Нет, мы
его не уполномочивали. Должно быть, это какой-то сумасшедший,
страдающий манией величия. А может, и авантюрист с преступным
прошлым..." Свалить все на "самозванца" - как это выгодно... и
гнусно! Нет, они не дураки, и не случайно начали обрабатывать
меня чуть ли не в последнюю минуту: никто не должен знать о
нашей связи. И, в то же время, такие люди любят действовать
наверняка, поэтому они не оставили за мной свободы выбора: если
я откажусь, они сделают свое дело сами, хотя и с меньшими
шансами на успех и с большими жертвами, а меня, как
неудавшегося мессию, отдадут под суд за убийство (паренек при
таком развитии событий не выживет - это ясно), и тогда мне
грозит расстрел. Обычно за такие преступления, совершенные
впервые, дают, по-моему, от 10 до 15 лет, но тут, опять-таки,
случай не совсем обычный, ведь имнужно убрать свидетеля
заговора, и это будет не трудно сделать, обладая властью.
Высшая мера наказания... "Высшая!" Это слово как-то особенно
мерзко звучит в сочетании с двумя другими, будто кто-то
глумится над обреченным на смерть человеком. Преступника ставят
к обшарпанной пулями стене, зачитывают простуженным голосом
приговор, целятся в него мутным с похмелья глазом, дергают
спусковой крючок... И все это называется высшей мерой! Я не
хочу такой высшей меры!" - чуть не закричал я вслух, холодея
сердцем в горячей воде.
"Что же делать?" - спросил я себя опять, немного
успокоившись. Сердце мое постепенно оттаивало от
смертно-ледяного холода, и я с удовольствием прислушивался к
его громкому и упругому биению. "Может, все-таки принести себя
в жертву? - пустил я его в галоп. - Нет, не годится, - поспешил
я осадить его, - ведь своим отказом от сотрудничества с КМС я
окончательно добью несчастного паренька... Что же делать???" И
тут мне будто шепнула вода из неплотно закрученного крана:
"Топис-с-сь..." Сердце мое тут же встало на дыбы, но я лишь
больно хлестнул его: "Это выход!" Я торопился, чтобы не дать
себе времени опомниться, но мозг мой работал четко:
перво-наперво я крепко свел пальцы в замок за спиной, дабы не
цепляться инстинктивно за край ванны, затем я резко и шумно
выдохнул весь воздух из легких и с открытым ртом скользнул
ягодицами по дну ванны, высоко поднимая ноги... В горло
обжигающе хлынула горячая вода, и я почувствовал, как мой живот
тяжело надувается, будто залитый водой воздушный шарик... В
следующую секунду я ощутил в груди удушающий спазм и
инстинктивно потянул в себя ртом, и новый поток воды ворвался
теперь уже в легкие. В ужасе забыв о своих планах, я судорожно
засучил ногами, одновременно пытаясь разжать руки, но ничего не
получилось: пальцы были придавлены спиной... Изо рта моего
безобразно вышел большой неровный пузырь с колышущимися краями
-вытесненные водой из легких последние остатки кислорода...
"Это конец", - булькнула вода надо мной, и колышущийся за ней
белый потолок стал быстро темнеть, покрываясь рябью черных
точек...
...............................................................
...............................................................
...............................................................

Ощущение смерти. Его невозможно передать, потому что не с
чем сравнить. Полная пустота... С чем можно сравнить пустоту?
Но это даже и не сама Полная Пустота, а только ее предощущение,
некая нейтральная зона, отделяющая одну реальность от другой...
Как долго я пребывал в этой пустоте? Может, мгновение, а
может, и целую вечность, ведь там нет времени... Но вот эта
необъятная пустота начала сокращаться, сжиматься и
конденсироваться, и из "ничего" чудесным и необъяснимым образом
получилось "нечто", некая оболочка пустоты или даже некий
символ оболочки пустоты, и я почувствовал мягкий толчок вверх,
а в следующий момент неожиданно прозрел, приятно удивившись
тому, что продолжаю существовать, несмотря на то, что не
чувствую своего тела. Прозрев, я обнаружил, что окружающий мир
изменился в моем восприятии, став более объемным и завершенным,
и объяснялось это очень просто: я теперь мог видеть
одновременно все вокруг себя, то есть одновременно все четыре
стены, пол и потолок ванной комнаты, посередине которой я висел
в воздухе.
Внизу прямо под собой я увидел нечто особенно
отвратительное и гадкое - голое тело с раскрытым по-рыбьи ртом
и выпученными красными глазами... Но самое неприятное
заключалось в том, что это жалкое тело показалось мне знакомым,
и я не без брезгливого удивления догадался, что вижу перед
собой свою телесную оболочку, свой опустевший кокон.
Оставив эту мерзость разлагаться в воде - чем быстрее это
произойдет, тем лучше! - я легко пролетел через крышу, не задев
ни одного ее атома, и очутился на просторе. Внизу, перед домом,
все так же невозмутимо прогуливался охранник с собакой.
"Счастливо оставаться!" -крикнул я им, взмывая резко вверх, но
даже чуткая собака и ухом не повела... А я поднимался все выше
и выше и летел все быстрее и быстрее, и уже звезды превращались
в светящиеся прямые линии, а скорость все нарастала!
Когда скорость превысила какой-то предел, само пространство
свернулось вокруг меня в бескрайний темный тоннель, в конце
которого забрезжил яркий, но не слепящий белый свет, манящий
своим мягким ласковым сиянием. Свет становился все ближе и
ближе, и его искрящиеся потоки все плотнее и плотнее овевали
меня, и при соприкосновении с ними я слышал чарующие и
торжественные звуки, будто ангелы трубили в фанфары... И вот
настал тот долгожданный момент, когда я полностью окунулся в
этот уютный светящийся мир, и уже не стало никакого движения, а
были лишь покой и радость.
Навстречу мне вышел искрящийся любовью Занзибаров, и я
тотчас понял, что это уже не тот Занзибаров, которого я знал на
Земле, а "Занзибаров" в кавычках, как бы актер, игравший прежде
роль земного Занзибарова, и мы тепло обнялись с ним, как,
должно быть, обнимаются после удачной премьеры друзья-артисты,
представлявшие на сцене заклятых врагов. "Пошли, - сказал мне
"Занзибаров", - я отведу тебя к Нему". Мне сразу же стало ясно,
что Он - это Он, и я с готовностью пошел за Занзибаровым, не
задавая ненужных вопросов. И я увидел Его... Он был в белых,
сотканных из света, просторных одеждах, и лик Его был озарен
всепрощающей родительской любовью.
- Зачем ты так рано пришел сюда? - спросил Он строго, но
без упрека.
- Мой человеческий ум слаб, - признался я. - Я не знал, как
поступить, и решил, что это лучший выход.
- Это последний выход, и потому не лучший, - сказал Он. =
Ты должен вернуться обратно.
- Я не хочу возвращаться, - возразил я. - Там ложь и
разврат, жестокость и грязь... Я не в силах исправить мир
людей, и только сам погрязаю в грехе. И потом... я не хочу
снова умирать!
- Ты должен вернуться, чтобы завершить свою миссию, - мягко
настаивал Он.
- Но я не могу понять, в чем она заключается... Скажи мне!
- взмолился я.
- Я не могу тебе сказать, пока ты ее не выполнишь, а после
ты и сам узнаешь, - ласково, как ребенку, улыбнулся Он мне. =
Ты должен сам понять. А теперь тебе надо идти - ты должен
торопиться!
Он подал знак "Занзибарову", и тот вывел меня через
открывшийся в световом полотне проем в полутемный длинный
коридор, освещавшийся за счет света, который пробивался через
щели из-за множества дверей. Ближайшая дверь, сделанная, на
вид, из толстого листа прочной стали, сильно выгибалась и
дрожала, готовая вот-вот сорваться с петель, а за ней гудел,
беснуясь, мощнейший световой ураган, выбивающийся из-под нее
ослепляющим сквозняком, и свет тот внушал таинственный страх,
который мучительно хотелось преодолеть, чтобы узнать Последнюю
Великую Тайну или даже Великую Последнюю... Завороженный, я
метнулся к этой двери, но "Занзибаров" ловко поймал меня и
оттащил, и я вдруг почувствовал облегчение, будто вырвался из
смертельной западни... "Нужно искать дверь, за которой меньше
всего света", - сказал знающий "Занзибаров".
Мы пробежали вдоль целого ряда интенсивно светящихся дверей
и распахнули белую легкую дверцу, из-под которой струилось
тихим ручейком ровное голубоватое свечение... Нашему взору
предстала залитая каким-то неестественным светом, бледным и
ярким одновременно, огромная комната без стен и потолка, в
которой стоял просторный стол, а вокруг стола - прозрачные люди
в зеленых халатах и белых марлевых повязках. Я отшатнулся в
испуге, и, осторожно закрыв дверь, мы помчались дальше, пока не
остановились у массивной резной двери, под которой трепетала
золотистая полоска света. Мы потихоньку просунули головы в эту
тяжело отворившуюся дверь, и увидели необъятных размеров зал,
слабо освещенный дрожащим светом канделябров. Высокие стенызала
были завешаны причудливыми гобеленами мягких тонов, а по
украшенному паркетной мозаикой полу передвигались в неспешном и
плавном танце под клавесинную музыку маленькие и странные, но
симпатичные существа: пухленькие, с круглыми детскими
мордашками и слюдяными крылышками, как у стрекоз.
- Пошли дальше! - сказал я "Занзибарову", убирая голову
обратно за дверь.
- Дальше идти нет времени, - ответил он. - Давай пройдем
через зал вон к той двери, - он показал на маленькую, точно
потайную, дверцу в боковой стене зала.
- А если там западня? - усомнился я.
- Придется рискнуть.
"Занзибаров" первым вошел в зал, увлекая меня за собой. Не
успели мы пройти и нескольких шагов, как маленькие подвижные
существа вовлекли нас в свой танец и закружили в хороводе.
Свечи разгорались все сильней, музыка становилась все громче, а
мы с "Занзибаровым" все энергичнее выделывали замысловатые
па... И тут я с ужасом почувствовал, как у меня за спиной
отрастают аккуратные крылышки, а сам я, помимо своей воли,
время от времени вспархиваю к потолку, чтобы выкупаться в
плотном ярко-золотистом свете. Я отыскал взглядом
"Занзибарова": его голова, руки и ноги стали совсем крошечными,
и он напоминал теперь в своем увлеченном порхании
отвратительно-красивую крылатую личинку. Я с трудом выдернул
его из этого заразительного хоровода и протащил, упирающегося,
к заветной дверце. Забыв обо всех предосторожностях, я настежь
распахнул дверцу и, ввалившись вместе с "Занзибаровым" в
открывшийся сумрачный проем, плотно захлопнул ее с облегчением.
- Ты что, сдурел? - спросил я только теперь опомнившегося
"Занзибарова".
- Извини, увлекся, - вздохнул он, обрывая с моей спины
ломкие крылышки.
Придя в себя, мы огляделись и увидели, что находимся в
совсем темном коридорчике, в котором была видна всего одна
дверь, кроме той, через которую мы вошли. Растворив со ржавым
скрипом эту кованую железом дверь, мы очутились на пороге
клетушки с каменными стенами и крохотным окошком под потолком,
через которое мягко пробивался пыльный сноп вечернего солнца,
окрашивая грубые шершавые стены в нежный латунный цвет. "Давай
останемся здесь, - предложил я "Занзибарову". - Тут тихо и
уютно, да и свет совсем не яркий". В ответ "Занзибаров"
выразительно постучал пальцем по виску: дурак, это же камера
смертника! Меня передернуло, и я поспешно захлопнул дверь этой
ловушки, оставшись в полной темноте. "Занзибаров!" - позвал я,
ничего не видя перед собой. Никто не ответил. Я пошарил руками
в темной пустоте и нащупал мягкую, будто обшитую дерматином,
дверь. Не теряя времени на раздумья, откуда она взялась, я
толкнул ее ногой и попал из полной темноты в абсолютную
черноту. Мне стало страшно, и это был уже не тот возвышенный
страх, который я испытал перед первой ослепительно-таинственной
дверью, а самый обычный животный ужас, ложащийся тяжелым грузом
на сердце и провоцирующий предательское бурчание в желудке...
"Нет, не может быть, чтобы была абсолютная темнота, потому
что нет ничего абсолютного", -я стал отчаянно всматриваться в
черноту объявшей меня пустоты, и чем дольше и дальше я в нее
всматривался, тем больше она давила на меня, и я почувствовал,
что это уже не сама пустота, а некий ее густой тяжелый
концентрат вязко пропитывает все мое сознание. В этом черном
концентрате, как в тяжело кипящей смоле, стали образовываться
моментальные прорывы с безобразными рваными краями, и сквозь
эти прорывы, как через мутное стекло, я увидел полукруг
сведенных макушками человеческих голов. В то же время я
неприятно ощутил свое ноющее тело и обнаружил, что лежу на
чем-то жестком и колком с закрытыми глазами... Разлепив веки, я
увидел все те же головы склонившихся надо мной людей. Сам я
лежал совершенно голый на мокром и колючемсинтетическом ковре и
дрожал от холода.
- Закутайся, водолаз! - бросил мне седой сдернутое с
кровати одеяло.
- М-м-мерси, - простучал я зубами.
- Насилу откачали, - буднично сказал он, закуривая.
- Юрий Палыч, принесите коньяку, - попросил его Иван
Иваныч.
Кивнув на дверь двум своим подручным, седой вместе с ними
вышел, чтобы всего через полминуты вернуться с пузатым
"Наполеоном" и тонкими ломтиками лимона на подносе.
- Выпейте с нами, - сказал ему Иван Иваныч, имея ввиду "вы
заслужили".
Мы молча опрокинули по стопке, и седой почтительно, как
сценический лакей, удалился.
- Не ожидал я от вас таких фокусов, - пожурил меня Иван
Иваныч, отправляя в рот лимонный ломтик вместе с коркой. =
Жуйте цедру - это полезно.
- Какие "фокусы"?! - невольно скривился я, глядя на него. =
Просто заснул и случайно захлебнулся... А вы как узнали?
- Скажите спасибо Юрь-Палычу - он все про всех знает.
Удивительный дар у человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22