К тому же какой-то
неугомонный надоедливый тип орал возле палаток:
- Всем выходить! Вытряхивайтесь наружу!
Он влез в нашу палатку, как раз когда я укрылся с головой, пытаясь
снова заснуть. Сорвал с меня одеяло и спихнул с кровати на твердую холодную
землю. Похоже, это дело было для него привычным: даже не оглянулся и пошел
вытряхивать остальных.
Десятью минутами позже, натянув штаны, майку и ботинки, я оказался в
шеренге таких же новобранцев, построенных для поверки и гимнастики. Над
горизонтом на востоке показался узкий краешек солнца. Перед нами стоял
большой, широкоплечий, неприятного вида человек. Одет он был так же, как
мы, но, глядя на него, я чувствовал себя замухрышкой: он был гладко выбрит,
брюки отутюжены, в ботинки можно было глядеться, как в зеркало. Но главное,
его движения - резкие, живые, свободные. Возникало впечатление, что он не
нуждается в сне. Он хрипло крикнул:
- Слшш меня!.. Внима... Млчать!.. Я Крейсерский сержант Зим, ваш
командир. Когда будете обращаться ко мне, салютуйте и говорите "сэр". Так
же обращайтесь к каждому, кто носит жезл инструктора...
В руках у него был стек, и теперь он махнул им в воздухе, словно рисуя
все, что хотел сказать. Я еще в день прибытия заметил людей с такими же
жезлами и решил, что приобрету себе такой же - очень они симпатично
выглядели. Однако теперь я понял, что лучше об этом и не думать.
- ...потому что у нас не хватает офицеров, чтобы обучать вас всех, и
вам придется иметь дело с нами. Кто чихнул?
Молчание.
- КТО ЧИХНУЛ?
- Это я, - раздался чей-то голос.
- Что я?
- Я чихнул.
- Я чихнул, СЭР!
- Я чихнул, сэр. Я немного замерз, сэр.
- Ого! - Зим подошел к курсанту, который чихнул, поднес кончик жезла
почти к самому его носу и спросил:
- Имя?
- Дженкинс... сэр.
- Дженкинс... - повторил Зим с таким видом, будто в самом слове было
что-то неприятное и постыдное. - Могу представить, как однажды ночью,
находясь в патруле, ты чихнешь только потому, что у тебя сопливый нос. Так?
- Надеюсь, что нет, сэр.
- Что ж, и я надеюсь. Но ты замерз. Хмм... мы сейчас это дело
поправим.- Он указал своим стеком. - Видишь склад вон там?
Я невольно бросил взгляд в том же направлении, но ничего не увидел,
кроме расстилавшейся до горизонта степи. Только пристально вглядевшись, я
различил наконец какое-то строение, которое, казалось, было расположено на
линии горизонта.
- Вперед. Обежишь его и вернешься. Бегом, я сказал. И быстрее!
Бронски! Пришпорь-ка его.
- Есть, сержант! - Один из той компании со стеками, окружавшей
сержанта, рванулся за Дженкинсом, легко его догнал и звучно стегнул по
штанам стеком.
Зим повернулся к нам. Он раздраженно прохаживался туда-сюда вдоль
строя, искоса оглядывая нас. Наконец остановился, тряхнул головой и сказал,
обращаясь явно к самому себе, но так, что всем было слышно:
- Кто бы мог подумать, что этим буду заниматься я!
Он опять оглядел нас.
- Эй вы, обезьяны... нет, даже "обезьяны" для вас слишком хорошо.
Жалкая банда мартышек... За всю свою жизнь я не видел такой толпы
маменькиных сынков. Втянуть кишки! Глаза прямо! Я с вами разговариваю!
Я невольно втянул живот, хотя и не был уверен, что он обращается ко
мне. А он все говорил, все хрипел, и я начал забывать о холоде, слушая, как
он бушует. Он ни разу не повторился и ни разу не допустил богохульства и
непристойности. Однако он умудрился описать наши физические, умственные,
моральные и генетические пороки с большой художественной силой и многими
подробностями.
Но я не был потрясен его речью. Меня больше заинтересовала ее внешняя
сторона - язык, манера говорить.
Наконец он остановился. Потом снова заговорил:
- Нет, я не знаю, что делать. Может, отослать их всех обратно. Когда
мне было шесть, мои деревянные солдатики выглядели куда лучше. Ну хорошо!
Есть кто-нибудь в этой куче, кто думает, что может сделать меня? Есть хоть
один мужчина? Отвечайте.
Наступило короткое молчание, в котором, естественно, принял участие и
я. Я хорошо понимал, что не мне с ним тягаться.
Но тут с правого фланга шеренги раздался голос:
- Может быть... думаю, я смогу... сэр.
На лице Зима появилось радостное выражение.
- Прекрасно! Шаг вперед. Я хочу на тебя взглянуть.
Новобранец вышел из строя. Выглядел он внушительно: по крайней мере,
на три дюйма выше самого Зима и даже несколько шире в плечах.
- Как твое имя, солдат?
- Брэкенридж, сэр.
- Каким стилем ты хочешь драться?
- Какой вам по душе, сэр. Мне все равно.
- О'кей. Тогда обойдемся без всяких правил. Можешь начинать как
захочешь.- Зим отбросил свой стек.
Борьба началась - и тут же закончилась. Здоровенный новобранец сидел
на земле, придерживая правой рукой левую. Он не издал и звука.
Зим склонился над ним.
- Сломал?
- Думаю, что да... сэр.
- Виноват. Ты меня немного поторопил. Ты знаешь, где санчасть? Ну,
ничего. Джонс! Доставьте Брэкенриджа в санчасть.
Когда они уходили, Зим хлопнул парня по правому плечу и тихо сказал:
- Попробуем еще раз - примерно через месяц. Я тебе объясню, что у нас
сегодня получилось.
Эта фраза скорее всего предназначалась только для Брэкенриджа, а я
расслышал лишь потому, что они стояли совсем недалеко от того места, где я
постепенно превращался в сталактит. Зим вернулся и крикнул:
- О'кей, в этой компании по крайней мере один оказался мужчиной. Мое
настроение улучшилось. Может, еще кто-нибудь найдется? Может, попробуйте
вдвоем? - Он завертел головой, осматривая шеренгу. - Ну, что ж вы,
мягкотелые, бесхребетные... Ого! Выйти из строя.
Вышли двое, стоявшие рядом в строю. Я подумал, что они договорились
между собой шепотом. Зим улыбнулся.
- Ваши имена, пожалуйста. Чтобы мы сообщили вашим родственникам.
- Генрих.
- Какой Генрих? Ты, кажется, что-то забыл?
- Генрих, сэр. Битте. - Парень быстро переговорил с другим и добавил:-
Он не очень хорошо говорит на стандартном английском, сэр.
- Майер, майн герр, - добавил второй.
- Это ничего. Многие из тех, кто приходит сюда, поначалу не умеют
хорошо болтать. Я сам такой был. Скажи Майеру, чтобы не беспокоился. Он
понимает, чем мы будем заниматься?
- Яволь, - тут же отозвался Майер.
- Конечно, сэр. Он понимает, только не может быстро объясняться.
- Хорошо. Откуда у вас эти шрамы на лице? Гейдельберг?
- Наин... нет, сэр. Кенигсберг.
- Это одно и то же. - У Зима в руках снова был его жезл. Он покрутил
его и спросил: - Может быть, вы тоже хотите драться с жезлами?
- Это было бы несправедливо, сэр, - ответил Генрих. - Мы будем драться
голыми руками, если вы не возражаете.
- Как хотите. Кенигсберг, да? Правила?
- Какие могут быть правила, сэр, если нас трое?
- Интересное замечание. И договоримся, что, если у кого-нибудь будет
выдавлен глаз, его нужно будет вставить обратно, когда мы закончим драться.
И скажи своему соотечественнику, что я готов. Начинайте, когда захотите. -
Зим отбросил свой жезл.
- Вы шутите, сэр. Мы не будем выдавливать глаза.
- Не будем? Договорились. И давайте начинайте, Или возвращайтесь
обратно в строй.
Я не уверен, что все произошло так, как мне помнится теперь. Кое-что
подобное я проходил позже, на тренировках. Но думаю, случилось вот что:
двое парней пошли на сержанта с двух сторон, пока не вступая с ним в
контакт. В этой позиции для человека, который работает один, есть выбор из
четырех основных движений, дающих возможность использовать преимущества
более высокой подвижности и координированности одного по сравнению с двумя.
Сержант Зим всегда повторял (он был совершенно прав), что любая группа
слабее одного, за исключением того случая, когда эта группа специально
подготовлена для совместной работы. К примеру, сержант мог сделать ложный
выпад в сторону одного из них, затем внезапно рвануться к другому и вывести
его из строя (в элементарном варианте - хотя бы ударом по коленной
чашечке). Затем спокойно разделаться с первым из нападающих.
Однако он позволил им обоим напасть. Майер быстро прыгнул к нему,
видимо, надеясь каким-то приемом повалить сержанта. После этого Генрих мог,
например, пустить в ход свои тяжелые ботинки. Поначалу, по крайней мере,
казалось, что сценарий развивается именно так.
На самом деле с захватом у Майера ничего не вышло. Сержант Зим,
поворачиваясь ему навстречу, одновременно ударил двинувшегося к нему
Генриха в живот. В результате Майер как бы взлетел и мгновение парил в
воздухе.
Однако единственное, что можно было утверждать точно - это то, что
борьба началась, а потом оказалось, что на земле мирно спят два немецких
парня. Причем лежали они рядом, только один лицом вверх, а другой - вниз.
Над ними стоял Зим, у которого даже не сбилось дыхание.
- Джонс, - сказал он. - Нет, Джонс ушел, не так ли? Махмуд! Принеси-ка
ведро воды и верни их на место. Кто взял мою палку?
Немного погодя ребята пришли в сознание и мокрые вернулись в строй.
Зим оглядел нас и спросил уже более умиротворенно:
- Кто еще? Или приступим к упражнениям?
Я никак не ожидал, что кто-нибудь еще отважится попробовать. Однако
неожиданно с левого фланга, где стояли самые низкорослые, вышел из шеренги
парень. Он повернулся и прошел к центру строя. Зим посмотрел на него сверху
вниз.
- Только ты один? Может, хочешь взять себе партнера?
- Я лучше один, сэр.
- Как хочешь. Имя?
- Суцзуми, сэр.
Глаза у Зима округлились.
- Ты имеешь отношение к полковнику Суцзуми?
- Я имею честь быть его сыном, сэр.
- Ах вот как! Прекрасно! Черный пояс?
- Нет, сэр. Пока еще нет.
- Приятно послушать скромного человека. Ладно, Суцзуми. Будем драться
по правилам или пошлем за доктором?
- Как пожелаете, сэр. Однако я думаю, если позволите высказать мне
свое мнение, что по правилам будет благоразумнее.
- Не совсем понимаю, о чем ты, но согласен. - Зим опять отбросил свой
жезл, затем они отступили друг от друга, и каждый из них поклонился,
внимательно следя за противником.
Они стали двигаться, описывая окружность, делая легкие пробные выпады
и пассы руками. Я почему-то вспомнил о боевых петухах.
И вдруг они вошли в контакт - и маленький Суцзуми оказался на земле, а
сержант Зим пролетел над ним и упал. Однако сержант приземлился не так, как
шлепнулся Майер. Он перекувырнулся и в одно мгновение был уже на ногах,
готовый встретить подбирающегося Суцзуми.
- Банзай! - негромко крикнул Зим и улыбнулся.
- Аригато, - сказал Суцзуми и улыбнулся в ответ.
Они снова почти без паузы вошли в контакт, и я подумал, что сейчас
сержант опять совершит полет. Но этого не произошло. На несколько мгновений
все смешалось: они схватились, мелькнули руки и ноги. А когда движение
прекратилось, все увидели, как сержант Зим подтягивает левую ногу Суцзуми
чуть ли не к его правому уху.
Суцзуми стукнул по земле свободной рукой. Зим тотчас же отпустил его.
Они встали и поклонились друг другу.
- Может быть, еще один раз, сэр?
- Прошу прощения. Но у нас есть дела. Как нибудь потом, хорошо?..
Наверное, я должен тебе сказать. Меня тренировал твой уважаемый отец.
- Я уже начал об этом догадываться, сэр. Значит, до другого раза.
Зим сильно стукнул его по плечу:
- Становись в строй, солдат... Равняйсь!
Следующие двадцать минут мы занимались гимнастическими упражнениями,
от которых мне стало настолько же жарко, насколько раньше было холодно. Зим
проделывал все упражнения вместе с нами. Я все хотел подловить его, но он
так ни разу и не сбился со счета. Когда мы закончили, он дышал так же
ровно, как и до занятий. После он никогда больше не занимался с нами
гимнастикой. Но в первое утро он был с нами и, когда упражнения
закончились, повел всех, потных и красных, в столовую, устроенную под
большим тентом. По дороге он все время прикрикивал:
- Поднимайте ноги! Четче! Выше хвосты, не волочите их по дороге!
Потом мы уже никогда не ходили по лагерю, а всегда бегали легкой
рысью, куда бы ни направлялись. Я так и не узнал, кто такой был Артур
Курье, но у меня возникло подозрение, что это был какой-то великий стайер.
Брэкенридж был уже в столовой, рука у него была забинтована. Я услышал, как
он сказал кому-то, что обязательно разделается с Зимом.
На этот счет у меня были большие сомнения. Суцзуми - еще, быть может,
но не эта здоровенная обезьяна. Зим, правда, мне не очень понравился, но
в самобытности отказать ему нельзя.
Завтрак был на уровне, все блюда мне понравились. Судя по всему, здесь
не занимались чепухой, как в некоторых школах, где, садясь за стол,
чувствуешь себя несчастным. Если ты не можешь удержаться и обжираешься,
загребая со стола обеими руками, - пожалуйста, никто не будет вмешиваться.
В столовой меня всегда охватывало блаженное чувство расслабленности и
свободы: здесь на тебе никто не имеет права ездить. Блюда ничем не
напоминали те, к которым я привык дома. Вольнонаемные, обслуживающие
столовую, в свободной манере швыряли тарелки к нам на столы. Любое их
движение, думаю, заставило бы маму побледнеть и удалиться к себе в комнату.
Но еда была горячая, обильная и, на мой взгляд, вкусная, хотя и без особых
изысков. Я съел в четыре раза больше обычной нормы, запив все несколькими
чашками кофе с сахаром и заев пирожным.
Когда я принялся за второе, появился Дженкинс в сопровождении капрала
Бронски. На мгновение они остановились у стола, за которым в одиночестве
завтракал Зим, потом Дженкинс хлопнулся на свободное сиденье возле меня.
Выглядел он ужасно: бледный, измученный, он хрипло, прерывисто дышал.
- Эй, - сказал я, - давай плесну тебе кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31