— А вы вчетвером будете верхом сопровождать меня. Я займу место мадонны в карете и, чтобы отвлечь на себя погоню, мы поедем в сторону Фабриано.
Слуги разразились громкими проклятиями, смысл которых сводился к тому, что мой план являлся чистейшим безумием, и мне пришлось потратить несколько драгоценных минут на то, чтобы доказать им обратное.
— Дурни, — в конце концов заявил я, — стал бы я связываться с вами, если бы дело обстояло так, как вы представляете. Неужели вы думаете, что случайный попутчик решится рискнуть головой ради синьоры, о существовании которой он еще вчера и слыхом не слыхивал?
Трудно придумать занятие более бессмысленное, чем всеми правдами и неправдами уговаривать тупиц, и потому мне пришлось-таки воспользоваться талисманом Чезаре.
— Вот эта штуковина, — заверил я их, доставая кольцо, врученное мне кардиналом Валенсии, — убережет нас от всякого, кто служит под знаменем, на котором изображен такой же герб.
Однако те же самые аргументы, которые помогли мне уговорить лакеев, возымели совершенно обратное действие на их госпожу.
— Вы служите роду Борджа? — недоверчиво спросила она.
По ее глазам я видел, что ей хотелось сказать нечто совсем иное: не кроется ли за столь бескорыстным поступком с моей стороны коварная интрига?
— Мадонна, — взмолился я, — если вы хотите спастись, вы должны верить мне. Вот-вот ваши преследователи появятся на вершине холма, и все будет потеряно. Задумайтесь только: нет проще способа предать вас в руки солдат Борджа, чем оставить вас с вашими же слугами.
Ее лицо просветлело, и ее божественные глаза радостно улыбнулись мне.
— Я совсем забыла об этом, — призналась она и наверняка добавила бы что-то еще, если бы я в самой категоричной форме не предложил ей немедленно отправляться в путь.
— До Кальи не более мили, и дорога приведет вас прямо туда, — напутствовал я, когда она уже сидела в седле. — Прощайте, мадонна!
— Могу я узнать хотя бы имя того, кто протянул мне руку помощи в трудную минуту? — спросила она.
— Меня зовут Боккадоро, — после секундного колебания ответил я.
— Что-что, а уж сердце у вас воистину золотое, — с чувством проговорила она и, помахав мне на прощанье, ускакала, даже не взглянув на своих слуг.
Несколько мгновений я смотрел ей вслед, отметив про себя, как ловко она сидела — ведь на лошади было мужское седло, — затем подошел к карете и забрался внутрь.
— А теперь, мошенники, — скомандовал я, высунувшись из окна, — поехали вперед — на Фабриано.
— Мессер, — угрожающе произнес Джакомо, — не знаю, каковы ваши намерения, но если вы собираетесь заманить нас в ловушку, то знайте, что у меня приготовлен для вас нож.
— Болваны! — презрительно отозвался я. — Стоят ли ваши трусливые задницы того, чтобы на них охотиться? Вы мне надоели, дурачье. Пошевеливайтесь-ка, если хотите остаться в живых.
Когда надо призвать лакеев к послушанию и поставить их на место, подобный тон обычно действует безотказно. И этот случай не явился исключением: один из конюхов тут же вскочил на передок кареты и тронул мулов, а Джакомо и остальные последовали за нами легкой трусцой. Некоторое время мы не спеша ехали на юг, в сторону, противоположную той, куда умчалась мадонна Паола, затем я вновь высунулся из окошка кареты и подозвал Джакомо.
— Срежьте нашивки с ваших кафтанов, — велел я ему. — Позаботьтесь, чтобы на них не осталось никаких следов герба дома Сантафьор. Будь у вас хоть на йоту сообразительности, вы бы уже давно сделали это.
Джакомо согласно кивнул, однако моя критика явно задела его за живое, и он сердито нахмурился.
Тем не менее все они беспрекословно повиновались мне; убедившись, что приказ выполнен, я задернул шторки кареты и задумался над тем, как я буду встречать солдат Борджа, когда они нагонят нас. Что и говорить, шутка, которую я собирался сыграть, изумляла меня самого; такая burla [Шутка (ит.)] была вполне достойна несравненного таланта Боккадоро и могла со славой завершить его блестящую карьеру шута.
Внезапный толчок вывел меня из задумчивости. К моему удивлению, карета явно набирала скорость. Я высунулся наружу и осведомился у Джакомо о причине такой спешки.
— Они скачут за нами, — ответил он, повернув ко мне побледневшее от страха лицо.
— Кто это «они»? — спросил я.
— Солдаты Борджа, разумеется.
— Какое нам до них дело, дубина? — недовольно сказал я. — Солдаты, наверное, по ошибке приняли нас за беглецов, которых они преследуют. Умерьте шаг, иначе бедные животные не дотащат нас даже до Фабриано. И не забывайте: мы должны иметь вид никуда не торопящихся путешественников.
Он понял меня, и с полчаса мы лениво трусили по дороге. До Фабриано оставалось, наверное, не более лиги, когда вокруг кареты загремели копыта обгоняющих нас лошадей и чей-то грубый голос велел нам остановиться. Мы немедленно повиновались приказу, и всадники с торжествующими криками окружили нас. Я сорвал с головы шляпу и по грудь высунулся в окошко, чтобы мой колпак с колокольчиками был виден всем. Трудно сказать, кого это удивило больше, солдат Борджа или слуг мадонны Паолы: на каждом обращенном ко мне лице читалось самое неподдельное изумление.

Глава IV
ОБМАНУТЫЙ РАМИРО

Догнавший нас отряд насчитывал около двадцати вооруженных всадников, и их возглавлял не кто иной, как Рамиро дель Орка, тот самый гигант, который третьего дня выпроводил меня из Ватикана. И если уж такая важная персона была послана в погоню за синьорой ди Сантафьор, значит, дело имело весьма серьезный характер.
Вглядевшись, он узнал меня и, казалось, на мгновение лишился дара речи, а его налитые кровью глаза удивленно расширились. Впрочем, замешательство длилось недолго, и в следующую секунду его зычный голос чуть не оглушил меня:
— О черт! — заревел он. — Это что за фокусы?
Затем этот облаченный в стальные и кожаные доспехи великан подъехал к карете и, слегка наклонившись в седле, отдернул закрывавшую окно и дверь шторку, так чтобы все могли увидеть мое красно-желто-черное одеяние.
— Рад встрече, синьор Рамиро, — приветствовал я капитана и, не дожидаясь ответа, добавил: — Не объясните ли, почему вы решили задержать нас? Я очень спешу.
— Sangue di Cristo! [Кровь Христова (ит.)] — рявкнул он. — Объяснять придется тебе, Боккадоро. Как ты оказался здесь?
— Я? — разыграл я удивление. — Я спешу по делам нашего общего господина, синьора кардинала Валенсии.
— Davvero? [В самом деле? (ит.)] — усмехнулся он и, не слезая с лошади, ухватил меня своей могучей рукой за воротник камзола. — Отвечай, как следует, не то в мире одним дураком станет меньше.
— Мир без большого для него ущерба расстанется и с двумя, — отозвался я.
Но он лишь мрачно нахмурился в ответ на мою остроту. Сегодня он явно не был расположен к философским рассуждениям.
— Где девчонка? — сурово спросил он.
— Девчонка? — словно не понимая, о чем идет речь, переспросил я. — Какая девчонка? Разве я аббатиса, чтобы задавать мне подобные вопросы?
Две темные вертикальные линии резче обозначились между его бровей.
— Я спрашиваю тебя еще раз! Где девчонка? — дрожащим от ярости голосом произнес он.
Я несколько натянуто рассмеялся, давая ему понять, что наши препирания начинают мне порядком надоедать.
— Здесь нет никаких девчонок, мессер дель Орка, — сердито проговорил я. — И я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь.
Уверенность, с которой я держался, вероятно, произвела на него некоторое впечатление, поскольку он отпустил меня и с недоуменным видом повернулся к своим людям.
— Разве это не они? — рявкнул он. — Вы что, ошиблись, скоты?
— Как будто они, ваша честь, — отозвался один из солдат, державший в руке пику, на которой развевался флаг с изображением быка, герба рода Борджа.
— Кто сказал «как будто»? — словно рассерженный медведь, заревел Рамиро, явно намереваясь выплеснуть на своих подчиненных досаду за возможно совершенную ошибку. — Какой у них герб на ливреях?
— Никакого, ваша честь, — услышал он чей-то ответ, и вся его ярость улетучилась, как пар из снятой с огня кастрюли. Однако упрямый вояка не собирался капитулировать так просто.
— Клянусь, это они! — вскричал он и вновь напустился на меня: — Что ты здесь делаешь? Отвечай, не то, клянусь всеми святыми, тебя вздернут, виноват ты или нет.
Мне совсем не улыбалась перспектива испытать — пусть на краткий миг — неудобства, причиняемые веревкой висящему телу, и я подумал, что пора поговорить с ним по-другому.
— Наклонись поближе, остолоп, — презрительно обронил я, и такое обращение, видимо, настолько изумило его, что он, казалось, повиновался помимо своей воли. — Не знаю, что вам взбрело в голову, мессер капитан, — продолжал тем временем я, но уже в более учтивом тоне, — однако если вы намерены задержать нас или жестоко обойтись со мной, вам придется отвечать перед синьором кардиналом Валенсии, который, как вы, возможно, успели догадаться, — тут я понизил свой голос почти до шепота, — отправил меня с секретной миссией. Взгляните и убедитесь сами, — протянул я ему свое кольцо.
Предъяви я святой крест хозяевам преисподней, и тогда моя победа навряд ли могла быть более полной. Он тупо уставился на кольцо, затем ошалело оглянулся по сторонам и, совершенно сбитый с толку, пробормотал, запинаясь:
— Но карета... и эти лакеи?..
— Скажите, — с наигранным участием спросил я, — вы ищете точно такую же карету?
— Да, именно такую, — сокрушенно ответил он и вопросительно взглянул на меня.
— Эскорт которой ехал в ливреях дома Сантафьор? — внезапно оживился я.
Его утвердительный ответ почти потонул в потоке извергаемых им проклятий.
— Тогда не теряйте даром время, — невозмутимо произнес я. — Эта компания около часа назад обогнала нас, верно, Джакомо?
— Не позднее того, — неохотно подтвердил слуга.
— Куда они ехали? — внезапно оживился Рамиро, более не сомневавшийся в моих словах.
— В сторону Фабриано, — ответил я, — но, может быть, и в Сенигаллию [Сенигаллия — порт на Адриатическом побережье, между Пезаро и Анконой] , — не доходя Фабриано, дорога раздваивается.
Этого для него оказалось достаточно. Резко выпрямившись в седле, он внезапно охрипшим голосом скомандовал солдатам следовать за ним и, даже не поблагодарив меня за столь ценные сведения, пришпорил свою лошадь. Целое облако снежной пыли окутало нас, когда всадники припустились в галоп, и вскоре только истоптанный лошадиными подковами снег вокруг кареты напоминал об их недавнем присутствии.
Редкая комедия, в которой мне приходилось участвовать, доставила мне такое удовольствие и, одновременно, потребовала полной самоотдачи, и неудивительно, что по ее окончании я разразился громким развеселым хохотом. Но в полной мере насладиться триумфом мне помешал Джакомо, который слез с лошади и с угрюмым видом подошел к карете.
— Ты ловко одурачил нас, — ядовито процедил он сквозь зубы.
Смех замер у меня в горле, и я смерил его недоуменным взглядом. Что за чушь он нес? Неужели он не испытывал ни малейшего чувства благодарности к человеку, который спас его трусливую шкуру?
— Ты ловко одурачил нас, — повысив голос, повторил он.
— Это моя профессия, — сказал я. — Но, как мне кажется, одураченным скорее можно назвать мессера дель Орка.
— Верно, — слегка раздраженно сказал он. — Но что будет, когда он догадается, какую шутку с ним сыграли? Что будет, когда он вернется?
— Откуда мне знать, — пожал я плечами. — Я же не пророк.
— Отвечай мне! — заорал он, разъяренный моим беспечным тоном.
— Неужели тебя и вправду интересует, что он сделает, когда вернется? — любезно осведомился я.
— Да, — выпалил он, скривив губы.
— Я бы сказал, что ты проявляешь нездоровое любопытство, которое, впрочем, нетрудно удовлетворить. Оставайся здесь и дождись его возвращения. Так ты это и узнаешь.
— Ну уж нет, пусть остается кто угодно, только не я, — отрезал он.
— И не я, и не я, и не я! — подхватили его компаньоны.
— Тогда какого черта ты лезешь ко мне с бессмысленными вопросами, Джакомо? Имеет ли значение, на ком мессер дель Орка выместит досаду, когда поймет, как его провели? Забудьте о нем и исполняйте свой долг, — продолжал я, обращаясь ко всем ним сразу. — Поторопитесь в Кальи, где в гостинице «Луна» вас дожидается госпожа. Затем немедленно отправляйтесь в Пезаро и, если нигде не замешкаетесь, окажетесь под защитой крепостных стен синьора Джованни Сфорца намного раньше, чем мессер дель Орка вновь почует ваш след.
Но Джакомо только презрительно рассмеялся, так что его тучное тело содрогнулось, словно в конвульсиях.
— Будь я проклят, если сделаю хоть шаг в сторону Кальи, — заявил он, и трое его товарищей единодушно поддержали его.
— Как же так? — я даже не сразу понял, что он имеет в виду.
— Я возвращаюсь в Рим. Я не хочу больше рисковать своей шеей из-за каких-то шутов.
— Если ты собираешься рискнуть ею ради себя самого, — сказал я, вложив в свои слова все презрение, на какое в ту минуту оказался способен, — то ты сделаешь это ради величайшего в мире дурака и трусливейшего плута, позорящего само имя человека. А ваша госпожа? Неужели ей придется ждать вас до Судного дня? Если при твоем бычьем теле ты наделен хотя бы сердцем кролика, ты немедленно сядешь на свою лошадь и поскачешь в Кальи.
Джакомо совершенно не понравилась манера, в которой я разговаривал с ним. Он замахнулся, собираясь ударить меня, но я оказался проворнее. Выпрыгнув из кареты, я схватил Джакомо за грудки и швырнул мерзавца в придорожный сугроб.
Его приятели вытащили ножи и попытались атаковать меня. Но я прижался спиной к карете и обнажил свой длинный кинжал, давая понять, что готов защищаться до конца. Соотношение сил было явно не в мою пользу; их было четверо, а я — один, однако они, посовещавшись, сочли за лучшее не связываться со мной. Они сели на лошадей и, язвительно пожелав мне на прощанье успешно избавиться от кареты и от мулов, поскакали назад, очевидно направляясь в Рим. Как впоследствии выяснилось, они уехали не с пустыми руками: Джакомо прихватил с собой кошелек с деньгами, который ему доверила мадонна Паола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29