— А что случится завтра, когда он проснется и обнаружит его отсутствие? Начнутся повальные обыски, пытки и казни, которые прекратятся только тогда, когда оно отыщется. Впрочем, незачем убеждать вас в этом — вы лучше меня знаете нрав губернатора Чезены.
— Только это и останавливает меня, — тяжело вздохнул он. — Если бы я знал, как переправить письмо Чезаре Борджа или как выбраться с ним сейчас из Чезены, я ни секунды не колебался бы. Армия Чезаре Борджа сейчас стоит в Фаэнце, до которой не более двенадцати часов пути верхом [Расстояние от Чезены до Фаэнцы незначительно превышает 30 км] . Увы, я не смогу выехать раньше, чем настанет утро, но к этому сроку о пропаже станет известно и никому не будет позволено покидать крепость.
— Что ж, значит, надо сделать так, чтобы он не заметил исчезновения письма, а на это очень трудно уповать, — сказал я.
Мы опять замолчали.
— Как вы считаете, он еще спит? — поинтересовался я.
— Наверняка, — утвердительно кивнул Мариани.
— Кто-нибудь может случайно увидеть нас, если мы сейчас отправимся на галерею?
— Это исключено. В такое время в Чезене бодрствуют одни часовые.
— Тогда идемте и посмотрим, что можно предпринять, — сказал я, вставая. — Может быть, там, на месте, нам скорее удастся что-то придумать.
Я направился к двери. Мариани подхватил свой фонарь и последовал за мной, стараясь идти мягко и бесшумно.

Глава XVIII
ПИСЬМО

Мы на цыпочках прокрались вдоль коридора в сторону галереи, венчающей банкетный зал. Благополучно достигнув ее, мы притаились в темноте и прислушались — ни один звук не нарушал царившую в замке тишину.
Осторожно опершись о крепкие дубовые перила, ограждавшие галерею, я заглянул вниз. Там все было черно, и лишь в центре зала, вокруг стола с двумя горевшими на нем свечами, образовался небольшой оазис света. У стола, уронив голову на грудь, неподвижно сидел Рамиро, а перед ним лежала какая-то бумага, которая, как я догадался, и являлась интересующим нас письмом. Если не задумываться о последствиях, то завладеть им сейчас не составляло никакого труда, но это был бы поступок не только неосмотрительный, но и опасный.
Требовалось срочно что-то придумать, однако, признаюсь, поначалу я почувствовал себя совершенно обескураженным. Рядом с собой я слышал напряженное дыхание Мариани, драгоценные минуты уходили одна за другой, и я уже собирался признать свое поражение, как вдруг меня осенила неожиданная идея. Я попросил Мариани принести мне другой лист бумаги, примерно такого же размера, как тот, что лежал на столе перед Рамиро. Старик молча кивнул головой и, осторожно ступая, исчез в темноте коридора.
Рамиро тем временем громко захрапел, и я начал не на шутку опасаться, как бы его не разбудил его же собственный храп. Впрочем, Мариани отсутствовал недолго. Я буквально выхватил лист бумаги из руки сенешаля и, игнорируя его расспросы — не время было заниматься объяснениями, когда каждая секунда была на счету, — поспешил к лестнице и ринулся вниз.
Но не зря пословица гласит: «Торопись медленно». Преодолев пару ступенек, я пропустил третью, сделал резкое движение, и колокольчики на моем колпаке предательски звякнули. Я замер, до боли сжав зубы и затаив дыхание. На верху Мариани предупреждающе зашипел на меня, только увеличивая этим мое смятение. Надо же было оказаться таким дураком, чтобы забыть про колокольчики, обругал я себя, боясь даже подумать о последствиях своей оплошности.
Слава Богу, Рамиро даже не шелохнулся в своем кресле. Однако я подумал, что не стоит искушать судьбу, и решил сначала избавиться от этого проклятого колпака. Кто знает, вдруг мне потребуется быстро и бесшумно скрыться отсюда; в таком случае, звяканье колокольчиков непременно выдало бы меня.
Я поднялся на галерею, к неописуемому удивлению и испугу Мариани, который успокоился лишь тогда, когда я сказал ему о причине своего возвращения, мы вместе углубились в коридор, и там он помог мне стащить с головы колпак.
Попросив его отнести колпак в мою комнату, я вернулся к лестнице и вновь начал спускаться, на сей раз без всякой спешки, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Рамиро сидел спиной ко мне, а справа от меня находился высокий буфет — тот самый, откуда мальчик доставал вино, — который мог послужить мне прикрытием в случае опасности. Секунду постояв в нерешительности у подножия лестницы, я медленно двинулся вперед. Густо устилавшие пол камыши заглушали звуки моих шагов, и, пройдя половину расстояния, я почувствовал себя увереннее. Но, на свою беду, в полутьме я не заметил табуретку, неизвестно как оказавшуюся на моем пути, и с грохотом опрокинул ее. Думаю, что, раздайся над моим ухом пушечный выстрел, мои до предела натянутые нервы спокойнее отреагировали бы на это. Обливаясь липким ледяным потом, я упал на четвереньки и неподвижно замер, не осмеливаясь даже дышать.
Храп резко оборвался. Рамиро поднял голову и лениво, словно нехотя, повел ею из стороны в сторону, словно желая выяснить, что же разбудило его. И прошло еще несколько ужасных мгновений, прежде чем я услышал его ровное, глубокое дыхание, говорившее о том, что он задремал. Но я не стал спешить и ждал еще не меньше десяти минут, наверное показавшихся Мариани вечностью, пока вновь не услышал раскатистый храп Рамиро.
Затем я осторожно поднялся с пола и медленно прокрался к столу. На сей раз я благополучно достиг своей цели, и молча, словно призрак, встал рядом с Рамиро, глядя на него сверху вниз.
Он тяжело дышал во сне, его лицо побагровело от выпитого, губы омерзительно кривились, и спутанные пряди рыжих волос в беспорядке спадали на мокрый от пота лоб. У него на поясе, в соблазнительной близости от меня, висел длинный кинжал, и неудивительно, что у меня возникло сильное желание воспользоваться им. Очистить мир от такого чудовища являлось, без сомнения, богоугодным делом, но что могла принести мне смерть Рамиро? Скорее всего, только верную гибель от рук его товарищей, а это никоим образом не устраивало меня теперь, когда жизнь для меня словно начиналась заново и была полна надежд и обещаний. Письмо — если наши предположения о его содержании подтвердятся — могло оказаться куда более действенным оружием. Я огляделся по сторонам и хорошенько прислушался. В замке царила полная тишина, нарушаемая лишь размеренными шагами часового во дворе, но мне казалось маловероятным, чтобы он по собственной инициативе, не имея на то приказания Рамиро, осмелился заглянуть сюда.
Я решил, что, пока Рамиро спит, я могу считать себя в относительной безопасности. Поэтому я пристроился за спиной Рамиро — такая позиция, по моему мнению, давала мне больше преимуществ в том случае, если он вдруг начнет пробуждаться, — выгнул шею и вперил взгляд в письмо, самый краешек которого был зажат у него между пальцев. Разобрать, что было написано там, не составляло для меня большого труда: я всегда отличался превосходным зрением, а Вителоццо Вителли обладал крупным, ясным почерком. Затаив дыхание, я принялся читать письмо, содержание которого я хорошо помню и по сей день, по прошествии стольких лет.
«Достопочтенный Рамиро, — было написано в нем. — Я получил ваш ответ на отправленное мною письмо, и меня очень обрадовало, что вам удалось найти человека, который нам так нужен. Пусть же он готовится к действиям — решающий час приближается. Сразу после наступления Нового года Чезаре Борджа собирается отправиться на юг и по дороге намерен посетить Чезену, чтобы на месте расследовать выдвинутые против вас обвинения в злоупотреблении властью. Как видите, обстоятельства вынуждают вас самым решительным образом позаботиться о собственной безопасности. Надеюсь, вы не обманете наших ожиданий и будете достойны обещанной вам награды. Намеченный герцогом визит в Чезену как нельзя более благоприятен для осуществления наших планов. Да укрепит Господь руку вашего арбалетчика и направит его стрелу точно в цель. Я верю, что вся Италия с облегчением вздохнет, избавившись наконец от власти тирана. Кланяюсь вашему превосходительству и с нетерпением жду от вас известий.
Вителоццо Вителли ».
Итак, наши подозрения полностью подтвердились. Заговор действительно существовал и был нацелен против самого герцога Валентино. В обладании этим письмом заключалось спасение и для мадонны Паолы, и для меня, надо было всего лишь благополучно доставить его Чезаре Борджа.
Я шагнул к столу, быстрым и бесшумным движением схватил письмо со стола, вновь отступил назад и замер. Рамиро, как ни в чем не бывало, продолжал храпеть; выждав еще несколько секунд, я сделал пару шагов в сторону, стараясь не шуршать, сложил письмо и сунул его себе в пояс. Я достал из-за пазухи чистый лист бумаги, которым снабдил меня Мариани, и, вернувшись к столу, положил его точно на то же место, где находилось письмо, разве что, из опасения разбудить Рамиро, не вложил лист ему в руку.
Внутренне перекрестившись и затаив дыхание, я приступил затем к самой трудной части моего отчаянного предприятия. Я взял с подсвечника свечу, поджег с угла бумагу и положил свечу на стол. Я надеялся, что мессер Рамиро, проснувшись, придет к выводу, что именно ее падение вызвало пожар на столе.
Пламя быстро пожирало бумагу и приближалось к руке спящего Рамиро. Если я хотел успеть добраться до галереи незамеченным, мне следовало бы уже находиться на лестнице, но сперва я должен был убедиться в том, что огонь сделал свое дело, — иначе все наши хлопоты оказались бы напрасными.
Вот пламя лизнуло пальцы Рамиро; медлить было нельзя, и я быстрыми, бесшумными шагами направился к лестнице. Но я не успел преодолеть и половины расстояния, отделявшего меня от нее, как за моей спиной раздался громкий крик боли. Я тут же упал на колени и притаился на полу, успев лишь подползти поближе к буфету. Тряся обожженной рукой и дико озираясь, Рамиро вскочил на ноги. Его взгляд остановился на обуглившейся бумаге и лежавшей на столе свече; секунду он тупо глядел на них, затем одним движением смахнул пепел со стола на пол и рухнул обратно в кресло.
— Дьявольщина! — вполголоса выругался он. — Хорошо, что я успел несколько раз прочитать его. Впрочем, уж лучше ему было сгореть, чем попасться на глаза кому-нибудь, пока я спал.
Эта мысль, однако, насторожила его. Он встал с кресла, взял в руку свечу и, высоко подняв ее над головой, внимательно огляделся по сторонам. Сколь слабым ни был свет свечи и сколь густой ни была тень там, где я прятался, он, однако, сумел каким-то образом заметить что-то показавшееся ему подозрительным возле буфета и, удивленно вскрикнув, сделал шаг в мою сторону.
Я не стал ждать, пока он приблизится ко мне и отрежет путь к отступлению, тем самым лишив меня всякой надежды на спасение. Я решительно поднялся с пола и с безграничной наглостью назвал себя:
— Это всего лишь я, ваше превосходительство, Боккадоро.
Он уставился на меня своими полупьяными глазами, настолько ошеломленный моей дерзостью, что на время, казалось, лишился дара речи.
— Что тебе здесь надо? — наконец спросил он, и в его голосе смешивались недоумение, гнев и угроза.
— Мне захотелось пить, ваше превосходительство, — ловко солгал я. — Мне захотелось пить, и я вспомнил о буфете, в котором у вас хранится вино.
Стоя в шести шагах от меня, он продолжал сверлить меня угрюмым взглядом, словно пытаясь определить, насколько правдивым можно считать мой ответ.
— Если это так, то почему ты прятался? — хитро прищурившись, задал он новый вопрос.
— Одна из свечей на вашем столе упала и разбудила вас, — пояснил я. — Я испугался, что мое присутствие может вас рассердить.
— Ты не подходил к столу? — продолжал он допытываться. — Ты не видел бумагу, которую я держал в руке? О нет, черт побери! На сей раз я не стану рисковать. Ты родился под несчастливой звездой, шут. Даже если ты говоришь чистую правду, ты выбрал неподходящее время, чтобы прийти сюда, и это для тебя плохо кончится.
С этими словами он швырнул свечу на стол и резко выхватил свой кинжал. Помощи ждать было неоткуда — на притаившегося наверху Мариани рассчитывать не стоило. Однако я подумал, что, если, опередив этого пьяного бандита, мне удастся раньше него подняться на галерею, тогда я успею передать письмо Мариани, и моя смерть окажется ненапрасной. Чезаре Борджа отомстит за меня, и мадонне Паоле, по крайней мере, не будет угрожать опасность попасть в грязные лапы Рамиро. Пусть только Мариани доберется до Фаэнцы, и через сутки, не позднее, тело мессера Рамиро дель Орка затрепещет на той жуткой балке, которую он цинично окрестил своим флагштоком.
Странная, неистовая радость охватила все мое существо: как бы то ни было, я сумел перехитрить Рамиро, и он ни на секунду не усомнился, что сгоревшая бумага, пепел которой он обнаружил на своем столе, являлась письмом Вителли. Он опасался, что я прочитал его, но ему даже в голову не пришло, что письмо можно было подменить.
Надо было действовать без промедления, и, прежде чем Рамиро сделал первый шаг ко мне, я уже мчался громадными прыжками по направлению к лестнице. Изрыгая проклятия и тяжело дыша, он устремился вслед за мной, и я немало подивился скорости, которую он сумел развить, несмотря на обилие выпитого и на свои внушительные габариты. Тем не менее расстояние между нами увеличивалось, и я подумал, что если у Мариани хватит присутствия духа дождаться меня возле коридора, нам еще удастся поквитаться с этим злодеем Рамиро, пускай даже мне придется заплатить за это своей жизнью. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться. В темноте я опять оступился на лестнице и чуть было не упал. Желая наверстать упущенное, я изо всех сил рванулся дальше, но, не успев толком восстановить утраченное равновесие, споткнулся еще раз и во весь рост растянулся на лестнице. В следующее мгновение я услышал торжествующий рев Рамиро. Его пальцы мертвой хваткой сомкнулись на моей лодыжке, меня грубо потащили вниз, и моя голова прилежно пересчитала все ступеньки, оказавшиеся у нее на пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29