— Гар вновь продемонстрировал ей прием. — Затем резко выпрями колени и потяни противника на себя.
Вот увидишь, тебе не составит труда перекинуть его через бедро на землю. Главное — не делать лишних движений и действовать быстро, чтобы он не раскусил твою хитрость.
Алеа насупилась и с серьезным видом повторила только что разыгранную Гаром пантомиму. Тот заставил ее сделать это еще и еще, а сам тем временем давал советы. Наконец Алеа сказала:
— Ну что ж, вроде бы научилась. Но как это проверить?
— Есть лишь один-единственный способ, — ответил Гар с непроницаемым лицом. — Ты испробуешь этот прием на мне.
— Только не это! — Алеа отпрянула в ужасе.
— Как вам, сударыня, будет угодно. Я лишь предложил свои услуги в качестве манекена. Но если вы отказываетесь — это ваше право. Однако хочу подчеркнуть, что единственный способ убедиться, что владеешь приемом, — это проверить его на практике.
Алеа стояла, не сводя с него глаз.
— Я бы не советовал впервые испытывать прием на человеке, который ни за что не позволит свалить себя на землю, — твердо произнес Гар. — Твоя хитрость просто не сработает.
Алеа вздрогнула, собралась с духом и шагнула вперед.
— Только посмей меня тронуть!
— Не буду! — пообещал Гар. — Ты можешь ко мне прикасаться. Я же тебя не трону и пальцем.
Гар тотчас почувствовал разницу. Алеа, в точности следуя полученным инструкциям, уперлась ему бедром в живот, выпрямила колени, пригнулась и потянула партнера за руку и ворот рубашки на себя.
Тела их соприкоснулись всего на мгновение, и уже в следующий момент Гар воспарил куда-то вверх, а затем шлепнулся на землю, лишь в последнюю секунду успев подставить руку и смягчить падение. Он быстро перекатился, прыжком поднялся на ноги и поклонился своей сопернице.
— Отлично! Чистая работа! А если противник не ожидает подвоха, то разделаться тебе с ним — пара пустяков. Хватит даже времени, чтобы убежать.
— А как поступить, чтобы застать его врасплох?
— Главное — действовать быстро. А еще надеяться на то, что ему этот прием неизвестен. Давай попробуем еще, но в более быстром темпе. — И Гар развел руки.
Алеа сначала окинула его подозрительным взглядом, затем резко развернулась и перекинула наставника через себя. И вновь Гар едва успел подставить руку, чтобы смягчить удар, быстро вскочил на ноги и удовлетворенно кивнул.
— Отлично. На первый раз хватит. Но учти, это еще не последний прием. Я тебя обучу и другим.
И она училась.
Они упражнялись каждый вечер. Чем дальше шли занятия, тем чаще соприкасались их тела — то ее ягодицы упирались ему в ноги, то руки в грудь. Но Гар неизменно старался сделать эти соприкосновения механическими и обезличенными.
Шли дни, и Алеа набиралась ловкости. При этом она неизменно удивлялась тому, что ни в едином прикосновении Гара не было и отдаленного намека на похоть. Иногда она даже думала, что у него как у мужчины, должно быть, не все в порядке. Но, поглядывая на своего учителя, когда он этого не видел, Алеа говорила себе, что нет, причина не в этом, а в чем-то другом.
Ей даже нравилось украдкой разглядывать Гара. Однако время шло, их отношения оставались чисто дружескими, и Алеа почувствовала, как ее это начало постепенно задевать. Нет, с одной стороны, она была даже рада, но с другой...
* * *
Алеа обычно шагала шагах в десяти позади Гара.
Когда же ей становилось скучно и одиноко, она ускоряла шаг, чтобы идти с ним вровень — правда, сохраняя дистанцию футов в шесть между собой и своим спутником, — и немного поболтать.
Каждый вечер, перед тем как отправиться в путь, Гар давал ей новый урок самообороны без оружия. Затем они немного тренировались в приемах владения дубиной.
Каждое утро путники останавливались на привал и отсыпались. Они вели долгие беседы у костра. Гар умел ловко разводить огонь, так что сухие ветки почти не дымили, и Алеа не опасалась, что открытое пламя ненароком привлечет к себе внимание охотников. Девушка обычно садилась по другую сторону костра и вела долгие беседы со своим спутником. Гара интересовали даже самые простые вещи. Ему хотелось как можно больше узнать об этой планете, услышать как можно больше и о самой бывшей рабыне, но Алеа неизменно уводила их беседу в сторону от своей персоны, и они обсуждали обитателей Мидгарда, карликов и гигантов.
Алеа была поражена тем, как мало ее спутник знает о ее мире. Она расспрашивала Гара о его стране, о его прошлом; он отвечал охотно, пускаясь в пространные рассуждения, или сыпал шутками. Стоило Гару рассмешить свою собеседницу, как он воспринимал это словно личную победу. Когда же Алеа ложилась спать и начинала на сон грядущий обдумывать содержание их беседы, то выходило, что Гар толком ничего не рассказал, одни общие фразы.
— Ты рассказывала о беглых рабах, которые прибираются на север, — сказал он как-то раз утром. — А сколько всего рабов, тех, кто не думает никуда бежать?
Такое неведение повергло девушку в шок.
— По-моему, — отвечала Алеа, — рабов примерно вполовину меньше, чем свободных людей. Это либо те, кто родился в Мидгарде, либо карлики. Их берут в плен во время приграничных стычек, когда мы вынуждены оборонять наши пределы.
— Или нарушать их, — задумчиво добавил Гар.
— Кто? Обитатели Мидгарда?..
Эта мысль показалась ей чудовищной.
— Что мы забыли у этих карликов? То есть не мы, а обитатели Мидгарда... Что нам там надо?
— Пленники, — отвечал Гар. — Новые рабы... Извини, я не хотел оскорбить твой народ, но человеческая природа такова, что всегда толкает нас на неблаговидные поступки.
— Это больше не мой народ!..
Алеа сама не ожидала, что встанет на защиту Мидгарда и его обитателей. Нет, они не заслуживали ее добрых чувств. И Гар прав. Кто первым начал приграничные грабежи? Ну конечно, не карлики!
— Ты хочешь сказать, что и на гигантов они тоже нападают первыми?
— Бывает, — подтвердил Гар. — И повод всегда найдется — например, можно сказать, что защищаешь свои владения от посягательств отрядов гигантов. Кстати, а великанов тоже отдают в рабство?
— Нет, конечно! Кому они нужны! — с жаром воскликнула Алеа. — К тому же это опасно...
— Понятно, — кивнул Гар. — И много рабов убегает?
— Не знаю. Из моей деревни бежали редко. — Алеа снова ощутила, что ей почему-то хочется грудью встать на защиту своих соплеменников. — Раза три-четыре в год. Но, насколько мне известно, по всей стране пытаются бежать еще больше.
Каждую неделю глашатаи приносят известия от баронов. И всякий раз сообщают о том, что пытался бежать по крайней мере один раб. Конечно, беглых ловят и приводят назад...
— И о каждом рассказывают по отдельности?
— Да, — ответила Алеа и нахмурилась.
Интересно, почему для него это так важно?
— Рассказывают, не жалея кровавых подробностей, — задумчиво произнес Гар. — Что делают с пойманными рабами?
Алеа вспомнила то, чему ей не раз доводилось бывать свидетельницей, и ее передернуло. Кстати, тогда девушке казалось, что все нормально, что так оно и надо...
— Сначала их избивают, а затем калечат, чтобы не пытались бежать снова...
Тут Алеа вспомнила одноногого Нолла. Она знала его с детства. Его вина заключалась только в том, что он слишком рано прекратил расти.
Алеа устыдилась всех тех обидных и несправедливых слов, которые она когда-то бросала в его адрес. Конечно, не она одна поступала так, другие дети тоже, но сейчас девушке было от этого не легче.
— Вот и ты попала в рабство, — добавил Гар.
— Я же сама тебе рассказывала, — отозвалась Алеа глухо. — Меня приговорили к рабству через неделю после того, как умер мой отец. Староста отобрал все наше имущество — дом, землю, скот, мамины украшения, даже одежду!
От этих воспоминаний по щекам молодой женщины покатились слезы.
— Он взял даже рубиновую брошь, мамину любимую! Я приколола ее маме на платье, когда она лежала в гробу, но староста велел помощнику снять украшение и отдать отцу. Тогда я не поняла зачем. Раньше такого не делали...
— Наверное, ты была первой, кто пытался положить в гроб покойнику любимую вещь, — мягко заметил Гар.
— Наверное. Но до этого я не обращала внимания, кого как хоронят. Если то был хороший друг, принимала участие в оплакивании... Впрочем, друзей было не так уж и много, особенно после того, как мне стукнуло пятнадцать и я резко потянулась вверх... — Голос Алеа звучал совсем глухо. — По крайней мере их друзья пришли на похороны родителей. Папа прожил после мамы еще год, но он уже почти не замечал, что происходит вокруг, утратил всякий вкус к жизни. Подозреваю, он просто не хотел и не мог жить без нее...
Глаза рассказчицы наполнились слезами, но она сердито смахнула их.
Нет, она не имеет права показывать свою слабость перед этим человеком! Да и перед любым другим, будь то мужчина или женщина! Теперь у нее ни к кому нет доверия. Все они сначала улыбались ей лживыми улыбками, а потом бросили ее на произвол судьбы. И никто не протянул руку помощи...
Алеа вспомнила похороны отца, гроб, поставленный в горнице на деревянные козлы, задернутые занавески, отчего в комнате даже среди бела дня царил полумрак, горящие свечи по обеим сторонам гроба... она сама в черном платье — том самом, в которое ей пришлось облачиться за год до этого, когда умерла мама.
Соседи тянулись нескончаемой вереницей. Они бросали скорбные взгляды на гроб, кое-кто бормотал себе под нос молитвы, прося богов позаботиться о том, чтобы дух покойного поскорее вознесся на небеса и не беспокоил живых. Другие почти неслышным шепотом прощались со старым другом...
Некоторые замечали присутствие Алеа и оборачивались в ее сторону, чтобы выразить соболезнование, а затем двигались дальше, чтобы взять со стола стакан и выпить за успокоение души умершего.
Алеа машинально благодарила каждого из них, почти не вслушиваясь в чужие слова. Пребывая в каком-то полусне, она вообще мало что замечала вокруг себя, ощущая разве что бесконечное одиночество, отгороженность от окружающего мира.
Более того, в тот момент она вообще не осмелилась бы причислить себя к живым. Кто-то обещал ей поддержку и помощь, но Алеа не верила их обещаниям.
— Значит, все соседи пришли проводить его дух на небеса, — вторгся в ее воспоминания тихий голос Гара.
Темные стены словно стали тоньше, прозрачнее, и сквозь них вновь начал просачиваться солнечный свет, а еще что-то вроде надежды, которая в этот момент почему-то показалась Алеа горькой...
— Вся деревня, целиком?..
— Да, — подтвердила Алеа и удивилась, почему Гар вместо «Валгалла» упорно говорит «небеса». Хотя, конечно, Валгалла и есть небеса, но все-таки...
— Пришли даже двое или трое недругов — те, кто ненавидел отца больше всех на свете за то, что он нажил себе немало добра, построил себе прекрасный дом, наполнил его красивыми вещами... даже они пришли проститься с ним. Меня тогда это растрогало до слез — увы, через неделю умиляться было уже нечему. Тогда, на судилище, я разглядела в глазах завистников алчный огонь, и мне стало ясно, что они приходили не для того, чтобы разделить со мной горе, а чтобы позлорадствовать, предвкушая, как отнимут у меня все добро... все, до последней нитки.
— И все-таки большинство наверняка пришли, чтобы утешить и поддержать тебя в трудную минуту, — негромко заметил Гар.
— Если оно и так, то как же быстро они изменили свое мнение! Ну почему я сразу не поняла, что люди лгут мне, кривят душой!..
И вновь воспоминания показались девушке реальнее самой жизни, ее снова окружили знакомые лица из не столь далекого прошлого. На первый взгляд они были полны сопереживания, но в действительности все это было лишь притворство...
Алеа чувствовала себя совершенно чужой в этом сонме лжецов, зарившихся на чужое добро. Нет, она ожидала увидеть что-то подобное в глазах Вентодов, а ведь они, самые заклятые враги ее отца, тоже пришли проститься с ним. Кстати, когда она стала расти слишком быстро, именно дети Вентодов кидали ей в лицо самые обидные оскорбления. Но и они пришли... нет, лучше сказать, что Вентоды явились все до единого, и сочувственно вздыхали, и говорили лживые слова — и сам Вигран Вентод, и его неприветливая жена, и все их шестеро отпрысков... Последний, самый младший, был еще не женат и жил с родителями. Да, все они держались учтиво, но как-то натянуто и неискренне, словно были отделены от нее высокой стеной.
Другие соседи держались более сердечно, но и они словно опасались преодолеть некий невидимый барьер, который смерть отца возвела вокруг нее. Алеа сидела, словно окаменев снаружи и изнутри, отказываясь верить в реальность происходящего, упорно пытаясь разгадать истинный его смысл. В ответ на соболезнования ее губы механически, словно у загипнотизированной, произносили слова благодарности, но сознание в этом никак не участвовало. Алеа чувствовала лишь, как по щекам текут обжигающие слезы, но даже не пыталась смахнуть их. Вот и сейчас...
— Нам всем время от времени необходимо выплакаться, — тихо произнес Гар. — Это даже к лучшему, главное, лишь бы не во время битвы. И не надо себя сдерживать, пусть слезы льются легко и свободно, унося с собой душевные терзания.
Гар отвернулся, и Алеа, благодарная собеседнику за его деликатность, дала волю слезам.
Немного успокоившись, девушка вытерла щеки рукавом и продолжала:
— Я привыкла к тому, что на меня смотрели как на чудовище, поэтому в том, что люди сдержанны в своих чувствах, не было ничего удивительного. Но Альф!.. — Тут голос ее дрогнул. — Сейчас он на голову ниже меня, но, когда ему было шестнадцать, а мне четырнадцать, разница в росте между нами была незаметна. Тогда он... — Алеа на мгновение умолкла, потом с видимым усилием продолжала:
— Нет, подталкивая перед собой жену, он даже попытался сказать пару утешительных слов, но потом обернулся и посмотрел на меня таким похотливым взглядом, что мне стало не по себе... словно считал, будто я его собственность, и он имеет на меня права — точно так же, как он поступил со мной накануне своей свадьбы, не спрашивая меня, согласна я на что-либо или же нет...
На похоронах я еще не все до конца поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35