Лиан, Старейший Семьи и первый в Совете, чувствовал, как дрожат у
него руки. Он хотел встать, но тут же сел снова.
Он принялся считать, одновременно пытаясь сориентироваться, какие
изменения произошли в Семье за последние дни. Некоторые из старейших
Кланов смотрели на него с вопросом и мольбой во взгляде: он всегда
открывал сессию, уже семьсот лет заседая в Совете людей на Цердине,
конференции двадцати семи Кланов Семьи.
- Дядя, - позвал Терент из Велз-Каенов. - Старейший?
Лиан отвернулся, ненавидя трусость, составлявшую отныне большую часть
здравого смысла. Места отсутствующих заняли их убийцы. Чистку провели с
невероятной быстротой и эффективностью, во множестве мест одновременно.
Трудно было оценить сейчас, как обстоят дела и как распределятся голоса
после того, как будет брошен вызов. Образовалось нечто новое, а может,
только возникало что-то смертельно опасное для всех, занимающих в Семье
высокое положение. Разум советовал ждать и слушать других.
Лиан ощутил давящую тяжесть своего возраста, воспоминаний о слишком
большом количестве сделанных выборов, об опыте, который советовал ему: жди
и собирай информацию.
- Старейший! - крикнула старшая Малиндов. Встав с места, она
продемонстрировала свое положение среди раскольников. - Ты откроешь
сессию?
Весь зал замер в ожидании, а он отказался жестом ладони, так и не
сумев справиться с дрожью. По залу прокатился ропот удивления и
недовольства. Лиан посмотрел на Мот, старую Мот, казавшуюся еще более
старой, чем он, если судить по лицу и неуверенным движениям, хотя на самом
деле она была моложе его на полвека. Женщина ответила ему взглядом
выцветших глаз, окруженных сетью морщин. Потом склонила голову. Как и он,
она оценила новую ситуацию в Совете, и руки ее теребили складки плаща. Из
тех, что прилетели в Район первыми, в живых остались немногие. Даже
бессмертие вынуждено было уступить чрезмерному самолюбию. В тот день в
Совете их было еще меньше. Возникли новые силы, уже сто лет терпеливо
ждавшие своего времени. Новый Холд встал, с иронией поклонился и
заговорил, предлагая перемены, которые уже произошли.

4
Раен выжила. Она осознавала этот факт постепенно, болезненно, на
грани безумия.
То, что она была Мет-марен и не боялась маджат, сохранило ей
рассудок. В абсолютной темноте, нагая и слепая, она все время ощущала
телом прикосновения Работниц, влагу, непрерывно омывающую ее открытые
раны, кожу и волосы; бесконечный ручеек влаги и пиши, доставляемой к ее
губам их жвалами. Невидимые в темноте тела двигались вокруг, касаясь ее
щетинками или клешнями. Однако ни одна из Работниц не наступила на нее, а
их монотонное бормотание притупляло слух, как непроницаемый мрак притуплял
зрение.
Она была внутри кургана, куда с самых первых дней не попадал еще
никто из Контрин. Договор запрещал это, но дружелюбные голубые, давние
соседи Кетиуй, не прогнали ее. Раен почувствовала слезы на глазах, и
Работница тут же всосала их, гладя ее лицо легким прикосновением усика.
Раен шевельнулась, и бормотание тут же стало громче, грознее. Они не
хотели позволить ей двигаться. Девушка почувствовала жесткое прикосновение
к своим ранам, вздрогнула и вскрикнула от боли, а они склонились над ней,
не удерживая ее, но препятствуя любому движению. Она не могла оттолкнуть
их и сдалась боли, которая стабилизировалась на постоянном уровне, а затем
и вовсе растворилась в монотонном звуке. Не было ни прошлого, ни будущего,
жалость и страх поглотило мгновение, длящееся без конца.
Она чувствовала Мать, посылавшую Работниц, которые попадали сюда,
касались ее и бежали дальше. В бессознательном состоянии ей казалось, что
чувствует прикосновение этого разума, видит невидимое, ощущает движение в
бесконечных темных коридорах - логику кургана. О ней заботились. Темнота
не имела конца, звук медленно изменялся, словно сменяясь глухотой, как
касание превращалось в одеревенение. Долгое время все это было слишком
трудно, чтобы об этом думать, и слишком сильно, чтобы противиться.
Но от последнего сна она пробудилась с чувством отчаяния.
- Работница, - обратилась она к окружающему бормотанию, стоя на узкой
границе между возвращающимися силами и уходящим рассудком. - Помоги.
Помоги мне.
С трудом вспомнила она, как пользоваться голосом, но человеческие
слова прозвучали непривычно в ушах, давно уже слышавших только песню
маджат.
- Работница, скажи Матери, что и хочу с ней говорить. Отведи меня к
ней - сейчас.
- Нет, - ответила Работница. Она вдохнула побольше воздуха и
выпустила его сквозь полости, Создавая иллюзию хоть и лишенного интонации,
но все-таки человеческого голоса. Прочие звуки стихли. - Излишне. Мать
знает твое состояние, знает все, что необходимо.
- Мать не знает, что я планирую.
- Скажи. Скажи этой особи.
- Месть.
Усики пробежали по ее лицу, губам, телу, хватая запах. Работница не
понимала. Взятые отдельно, особи маджат были довольно ограничены.
Работница не годилась для передачи эмоциональной информации и, зная об
этом, Раен использовала ее осторожно и с беспокойством. Ее с детства
предупреждали: будь внимательна с ними. Сбитые с толку маджат опасны. Они
могли вызвать Воина.
Усики исчезли, и внезапно Раен ощутила отсутствие их прикосновения.
Другие Работницы тут же заполнили пустоту, без устали гладя ее тело.
- Пошла за Матерью?
- Да, за Матерью.
Она всматривалась в темноту, ошеломленная эйфорией успеха. С трудом
провела ладонью по конечностям и усикам Работниц, коснулась липких от
слизи ран, потом шевельнулась, проверяя свои силы.
- Есть какие-нибудь ази в пределах слышимости? - спросила Раен.
- Мать должна вызвать ази.
- Я встану, - спокойно и решительно заявила девушка.
Работницы помогли ей. Усики и клешни поддерживали ее и подталкивали,
возможно, ощущая сознательную целенаправленность движений. Она опиралась
об их кожистые тела и хитиновые панцири, веря им, несмотря на страх перед
болью. Их знание законов равновесия было инстинктивным и, значит, лучшим
из возможных. С их помощью она поднялась, не совсем понимая, где верх, а
где низ, и протянула руки во мрак, касаясь суставов, усиков и твердых
оболочек клешней. Потом с трудом сделала несколько шагов по неровному
полу; Работницы двигались вместе с ней, поддерживая девушку уверенно и
деликатно.
- Отведите меня к Матери, - сказала она.
Песня прозвучала хриплой угрозой.
- Опасность для королевы, - перевела одна из них, и остальные
повторили те же слова.
Они боялись за Мать, и это было понятно: ведь Раен тоже самка, а в
кургане могла находиться только одна женская особь. Работницы по-прежнему
поддерживали ее, пытались кормить, успокаивали. Она отвернулась, повергнув
их в еще большее замешательство. Девушка испытывала боль, ноги были как
ватные. Рана от ожога на бедре от усилия открылась, и Работницы
позаботились о ней, покрыв влажными прикосновениями. Открытая рана
напомнила о прежней боли. У Раен было время подумать, что может ждать
самку-пришелицу, но она не хотела этого делать. Мать наверняка
контролирует все, что здесь происходит, и до сих пор терпит ее
присутствие.
Работница, кажется, вернулась, Раен определила это по общему движению
в направлении потока воздуха.
- Приведите, - произнесла пришедшая на языке людей, в знак
вежливости. - Мать разрешила.
Раен двинулась к этому голосу, направляемая мягкими прикосновениями
покрытых щетинками конечностей. Вслепую протягивала она руки в темноту,
идя за дуновением воздуха. Туннели были высокие и широкие... должны были
быть такими, ведь по ним ходили высокие Воины. Когда правая стена внезапно
исчезла, Раен упала и застонала от боли: твердая земля коснулась ее раны.
Работницы обеспокоенно застрекотали, немедленно подняли ее и повели
дальше, уже более осторожно. Становилось теплее, и капли пота появились на
ее обнаженной коже, беспокоя Работниц, которые лихорадочно пытались не
отставать от нее и одновременно удалять вызывающую беспорядок влагу.
Туннель стал вдруг виден в слабом сиянии - первом свете, который она
видела за бесчисленные дни. Это было единственное доказательство того, что
она не ослепла, хотя свет был настолько слаб, что не было уверенности,
действительно ли она ем видит... круги, овалы, какие-то бесформенные
фигуры. Потом она сообразила, что на самом деле видит, что эти силуэты -
отверстия, сквозь которые пробивается бледно-зеленая фосфоресценция. Там
мелькали тени маджат, двуногие, в определенных позах обманчиво
человеческие, словно тени мужчин в богатых одеждах.
Раен ускорила шаги и едва не потеряла сознания в тепле помещения. С
трудом сохраняя равновесие, подпираемая со всех сторон, предстала она
перед Матерью.
ОНА заполняла всю Камеру. Раен повисла в объятиях Работниц,
ошеломленная видом той, чье существование управляло курганом, разум
которой был центром коллективного Разума. Если здесь существовал хотя бы
один индивидуум, то именно ОНА - легенда детства, окруженная массой
Трутней, самцов, поблескивающих хитиновым богатством кургана, словно в
сцене из бредового сна.
Воздух заколебался.
- Ты такая МАЛЕНЬКАЯ, - произнесла Мать. Раен вздрогнула от звуков
этого голоса, сотрясшего стены Камеры и заставившего завибрировать кости.
- Ты прекрасна, - прошептала Раен, и слезы брызнули из ее глаз, слезы
волнения и боли одновременно.
Мать осталась довольна. Ее слуховые усики выдвинулись вперед, она
склонила свою большую голову и клешнями подтянула Раен к себе, после чего
коснулась усиками Слез.
- Соль, - заметила она.
- Да.
- Ты уже здорова.
- Скоро буду.
Гигантская голова склонилась еще ниже.
- Разведчики сообщают, что Кетиуй закрыто для них. Такого еще не было
никогда с тех пор, как возникли эти холмы. На границе Кетиуй мы убили
Работницу из красного кургана. Видишь ли, молочная королева, Работницы не
появляются, пока Воины не очистят территорию. Мы нашли в ней следы свежих
воспоминаний зеленых и золотистых. И людей. И жидкостей жизни. Зеленые
сотрудничают с золотистыми, нас избегают. Почему?
Раен обеспокоенно покачала головой. Разум ее начинал работать в
человеческих понятиях. Маджат по-прежнему находились в долине, хотя
Договор ограничивал их присутствие. Красный курган - союзники Руилов. Вся
Семья могла подняться против Руилов, но не сделала этого; она согласилась,
и красный курган остался в долине. Девушка не задумывалась о других
вопросах, не заботилась о логике. Рассудочность была чужда ей.
- Я отберу у них Кетиуй, - заявила она, понимая, что это безумие. -
Отберу.
- Месть, - сказала Мать.
- Да, месть. Да!
Мать с шипением втянула воздух в свои полости.
- Этот холм принадлежал голубому кургану во времена, когда мы еще не
знали людей. Потом они пришли, и мы, маджат, убили первых. Но затем мы
поняли - поняли звезды, машины и людей. Мы дали согласие на одну Семью,
все-все: красный курган, голубой, зеленый и золотистый. На один
человеческий корабль, чтобы среди нас приземлился один человеческий
курган. И прилетел один корабль, который привез яички других людей. Так
нас обманули, но мы смирились с этим. Мы позволили, чтобы курган Контрин
торговал с нами, множился и строился во имя всех людей. Мы согласились,
чтобы курган Контрин поддерживал порядок и не пускал других. При этом мы
получили металлы, ази и знания о невидимых вещах; мы увеличили наши
курганы и отправили королев к другим солнцам. Ази работают для нас своими
человеческими глазами и руками, а торговля дает нам пищу, много пищи. Мы
можем выкормить большее число маджат, чем за много прошедших циклов. Мы
стали путешествовать кораблями Контрин на Мерон, Андру, Калинд и Истру,
образуя новые поселения Разума. Нас устраивал такой обмен, мы обрели
сознание, намного превосходящее то, что было до появления здесь людей.
Ваши курганы развивались и процветали, обеспечивая пищу для наших, но
потом вдруг вы разделились, а теперь делите и нас. Внезапно произошел
раскол, началась война-в-гнезде людей; такое уже случалось, мы видели
подобные вещи. Однако теперь нам грозит война-в-гнезде маджат, а такого не
было со времен, наступивших еще до прибытия людей. Мы беспокоимся. Мы
хотим сосредоточить Разум, но мы разрослись слишком широко; миры слишком
далеки, а корабли слишком медлительны, чтобы нам помочь. Мы не сумели
этого предвидеть, и сейчас слепы. Помоги мне, королева Кетиуй. Почему так
происходит? Чем это кончится?
Трутни запели и заволновались вокруг Матери. Голоса их были писклявы,
а большая часть песни звучала слишком высоко, чтобы ее могли слышать
человеческие уши. Звук заглушал слова, захлестывал мысли, скрежетал по
костям.
- Мать! - прорыдала Раен. - Я не знаю. Не знаю. Но что бы ни
происходило в Семье, мы сможем их остановить. Голубой курган может их
остановить.
Зашумел втягиваемый в полости воздух, Мать опустилась пониже и издала
басовую ноту, утихомирив Трутней.
- Королева Кетиуй, возможно ли, чтобы наши два вида чрезмерно
размножились? Какова правильная плотность вашей популяции, молодая
королева? Может, вы достигли критического уровня, которого не предвидели?
А может, уравнения, описывающие наше с вами развитие, изменились из-за
введения сложного фактора наших контактов? Этого не должно еще произойти.
Мы пытаемся достичь слияния, но ничего не получается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44