Превозмогая боль, которая до сих пор ей как огнем жгла спину, живот и лицо, Алеа вскарабкалась по лестнице на чердак и со стоном рухнула на сено. И лишь тогда дала волю рыданиям.
Вскоре рыдания перешли едва ли не в крик — это наружу рвались обида и боль. Как только ее родители могли бросить ее на произвол судьбы! Ну почему отец умер и она осталась на белом свете одна-одинешенька?! Почему Норны сплели для нее такую ужасную нить судьбы, чем она им не угодила? Зачем тогда она вообще родилась? Неужели мучения — это именно то, что ей предначертано?..
Алеа закусила губу и постаралась сдержать слезы. Что ж, коль так угодно Норнам, она постарается быть покорной, примет как данность выпавшие на ее долю страдания — если, конечно, воля богов действительно такова. Она будет молчать, она постарается сносить насмешки и унижения, она все стерпит...
Но в душе Алеа знала, что не сможет долго терпеть. Она понимала, что скоро будет отвечать криком на крик, оплеухой на оплеуху. На мгновение она представила себе омерзительную сцену — Вигран, похотливо скалящий слюнявый рот, обрадованный ее сопротивлением... Алеа приказала себе не травить душу и выбросить гнусную картину из головы, но тут же снова разрыдалась.
Ей было одновременно и противно, и жаль себя, но в следующее мгновение девушка начала укорять себя за то, что противится воле богов. Она пыталась поверить, что обязана покориться и без ропота принять все то, что принесет с собой следующая ночь. Но вскоре в душе Алеа снова вспыхнул гнев на весь мир, и в первую очередь на отца. Как он мог умереть, обрекая ее на такие мучения?..
Гнев, однако, тотчас сменился скорбью. Алеа вспомнила, как любили ее родители, как лелеяли, как переживали, что никто не хочет взять дочь в жены... Помнится, как-то раз она сильно рассердилась на мать, когда та сказала девушке, что надо выходить за любого, хоть за первого встречного, кто согласится жениться на ней.
Тогда родительская воля показалась ей жестокостью и несправедливостью, и только теперь Алеа поняла, насколько мудрым был их совет...
* * *
Вентоды заставляли Алеа готовить на них, подметать пол, выбивать половики, кормить скотину и даже работать в огороде...
Однако самым кошмарным испытанием для бедняжки стала необходимость вместе с ними ходить в бывший отцовский дом, который новые хозяева начали перекрашивать в отвратительный синий цвет.
Алеа с содроганием водила кистью, вспоминая, как каждый месяц они с матерью любовно, до блеска натирали воском деревянную обшивку стен. Единственным утешением для нее служило то, что Бирин не хотела переезжать в новый дом, пока не обустроит там все по своему вкусу, и каждое новое начинание хозяйки поднимало в душе служанки очередную волну протеста.
Правда, поскольку Бирин лично следила за тем, как идет работа в новом доме, Алеа могла не опасаться, что Вигран или Силиг попытаются надругаться там над ней. Вскоре Алеа поняла, почему хозяйка отправляет ее спать на сеновал, а не в угол кухни, на кучу золы возле очага.
И все-таки Алеа никак не могла примириться с выпавшей на ее долю участью. Она не раз срывалась на крик, ругалась на Ялас и Бирин и даже пару раз подняла на них руку. Женщина рослая и крепкая, Алеа легко могла постоять за себя и как следует всыпать обидчицам, но на их испуганные крики прибегали мужчины, и тогда хозяева набрасывались на бедную девушку вчетвером и всласть отводили душу.
Работу Алеа стремилась выполнять тихо и молча, отчасти потому, что опасалась, как бы боги не покарали ее за строптивость. Но как Алеа ни старалась, как ни сжимала зубы под градом хозяйских ударов, она понимала, что долго не вынесет такую жизнь, просто не сможет ждать, пока наступит еще один день, а за ним другой, полный таких же унижений.
И тогда девушка решила, что или умрет, или вырвется на свободу.
Однажды, когда сгустились сумерки, Алеа выскользнула из дома, но на сеновал не полезла, а просто обошла овин и бросилась бегом через двор. Она заставляла себя бежать, несмотря на ломоту и усталость во всем теле, несмотря на боль от побоев. Казалось, будто ветви деревьев вдоль ручья готовы принять ее в свои объятия, и Алеа нырнула в их спасительную тень.
Там девушка немного умерила бег, тем более что уже совсем стемнело и стало труднее находить дорогу. Затем она какое-то время шла по воде вдоль течения ручья, пока не дошла до леса. Это была первая ночь ее свободы.
Когда же на востоке начала заниматься заря, Алеа отыскала среди корней древнего дуба нору и проскользнула туда, предварительно набрав пригоршню диких ягод. Вся мокрая, дрожа от холода и усталости, девушка свернулась калачиком и стала молиться о том, чтобы Норны ниспослали ей смерть. Правда, Алеа не забыла и поблагодарить их за то, что родилась на этот свет, причем недалеко от границ Мидгарда. Еще одна ночь — и она покинет его пределы, оказавшись на ничейной земле, пустынной и неприветливой, которая отделяет Мидгард от Етунхейма.
Алеа понимала, что ей следовало бы покориться воле богов, коль скоро они сплели для нее именно такую нить судьбы, и поэтому, перед тем как уснуть, попросила у них прощения за свою строптивость, надеясь в душе, что Норны простят ее, ведь жить бедной рабыне осталось совсем недолго...
Появись она на свет дочерью потаскухи — что ж, тогда другое дело. Тогда бы Алеа выросла среди порока и унижений и не знала бы иной доли. Но ведь она родилась любимой дочерью в хорошей семье, и неожиданное падение в бездну унижения и страданий — нет, этого она просто не могла вынести.
Даже сейчас, несмотря на смертельную усталость, Алеа ощущала, как в душе ее клокочет гнев. Правда, вскоре изнеможение взяло свое, и девушка провалилась в сон.
* * *
— Теперь мне ни за что не стать девой-воительницей в Валгалле, — горько сказала Алеа, обращаясь к Гару. — Если, конечно, моей душе вообще суждено пережить тело... Тогда меня ждет вечное мучение.
— Ну, я в это не верю, — возразил Гар. — И позволь мне не согласиться с тем, что боги уготовили тебе столь тяжкую долю.
Алеа встрепенулась.
— А что тебе известно о моей судьбе?
— Ты сильна духом, у тебя есть честь, отвага и мужество, — сказал Гар. — И эти качества совсем не вяжутся с рабским уделом. Ты никогда не покоришься чужой жестокости.
Алеа в изумлении посмотрела на своего собеседника.
— Ты хочешь сказать, что Норны сплели для меня иную судьбу?
— Совершенно верно, — ответил Гар. — И если ты внимательно изучишь те знаки, которые тебе подают боги, то сама все поймешь. До сих пор ты читала плохо.
— Да нет же! Я старалась! — воскликнула Алеа. — А какую судьбу ты прочел для меня?..
Во взгляде Гара загорелось восхищение... нет, пожалуй, даже благоговение. Однако, вспыхнув, этот огонь тотчас погас, замаскированный безразличием. Но Алеа почему-то догадалась, что это лишь маска, что на самом деле огонь-то никуда не исчез и не подевался... Это открытие потрясло девушку до глубины души. Тем более что в этом самом огне не было ничего от плотского желания.
— Я еще тебя плохо знаю, чтобы правильно прочитать твою судьбу, — тихо произнес Гар. — И все же мне кажется, что с твоим мужеством и силой ты могла бы перевернуть весь этот мир... если, конечно, у тебя найдется необходимый для этого рычаг. Тем более что Норны свели тебя с человеком, кто тоже замыслил совершить нечто подобное.
— Как ты сказал?.. — воскликнула Алеа, не веря собственным ушам. — Перевернуть мир?
— Ну, если не перевернуть, то хотя бы изменить, — поправился Гар. — Изменить в лучшую строну, чтобы здесь воцарились тишина и спокойствие, чтобы никто не имел права унижать и притеснять других, как эти Вентоды пытались унизить тебя.
И вновь его взгляд зажегся восхищением, и опять Гар постарался принять равнодушный вид.
— Можно подумать, ты не знаешь, что угнетателям ни за что не удалось бы сломить тебя, — продолжал он после паузы. — Сколько бы они ни пытались, сколько усилий к этому ни прилагали, они никогда не смогли бы сделать из тебя покорную рабу. Твой дух остался бы не сломленным.
Алеа смотрела на собеседника, ощущая, как ей становится немного не по себе.
— Нет, я не такая, — слабо возразила она, — совсем не такая. Я всего лишь слабая женщина.
— Что значит — «всего лишь»? — спросил ее Гар с лукавой улыбкой. — Любая женщина, как и мужчина, вносит в этот мир что-то новое, особенно, когда она дает жизнь крепким, здоровым детям и затем воспитывает их должным образом.
Женщина имеет доступ к бездонным глубинам власти над временем, чего нет у мужчины. Тот может лишь мечтать об этом.
Кто, как не женщина, наделен силой продолжения жизни?
Силой превращения небытия в бытие?
Услышав такие речи, Алеа возмутилась и перешла в наступление.
— Не все женщины колдуньи.
— Но каждая по-своему волшебница.
Гар задумался, и на мгновение на его губах заиграла улыбка.
Алеа почему-то ощутила укол ревности, но тотчас мысленно одернула себя. Какое ей дело до того, какие женщины дарили его своей благосклонностью!..
Затем Гар вновь посмотрел в ее сторону. Взгляд его снова стал серьезен.
— Были женщины, которые изменили мир сильнее, чем мужчины. Когда ты говоришь, что не желаешь безропотно сносить унижения, тем самым ты заявляешь о своем праве на уважение к себе, показываешь цельность своей натуры. Человек такой силы духа никогда не станет рабом, ни при каких обстоятельствах. Я скажу больше — никто и никогда.
При этих словах душа его собеседницы затрепетала. Но Алеа в который раз мысленно приструнила себя.
— То есть это и будет тем новым, что принесет нам изменившейся мир?
— Хочется надеяться, — ответил Гар.
Алеа отвернулась, пытаясь осмыслить услышанное. Вскоре она вновь перевела взгляд на своего собеседника.
— Но разве мир быстро изменишь?
— Нет, но главное положить начало переменам, — ответил Гар. — Хотя и на это может уйти вся жизнь. Мне, например, кажется, что и карлики, и гиганты, и рабы имеют между собой нечто общее.
— Это как? — нахмурилась Алеа и испытующе посмотрела на Гара. — Ты хочешь сказать, что у всех есть причины ненавидеть Мидгард? Только не это!
— Значит, у тебя нет причин для ненависти? — спокойно спросил Гар.
— Нет... то есть да — за те страдания, что выпали там на мою долю, а еще больше за те, которые мне пришлось бы испытать, не унеси я оттуда ноги, — задумчиво произнесла Алеа. — Но за что ненавидеть Мидгард гигантам? За что?
Однако девушка вспомнила, как добры оказались к ней великаны, какое сочувствие они проявили, и тут же устыдилась своих слов.
— А как быть тем, кто не смог убежать? — напомнил ей Гар. — Как насчет тех, кого поймали и привели обратно?
— Их примерно наказывают, чтобы другим неповадно было. — Алеа даже вздрогнула, представив себе, какие мучения ожидали несчастных беглецов до конца их дней. А что было бы с ней самой, попади она в руки прежних хозяев?
Страшно... Лучше вообще об этом не думать!
— И все-таки, что из того, что они все ненавидят обитателей Мидгарда? Какая им от этого польза? — тем не менее упрямо сказала девушка.
— Ах вот оно что... какая, значит, польза, — задумчиво повторил Гар. — В этом вся суть. Одно дело кого-то ненавидеть и совсем другое — что-то предпринимать, бороться за свои идеалы...
Алеа никак не ожидала такого ответа.
— Что-то предпринять? Но что?
— Попробовать изменить существующее положение вещей, что же еще, — пожал плечами Гар. — Но для этого карлики, гиганты и рабы должны объединить свои силы.
— Этого никогда не будет, — категорично заявила Алеа. — Как они вообще могут объединиться? Гиганты живут в Етунхейме, к западу от Мидгарда, карлики — в Нифльхейме, на востоке, на расстоянии в сотни миль! А рабы где-то между ними, и они рассеяны по всему Мидгарду, причем всегда в пределах если не видимости, то слышимости от своего хозяина. Как могут эти три племени договориться между собой? Но даже имейся у них такая возможность, ненависть и подозрительность все равно возьмут свое, перевесят любые доводы разума.
— Ну, было бы желание, — улыбнулся Гар, словно уже знал все это по собственному опыту. — Правда, я еще не сделал окончательных выводов. Тем не менее уверен, что всегда можно убедить людей в пользе переговоров.
— Как ты можешь заявлять такое! Ведь ты еще не встречался ни с кем из них! — воскликнула Алеа.
— Потому и говорю, — спокойно отреагировал Гар. — А пока мне действительно надо все хорошенько узнать, и чем больше, тем лучше. Признаюсь, до этого браться за дело было бы рановато, да и неразумно. И все-таки в глубине души я уверен в том, что, как только познакомлюсь с представителями различных племен поближе, то обязательно найду способ, как их свести вместе.
Алеа поразилась такой самонадеянности.
— То есть ты считаешь, что способен сделать все, что захочешь?
Гар посерьезнел.
— Нет, конечно. Есть многое, чего мне не по силам совершить, и я это знаю. Это то, что многие люди делают каждый день, даже не задумываясь. Они сами не понимают, какое удовлетворение можно получить от этих повседневных забот.
И вновь Алеа поразилась услышанному. Лицо ее собеседника стало грустным, и девушка даже устыдилась своей дерзости. Но одновременно с раскаянием ощутила, как внутри нее нарастает какая-то теплая волна, заполняя царившую там до этого, пустоту.
Неожиданно ей захотелось утешить, по-женски приголубить этого сильного и благородного человека, который почему-то в это мгновение показался ей таким растерянным и беспомощным... такой же игрушкой в руках судьбы, как и она сама.
Этот душевный порыв всерьез испугал девушку. Алеа мысленно отчитала себя за подобную глупость. Действительно, нечего травить себе душу...
— Но если я не способен делать простых вещей, — продолжал Гар, — это еще не значит, что я вообще ничего не умею. Разного рода странности удаются мне лучше. Причем какие! Ими я и займусь...
— И что же ты намерен делать? — спросила Алеа глуховатым от напряжения голосом.
— Трудно сказать, — пожал плечами Гар. — По крайней мере до тех пор, пока не переговорю с представителями всех трех племен...
— А что потом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35