлю молить о пощаде. Не ждите этого сегодня. Быть может, пройдет еще не одна ночь. Но кара неотвратима, и притом скорая».
Я уже дрожал от напряжения, пытаясь вырваться из мысленных пут – но совершенно молча, ибо был лишен голоса. Я далее не вспотел, хотя вся моя сила до последней капли уходила на борьбу со злобной волей страшного врага.
«Не пытайся противиться мне, человечишка! Наслаждайся крохами оставшейся тебе жизни. Я уничтожу вас всех до единого, и женщину, которую ты любишь, эту самозваную богиню, с вами заодно. Ее ждет мучительнейшая из смертей».
И вдруг я завопил, причем так, что легкие мои будто выворачивались наизнанку. Сидя на покрытой мхом земле среди деревьев Рая, я орал от ужаса, заодно изливая в этом крике и ненависть к себе самому – ненависть, порожденную моим бессилием.

5

Все сгрудились около меня, тараща глаза, в которых застыл немой вопрос.
– Что стряслось, Орион?!
– Ничего, – отозвался я. – Дурной сон, и только. – Но я взмок как мышь и вынужден был собрать всю свою волю, чтобы удержаться от дрожи.
Меня попросили рассказать сон, чтобы собравшиеся смогли его истолковать, я же твердил, что ничего не помню, и в конце концов меня оставили в покое.
Но люди были явно встревожены. А Аня смотрела на меня испытующе. Она-то понимала, что обычный кошмар не заставил бы меня издать ни звука.
– Надо трогаться! – объявил я всем. Нам следует углубиться в лес, уйти подальше от равнины. – Подразумевая: «Как можно дальше от Сетха», – хотя и не произнес этого вслух.
– Это был Золотой? – осведомилась шагавшая рядом со мной Аня. – Или кто-то другой из творцов?
Тряхнув головой, я проронил одно-единственное слово:
– Сетх.
Она страшно побледнела.
Несколько дней мы брели по лесу, следуя вдоль ручья, пока он не вывел нас к речушке, которая несла свои воды на юг. Теперь уже все мужчины были вооружены копьями, и я научил их укреплять деревянные острия, обугливая их в пламени костра. Мне хотелось отыскать место, где есть кремневая галька и кварц, чтобы можно было приступить к изготовлению каменных орудий.
Среди зелени ветвей порхали птицы, радуя глаз яркими переливами оперенья. Неумолчное жужжание насекомых стало привычным и потому незаметным фоном. Белки и прочие пушные зверьки при нашем приближении взбегали повыше на деревья и застывали, подергивая хвостами, они внимательно наблюдали за нами глазами-бусинками. По мере углубления в окутанный безмятежным покоем лес, страх перед тайным присутствием Сетха мало-помалу угасал.
Днем все выглядело мирным и дружелюбным, а вот ночью дела обстояли иначе. Темнота преображала мир. Даже сидя у большого костра, дававшего нам свет и тепло, мы ощущали затаившуюся в сумраке леса зловещую угрозу. Тени метались, как живые. Из темноты доносилось уханье и стоны. Даже деревья казались черными исковерканными фигурами, которые тянули к нам корявые пальцы. Холодные щупальца тумана шевелились за краем светлого круга, исподволь подбираясь все ближе, как только прогоревший костер начинал угасать.
В те беспросветные, жуткие ночи сон бежал от нас, часто прерываясь кошмарами и страхами перед неведомыми и невидимыми тварями, шнырявшими во мраке. Вперед мы шли при свете дня, когда лес полнился жизнерадостным пением птиц и был расцвечен радужными лучами солнца, пронизывавшими листву высоких деревьев, а по ночам сбивались в кучу, трепеща перед неизвестной опасностью.
Наконец мы вышли к гряде высоких зубчатых скал, где речушка – собственно говоря, наш ручей уже превратился в реку – пробила себе русло сквозь монолитный камень. Двигаясь по узенькой тропке, вившейся между рекой и скалами, мы вышли к полукруглой котловине. Казалось, могучая ладонь великана вырвала в этом месте полукруглый кусок скалы.
Оставив Аню с остальными на берегу, я отправился осматривать котловину. Ее вогнутые стены вздымались ввысь охряными, желтыми и серыми террасами, образованными разноцветными пластами гранита. По обе стороны от котловины высились остроконечные скалы, словно прямые, стройные шпили выделявшиеся на фоне ярко-синих небес.
Усеянное валунами дно котловины поросло кустарником и молодыми деревцами, а сквозь эту живую изгородь проглядывали черные устья пещер, зиявших в стенах. Вода и лес под рукой, держать здесь оборону очень удобно – любой подступающий враг будет как на ладони.
– Устроим здесь стоянку! – крикнул я спутникам, расположившимся отдохнуть у воды.
– …стоянку! – эхом прокатилось по котловине.
Все испуганно подскочили. Не успел я начать спуск, как весь отряд уже ринулся к тому месту, где я стоял.
– Мы слышали твой голос дважды, – испуганно сообщил Нох.
– Это эхо, – объяснил я. – Вот послушайте! – И, возвысив голос, выкрикнул собственное имя.
– Орион! – откликнулось эхо.
– Бог из скалы! – еле выговорила Рива. Колени ее тряслись.
– Нет-нет, – пытался разубедить их я. – Сама попробуй. Прокричи свое имя, Рива.
Она лишь крепко сжала губы и, испуганно уставившись в землю, отрицательно затрясла головой.
Вместо нее крикнула Аня. Следующим на это отважился юный Крон.
– Это все-таки бог, – не унимался Нох. – А может, злой дух.
– Ни то, ни другое, – стоял я на своем. – Это всего-навсего природное эхо. Звук отражается от скалы и долетает до нашего слуха.
Они явно не желали принимать столь прозаичное объяснение.
Наконец я сказал:
– Ладно, уж если это бог, то добрый, он будет нас защищать. Никто не сможет бесшумно пробраться через котловину.
Они неохотно согласились со мной. Пробираясь сквозь нагромождение валунов и сплетение деревьев к пещерам, я заметил, с какой опаской люди относятся к этому населенному призраками месту. Но их суеверные страхи отнюдь не вызвали во мне раздражения – напротив, я почти обрадовался, что они наконец-то продемонстрировали хоть какую-то силу духа и самостоятельность мышления. Вообще-то люди сделали, как я сказал, но зато проявили недовольство. Это уже не бессловесное стадо, покорное и трусливое. Они еще слушаются – но не беспрекословно, и то хорошо.
Нох настаивал на необходимости сложить пирамидку у входа в котловину, дабы умилостивить вещающего бога. Я считал это суеверием и вздором, но все равно помог им сложить небольшую кучу камней.
– Ты испытываешь нас, Орион, правда? – изрек Нох, с пыхтением укладывая камень на вершину небольшой, по грудь, пирамидки.
– Как испытываю?
Остальные мужчины собрались вокруг. Их тут было восемь, считая Крона и другого юношу. Теперь, когда работа была закончена, их больше интересовал наш разговор.
– Ты ведь сам бог. Наш бог.
– Нет, – покачал я головой. – Я всего-навсего человек.
– Ни один человек не мог бы убить дракона, охранявшего нас, – подал голос Ворн, в черной бороде которого уже серебрились седые пряди, а на голове намечалась плешь.
– Дракон едва не прикончил меня. Если бы не помощь Ани, он бы победил.
– Ты зрелый мужчина, а у тебя не растет борода, – веско, будто высказывая весьма серьезный аргумент, заявил Нох.
– Просто борода у меня растет очень медленно, – развел я руками. – Это не делает меня богом, уж поверьте.
– Ты вернул нас в Рай. Только одному…
– Я не Бог! – непререкаемым тоном сказал я. – А ты – вы все – сами вернулись в Рай. Вы пришли сюда так же, как и я. В этом нет ничего божественного.
– И все-таки, – не мог угомониться Нох, – боги есть !
Тут мне ответить было нечего. Я знал, что в собственном мире, отделенном от нас тысячелетиями, существуют мужчины и женщины, наделенные божественным могуществом – и вместе с тем болезненным эгоцентризмом.
Все смотрели на меня, дожидаясь ответа. В конце концов я сказал:
– Есть много вещей, которые мы не понимаем. Но я лишь человек, а голос, отражавшийся от скалы, – просто звук.
Нох с многозначительной улыбкой на губах взглянул на товарищей. Что бы я им не втолковывал, эти дети каменного века не сомневались, что узнают бога с первого же взгляда.
Если они и боялись меня, как бога, или опасались эха – вещающего бога, через два-три дня их страхи бесследно развеялись, чему весьма способствовала спокойная, сытая жизнь, которую мы вели. Пещеры оказались сухими и просторными, непуганая дичь в изобилии водилась в окрестностях, и добывать ее было довольно легко. Люди повеселели. Мужчины охотились и ловили в реке рыбу, женщины собирали фрукты, съедобные коренья и орехи.
Аня научила их находить зерна злаков; показала, как, рассыпав зерно на плоском камне, растирать его сверху другим камнем, а затем подбрасывать искрошенную массу в воздух, чтобы отвеять мякину. К исходу недели женщины начали печь грубые плоские хлебцы, а я обучил мужчин делать луки и стрелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39