Аниш рисует миссис Свон.
Миссис Свон. Но Джуммапур был суверенным княжеством.
Аниш. Да.
Миссис Свон. Значит, не мы посадили вашего отца в тюрьму.
Аниш (вежливо протестует). Ну…
Миссис Свон (твердо). Что бы ваш отец ни сделал, у Резидента не было полномочий посадить индийца. У Раджи в Джуммапуре был собственный суд.
Аниш. Но Его Высочество Раджа…
Миссис Свон. Ох, конечно, мы бы надрали ему уши и отправили восвояси, если бы он забыл, с какой стороны хлеб намазан маслом, но факты есть факты. Раджа отправил вашего отца в чоки. На какой срок, кстати сказать?
Аниш. Шесть месяцев.
Миссис Свон. Вот видите. В Британской Индии он получил бы по меньшей мере год. После войны все было иначе. Независимость дышала прямо за углом, и люди выстраивались в очередь, чтобы попасть в тюрьму. Это был их пропуск наверх. Они исполняли свой акт гражданского неповиновения и запрыгивали в «воронок», довольные собой. Эрик – мой муж – отправлял их обратно с небольшим штрафом, если ему казалось, что они поздние пташки. И они приходили в ярость. Это было, когда Эрик управлял округом. Мы жили в горах у самого Непала.
Аниш. Да, ваш поднос…
Миссис Свон. Вы заметили… В Индии мы развешивали картины с постоялыми дворами и лисьей охотой. А стоило мне осесть в Шеппертоне, как на подоконниках у меня появились слоны и молитвенные колеса, а мой чайный поднос – из непальской бронзы. Здесь бы мне отпустить замечание насчет человеческой природы, но возьмите лучше кусок Баттенберга.
Аниш. Спасибо.
Миссис Свон. Я специально купила его. Торт для художественных натур, как мне всегда казалось. Какие они, ваши картины, те, которые не похожи на картины отца? Опишите последнюю. Как торт?
Аниш (ест). Очень вкусно, спасибо.
Миссис Свон. Нет, ваши картины – они как торт?
Аниш. О нет. Они все… похожи друг на друга на самом деле. Я не могу их описать.
Миссис Свон. Значит, неописуемые.
Аниш заканчивает рисунок и передает миссис Свон.
Аниш. Вот.
Миссис Свон (приятно удивлена). Вот настоящий рисунок. Вы могли бы писать портреты, если бы хотели. (Возвращает рисунок Анишу.)
Аниш. Спасибо.
Миссис Свон. Итак, что мы скажем о вашем отце Элдону?
Аниш. Элдону?
Миссис Свон. Э.Купер Пайк. Он зовет меня Элеанор, чтобы я должна была звать его Элдон. Чтобы не казаться слишком чванливым. Если он начнет называть меня Нэлл, мне, вероятно, нужно будет перейти на Эла. Он ждет, чтобы я умерла, и тогда он сможет выпустить биографию Флоры. Он думает, я не знаю, что он уже начал эту биографию.
Аниш (смотрит на свой экземпляр книги). А, да. «Под редакцией Э. Купера Пайка».
Миссис Свон. Это значит, что он сделал сноски.
Аниш. Да, понятно.
Миссис Свон. От сносок, по-моему, больше вреда, чем пользы. Кто-то постоянно перебивает, чтобы рассказать тебе о том, что ты уже знаешь или что тебе сейчас знать не нужно. Есть страницы, где Флоре едва дают слово сказать. Мистер Пайк преподает Флору Крю. Она чуть ли не становится предметом вроде биологии. Или, в ее случае, ботаники. Флору широко преподают в Америке. Мне писали, наносили визиты и однажды звонили молодые женщины, занимающиеся Флорой Крю. Почти всегда молодые женщины. Отовсюду, больше всего из Америки. Флора стала совсем героиней. Она и была для меня героиней. Мне было всего три, когда мама умерла, поэтому Флора… О господи, мне нужен платок.
Аниш. О, простите.
Миссис Свон. Нашла. (Выдувает нос.) Я так зла, что она не застала всего этого. «Избранные стихотворения», а сейчас «Письма». Ее имя повсюду, а студенты и профессора так интересуются, так носятся с ее поэзией. Никому дела до нее не было, пока она была жива, только бы под юбку к ней залезть. Как ваш чай?
Дас приезжает к дому и прислоняет велосипед к веранде. Флора в работе, едва замечает его.
Аниш. Очень хорошо. Миссис Свон, здесь сказано: «Портрет Флоры Крю воспроизведен с разрешения миссис Элеанор Свон». Значит, он у вас?
Миссис Свон. Да.
Аниш. Здесь? В этом доме?
Миссис Свон. Хотите взглянуть на него?
Аниш. Очень! Я немного надеялся, что он будет висеть на стене, когда я войду к вам.
Миссис Свон. Это потому, что вы художник. Пойдемте, я вам покажу. Да, чай у меня не получается здесь такого вкуса, какой должен быть. Думаю, это из-за воды. Водохранилище под Стейнзам не дает такого чая, как вода в наших Холмах. Туда она приходила прямо из Гималаев.
Они уходят.
Флора и Дас за работой.
Флора (на записи).
Или подумайте, если угодно, о трупе в канаве.
Меня и раньше бросали так, умирать…
Жар вползает мне в волосы, как насекомое…
Чушь! Мы можем остановиться на минуту? (Встает.) Я сама к себе прилипаю.
Дас. Конечно! Простите!
Флора. Вы не должны брать на себя ответственность и за климат тоже, мистер Дас.
Дас. Нет, я…
Флора. Это вы меня простите. Я в дурном настроении. Выпьем чаю? Я бы не отказалась от еды. (Зовет.) Назрул! (Дасу.) В холодильнике есть горшок с утиным паштетом.
Назрул появляется со своей части веранды.
О, Назрул… чар и…
Назрул (на хинди). Да, госпожа, я сейчас же принесу чай…
Флора…хлеб… и в холодильнике. Нет, не уходите, послушайте меня…
Дас. Разрешите мне.
Дас и Назрул говорят на хинди. Дас приказывает принести хлеб, масло и утиный паштет из холодильника.
Флора (поверх их разговора). Горшок с уткой на картинке…
Назрул повествует о драматических и трагических открытиях. Паштет украли воры. Дас бранит его. Назрул удаляется так же, как пришел.
Что это значит?
Дас. Он принесет чай, хлеб, масло и торт. Паштет же украли разбойники.
Флора. Что?!
Дас (значительно). Именно так.
Флора. Но ведь холодильник закрыт на цепной замок. Мистер Кумарасвами особо указал мне на это.
Дас. Где вы держите ключ?
Флора. Он у Назрула, разумеется.
Дас. А-а… тогда эта история – большая тайна.
Флора заходится смехом, и Дас присоединяется к ней.
Флора. Но разве это не против его религии?
Дас. Определенно. Я не утверждаю, что Наз-рул украл паштет, но кража была бы против его религии, несомненно.
Флора. Я не говорю о краже. Я говорю о свинине.
Дас. Но вы сказали, что это утка.
Флора. Нужно читать мелкий шрифт тоже, мистер Дас. «Утиный паштет» – крупными буквами, «со свининой» – мелкими буквами. Это обычная коммерческая практика.
Дас. Да, понимаю.
Флора. Будем надеяться, что ему досталась только утиная часть…
Дас. Вот она, ваша истинная природа, мисс Крю.
Флора…конечно, если они на одну свинью кладут одну утку, то ему повезет, если ему хоть что-то перепадет от утки.
Дас. Истину не узнает никто, кроме Бога, который милосерден.
Флора. Да. Какого Бога вы имеете в виду?
Дас. Вашего, если пожелаете.
Флора. Мистер Дас, не будьте слишком вежливым. Ваши боги были здесь раньше.
Дас. Мы, индуисты, можем позволить себе щедрость. У нас богов много, по одному на каждый случай. А Кришна говорил: «Какому бы богу человек ни поклонялся, на молитвы отвечаю я».
Флора. Я не была уверена: Кришна – это бог или человек?
Дас. О, он определенно бог, одно из десяти воплощений Вишну и излюбленный персонаж старых художников Раджастана. У него была великая любовная связь с замужней женщиной, Радхой, прекраснейшей из пастушьих жен. Рад-ха страстно полюбила Кришну и часто сбегала от мужа, чтобы тайно с ним встречаться.
Флора. Кажется, это меня и смутило. Подойдите, присядьте, мистер Дас.
Дас. Сейчас… я хочу начать дерево, пока мы ждем.
Флора. Посадите на него обезьяну.
Дас. Да. Обезьянего бога, Ханумана. Он мой любимец в «Рамаяне» .
Флора. Мистер Кумарасвами показывал мне храмы.
Дас. Вы нашли их интересными?
Флора. Мне понравились некоторые скульптуры. Там женщины часто улыбаются самим себе. Да, это было довольно показательным.
Дас. Вы об индийских женщинах?
Флора. Нет, об индийских скульпторах. Груди как дыни, плодоносные бедра. Я, наверное, кажусь вам маломеркой.
Дас. Нет, моя жена была хрупкого сложения.
Флора. О…
Входит Назрул с чаем на подносе.
Флора. Спасибо, Назрул… и два вида торта!
Дас. Сегодня ваше лицо… Вас беспокоит работа?
Флора. Да.
Дас. Рифма не дается?
Флора. Нет.
Дас. Размер?
Флора. Нет… эмоции никак не придут в гармонию. Боюсь, что я не очень-то умею об этом говорить.
Дас. Извините.
Флора. Поэтому я не бегаю тайком на вашу сторону мольберта. Если я не видела, то и говорить об этом не нужно. Мне кажется, так лучше.
Дас. Да. Лучше подождать. У моей картины нет сегодня расы.
Флора. Что такое раса?
Дас. Раса – это сок. Вкус. Суть. У картины должна быть раса, которая находится извне. Раса – это то, что ты должен чувствовать, когда видишь картину или слышишь музыку. Это эмоция, которую художник должен в тебе вызвать.
Флора. А поэзия? У стихотворения есть раса?
Дас. О да! Поэзия есть слово, и раса – его душа. Это знаменитое речение Вишванаты, великого учителя поэзии, сказано шестьсот лет назад.
Флора. Раса… да. Моему стиху не хватает расы.
Дас. Или, может быть, в нем две противоборствующие расы.
Флора. О…
Дас. Существуют девять видов расы, каждая со своим цветом. Лучше сказать, настроением. Но у всякого настроения есть свой цвет: белый – для смеха и веселья, красный – для гнева, бледно-желтый – для покоя…
Флора (перебивает). А серый?
Дас. Серый для скорби.
Флора. Скорби? Понятно.
Дас. У каждого вида свое имя и свое божество.
Флора. И некоторые из них не уживаются, так?
Дас. Да, так и есть. Некоторые – да, а некоторые – нет. Если вы вызовете эмоции, которые противостоят друг другу, раса не придет в гармонию, как вы выразились.
Флора. Да.
Дас. Ваша поэма о жаре.
Флора. Да.
Дас. А ее раса, вероятно, гнев?
Флора. Секс.
Дас (без колебаний). Раса плотской любви называется Шрингара. Ее бог – Вишну, ее цвет – шьяма, то есть иссиня-черный. Вишваната говорит нам в книге о поэтике: Шрингара, естественно, предполагает любовника и его возлюбленную, которая может быть и куртизанкой, если только она искренне влюблена. Эту расу вызывает, например, луна, запах сандалового дерева или пустой дом. Шрингара гармонично сочетается со всеми другими видами расы и связанными с ними эмоциями, кроме страха, жестокости, отвращения и лени.
Флора. Вот как! Спасибо. Пустой дом – это прекрасно. Мистер Дас, вы сейчас говорили, как другой человек. Вероятно, как вы сами. Я знала, что вы на это способны. Этот другой человек напомнил мне доктора Азиза из романа Форстера . Вы читали его? Я так и хотела лягнуть этого доктора.
Дас (обиженно). О…
Флора. За то, что он не знает себе цену.
Дас. В таком случае вы, наверное, не дочитали романа.
Флора. Да, наверное. Он становится лучше?
Дас. Он меняется.
Флора. Каково ваше мнение о «Поездке в Индию»?
Дас. Это и был деликатный вопрос, который вы думали мне задать?
Флора (счастливо смеется). О, мистер Дас.
Входит Пайк, одетый по индийской погоде. Он выглядит так, будто остановился в лучшем отеле Джуммапура. Там он и остановился. При нем небольшая сумка. Он смотрит по сторонам со смутно разочарованным видом.
Шум современной улицы, отчетливо индийский, сопровождает появление Пайка.
Флора за столом, пишет. Дас за мольбертом, рисует.
Флора (за письмом). «Джуммапур, суббота, 5 апреля. Милая Нэлл! С меня пишут портрет. Я имею в виду, что художник работает над ним прямо сейчас, пока я пишу, так что, если увидишь мое изображение в васильковом платье, знай, что я тогда писала это, по крайней мере часть времени. Он думает, я пишу поэму. Я в поэтической позе, как однажды отозвался обо мне Враг в своем вонючем листке».
Пайк. «Враг» – Дж. С. Скуайр (1884-1958), поэт, критик, литературный редактор «Нового политика» и редактор «Лондонского Меркурия». Анонимная редакционная врезка в «Лондонском Меркурии» от апреля одна тысяча девятьсот двадцатого года сетовала на «засилье девиц-рифмоплеток, которым лучше перестать принимать поэтические позы и начать позировать в качестве железнодорожных вокзалов». На журнал подали в суд поэтессы Элизабет Паддингтон (1901 – 1980) и Мередит Юстон (1899-1929). Оба дела не дошли до суда. Ф. К. вылила пинту пива на голову Скуайра в таверне «Фицрой» в январе девятьсот двадцать первого года.
Входит Дилип с бутылкой кока-колы.
Дилип. Доктор Пайк…
Пайк. Пожалуйста, зовите меня Элдон…
Дилип. Хотите кока-колы, Элдон?
Пайк. О, спасибо. Что это за… (В нем пробудились подозрения.) «Бока-Кола»? Знаете, я, пожалуй, не буду.
Дилип (не понимает). Их было две… правда. Я выпил свою, пока говорил с хозяином магазина. Все, как я и думал. Дак-бунгало стояло на том самом месте, во дворе. Конечно, этих квартир уже нет. Боюсь, что все, что вы увидите в этом городе, построено после войны.
Пайк. Да… жаль.
Дилип. Кроме, разве, дерева.
Пайк (просветлев). Ах да. Дерево. Правильно. Она упоминает дерево.
Дилип. Старик очень хорошо помнит бунгало. Оно было разрушено. Последствия Раздела .
Пайк. Его разделили на части?
Дилип. Сожгли во время бунтов. Здесь многие погибли в сорок седьмом.
Пайк. Ах этот Раздел! Да… ужасно. Это то самое дерево?
Дилип. На вид старое.
Пайк. Вы не сфотографируете меня?… На месте событий.
Дилип. Конечно.
Пайк вынимает фотоаппарат из сумки и дает Дилипу.
Пайк. Она сама наводится… только нажмите… (Он выбирает позицию.) Я мог бы послать объявление… в газету. Кто-то может помнить художника… Отойдите немного… захватите побольше дерева…
Дилип. Нет, тридцать пять – достаточно. Вы не против, если я переведу на автомат?… Навести на фон… F8…
Пайк. Да… конечно.
Дилип. Да, почему бы нет… пошлите объявление. Готовы? (Делает снимок.)
Пайк. Спасибо. Я вас тоже сниму.
Дилип. Хорошо. (Настраивает аппарат.) На пятьдесят. Побольше Дилипа.
Они меняются местами. Пайк берет камеру.
…в конце концов… пятьдесят шесть лет… он может еще жить… ему должно быть…
Пайк. Девяносто.
Дилип. Тогда, вероятно, нет. Готово?
Пайк. И еще… Что мне надо делать?
Дилип. Просто направьте на меня.
Пайк. И еще, Дилип… Сейчас. (Делает снимок.)
Дилип. Спасибо.
Пайк. Еще была акварель. Потерянная картина. Я так это прочел. Вам так не кажется?
Дилип (смеется). О да, я уверен, что вы именно так это и прочли, Элдон, но она была поэтом, а вы – ее биограф! Потерянная картина была бы вашим счастливым билетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11