"Черная дыра!" - только и успел я подумать.
7. Занзи-барщина
Наутро я проснулся в твердой уверенности, что мне в рот
нагадили дикие кошки. Но как это получилось? Не открывая глаз,
я напряг память, вернее, ее остатки, и смутно припомнил, что,
выйдя со дня рождения, свалился в подъезде... Подлые подъездные
кошки! Я махнул рукой, чтобы отогнать от себя жестко-пушистую
тварь, но, разлепив глаза, обнаружил, что лежу на собственной
кровати, упираясь лбом в шерстяной настенный ковер. Я был
озадачен. "Где же кошки? Тьфу, нет, не то... Как я попал домой,
вот в чем вопрос!" - попытался я сообразить, хватая себя за
волосы, чтобы отлепить голову от стены.
- Проснулся? - послышался надо мной женский ласковый голос.
- А? - я перевернулся на спину и увидел над собой
собственную жену со слезящейся трехлитровой банкой, доверху
наполненной пенной желто-бурой жидкостью.
- Пивком не хочешь реанимироваться? - протянула она мне
своими мягко-белыми руками сосуд с живительной влагой.
- Откуда взяла? - прохрипел я, жадно припадая иссохшими
губами к успокаивающе-холодному стеклянному краю.
- Мама с утра пораньше в пивнушку сбегала, - спокойно
ответила Алена.
- Кху! - я прыснул на пододеяльник душистыми брызгами.
Нет, это уже слишком даже и для пьяного бреда! В то, что
жена подает похмельному мужу пиво в постель, еще можно, хоть и
с трудом, поверить, но чтобы теща бегала за этим самым пивом в
пивнушку?! Это, пожалуй, и для вселенского мессии многовато, не
то что для угловского!
- Кх-кх, - только и смог я произнести в ответ.
- Говорила я тебе, братец Иванушка, не пей - поросеночком
станешь! - смеясь, она похлопала меня по спине.
- Спасибо, сестрица Аленушка, - поблагодарил я ее,
прокашлявшись. Затем я еще пару раз отхлебнул и немного
собрался с мыслями, слизывая с губ пивные пенки. - Поздно я
вчера пришел? -задал я, наконец, дипломатичный вопрос в расчете
выведать, что же такое великое я сотворил в беспамятстве и чем
осчастливил жену и тещу до столь невероятной степени.
- Пришел?! - вскинула брови Алена. - Да тебя принесли и
сбросили в прихожей, как мешок с кое-чем.
- С чем?.. Тьфу, бля! Кто? Кто принес?
- Председатель.
- ?!
- Председатель вашего шахматного клуба.
- Ах, да... ну да, - сказал я, тупо улыбаясь.
- Оказалось, кстати, мама видела его мельком в редакции на
прошлой неделе: он приносил статью в "Вечерний коммунист".
- А про что была статья? - насторожился я.
- Кажется, что-то про духовные идеалы коммунизма.
- Все ясно, - нахмурился я.
- Мы с ним очень мило побеседовали за чашкой чая: он нам
излагал свои идеи духовного возвышения человека. Чувствуется,
очень умный и интеллигентный мужчина. Маман от него осталась
просто без ума. Говорит, наконец-то встретила единомышленника.
- И долго вы с ним... беседовали?
- Да нет, минут двадцать, а потом он сказал, что его ждут и
раскланялся...
- Ждут? - снова насторожился я.
- Что ты говоришь? - переспросила Алена.
- Да нет, ничего. А про меня он что-нибудь говорил?
- Про тебя он сказал, что ты обладаешь критическим умом и
мог бы далеко пойти, если бы был чуточку сдержаннее.
- Интересно, - наморщил я лоб.
Да, что ни говори, а интересная вырисовывалась картинка:
представившись председателем шахматного клуба, Занзибаров
проникает в мою "родную берлогу", гоняет чаи с моими домашними
и заряжает... нет, заражает их своей чудотворной энергией.
Теперь понятно, откуда весь этот спектакль с пивом в постель:
невидимая рука Занзибарова! А вот вопросик поинтереснее, хотя и
чисто риторический: откуда Занзибаров узнал мой адрес и про
легенду о шахматном клубе? Хороша же моя пассия - выдала на
корню! Хотя, она не знает моего адреса... Никак не сходятся
концы с концами, прямо-таки мистика!
- Мистика, - сказал я вслух, увлекшись своими мыслями.
- При чем тут мистика? - не поняла Алена.
- Да нет, это я так, про себя, - ответил я, плотно закрывая
пластиковую крышку на початой на четверть банке. - Пойду подышу
свежим воздухом, а то мутит слегка.
Выйдя на улицу, я тут же позвонил из автомата Ольге и
потребовал немедленной встречи.Ольга отвечала довольно холодно,
но от встречи не отказалась и назначила мне встречу в
"стекляшке" - кафетерии неподалеку от своего дома. Я взял за
прилавком два заменявших кофе желудевых напитка (больше, как
водится, ничего не было), и мы сели за удобный столик у окна,
благо свободных мест было предостаточно.
- Я слушаю тебя, - сказала Ольга, глядя в окно, за которым
шло что-то непонятное: дождь - не дождь, снег - не снег.
- Это я тебя слушаю, - сразу же перешел я в контратаку, =
потому что хочу знать, почему ты бросила меня в невменяемом
состоянии. Хорошо, что я упал в подъезде, а мог бы упасть на
улице и насмерть замерзнуть!
- Во-первых, ты вел себя как настоящий идиот, - удостоила
меня, наконец-то, Ольга сердитым взглядом. - Во-вторых, я не
привыкла, чтобы со мной обращались как со своим домашним
животным, а ты меня будто за поводок дернул, когда брякнул свое
дурацкое "пошли". В-третьих, ты не способен замерзнуть на
улице, потому что слишком себя любишь. И в-четвертых, я тебя не
бросила, а подобрала и доставила домой. Теперь ты доволен?
- На чем же ты меня "доставила" и откуда узнала мой адрес?
- не отступал я.
- Твой адрес узнал Занзибаров через свой концерн - у него
там есть круглосуточная информационная служба - и он же отвез
тебя на своей "Ниве".
- А ты зачем с ним поехала? - задал я в лоб вопрос, не
забывая о том, что Занзибарова кто-то ждал, пока он распивал
чаи.
- Зачем-зачем, - смутилась Ольга, не ожидая от меня такой
проницательности. - Просто я беспокоилась за тебя, хоть ты того
и не стоишь. Понятно?
- Мне непонятно, зачем нужно было рассказывать Занзибарову
про шахматный клуб, - развивал я наступление. - И вообще, я не
понимаю, как мог "сам-Занзибаров" опуститься до такой мелкой
лжи?!
- Он не опускался, - с улыбкой помотала головой Ольга, =
просто я его просила представиться твоим напарником по
шахматам, а он на самом деле оказался сопредседателем
городского шахматного общества "Белый конь", представляешь!
Даже удостоверение показал... И я должна тебе сказать, что
Занзибаров гораздо честнее и добрее, чем ты думаешь.
- Ого! - вырвалось у меня. - Теперь мне действительно все
понятно: Занзибаров добрый и честный, а я злой и лживый. Он
великий Мастер, а я - мессия-неудачник!
В запале я хотел было залпом осушить стакан горячего
желудевого "кофе", но вовремя опомнился.
- Ты, кажется, не совсем еще протрезвел, - укоризненно
сказала Ольга, поднимаясь из-за столика. - Не провожай меня.
- Просто я уже успел опохмелиться по милости Занзибарова! =
крикнул я через весь зал вслед уходящей Ольге.
Нет, все же в одном Занзибаров прав: сдержаннее надо быть.
Из-за своей проклятой несдержанности я не выпытал самого
главного: что было потом, когда Занзибаров вышел из моей
квартиры, в которой я спал мертвым сном, и сел за руль своей
машины, в которой его ждала Ольга. Куда они поехали?.. Какой же
я остолоп!
* * *
На следующий день, в понедельник, я окончательно протрезвел
и твердо решил выйти изпартии: хватит с меня коммунистических
экспериментов! Свой рабочий день я начал с того, что, не
откладывая дела в долгий ящик, взял чистый лист бумаги и
написал:
"Секретарю первичной
партийной организации
Чертилову В.И.
от члена КПСС с 1987 года
Сизова С.Б.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу исключить меня из рядов КПСС в связи с тем, что я
разуверился в коммунистических идеалах".
Получилось гладко и красиво, но... какие там к черту
идеалы! В коммунизм я искренне верил до десяти лет, пока при
приеме в пионеры меня не вырвало от торжественного волнения; в
комсомол я вступил за компанию, только потому, что все
вступали; а заявление о вступлении в партию подал три года
назад, когда решался вопрос о моем назначении старшим
экономистом: надо было прикрыть себе зад. Скомкав лист, я
достал новый и написал: "Прошу исключить меня из рядов КПСС в
связи с тем, что я в нее вступал по расчету, а теперь она мне
ничего не приносит, кроме вреда". Поставив дату и подпись, я
подошел с этим своим заявлением к Чертилову, сидевшему в
соседней комнате. Чертилов молча прочитал, не меняя обычного
для себя безучастного выражения лица, и жестом пригласил выйти
в коридор, а потом - на лестничную площадку, подальше от
посторонних уш.
- Ты что, старик, оп...енел?! - спросил он без особого
выражения в голосе - все равно что "который час?", - прикуривая
извлеченный из нагрудного кармана пиджака бычок.
- А что такое? - на самом деле не понял я. - Чай, не первый
выхожу: полорганизации уже разбежалось.
- Нет, ты мне скажи, чего ты таким своим заявлением
добиваешься? Честным хочешь быть? - Чертилов оглянулся в
поисках пепельницы и, не найдя ее, стряхнул пепел в сложенную
лодочкой ладонь. - А где твоя честность была, когда ты
заявление на прием подавал?
- Так я ведь и пишу: "по расчету", - удивился я тупости
своего "партагеноссе".
- Слушай, Сизов, мой тебе совет: не мути воду, - задушевно
произнес Чертилов, делая резкую глубокую затяжку. - Порви ты
свое заявление к ебеной матери, а если уж хочешь выйти, не
плати взносы, и мы тебя через три месяца сами тихо-мирно
исключим, без твоего даже участия. И деньги съэкономишь, и
нервы.
- Нет, через три месяца поздно будет, - покачал я головой.
- Почему поздно? - спросил Чертилов с осторожным интересом.
- Боюсь, коммунистов уже завтра начнут вешать, =
доверительно сообщил я, похлопывая его по плечу.
Чертилов хотел сбросить мою руку с плеча и высыпал из
ладони на свой черный пиджак седую горстку пепла - прямо-таки
шитый серебряным позументом эполет! Скривившись по поводу своей
промашки, он собрался было стряхнуть пепел с плеча, но тут же
опомнился: заложил руку за лацкан пиджака и застыл, не теряя
собственного достоинства, в позе опального полководца. "Да-а, =
посмеялся я про себя, - кто бы мог подумать, глядя со стороны,
что Чертилов состоит в одной партиис Занзибаровым - уж и
сокол!".
* * *
Не к добру я помянул в мыслях Занзибарова: вечером того же
дня он вновь напомнил о своем существовании, и опять не сам, а
через тещу.
- Сегодня я видела в редакции Занзибарова, - сказала она за
ужином. - Он просил вас зайти к нему.
- Обоих? - задал я уточняющий вопрос, памятуя о том, что
теща избегает употреблять в обращении ко мне местоимения
второго лица: ни "ты", ни "вы".
Алена тут же лягнула меня ногой под столом.
- Лично вас, - поморщилась теща, делая вид, что обожгла
язык горячим чаем.
- С вещами? - продолжал я уточнять, не обращая внимания на
аленины подстольные взбрыкивания.
- Он хочет предложить вам работу.
- За харчи, надеюсь...
- Прекратите паясничать! Когда вы посерьезнеете? Тридцать
лет, а все детство в жопе играет! - перешла наконец-то теща на
свой привычный язык. - Я спать пошла, - она многозначительно
глянула на Алену, округляя для выразительности глаза: мол, я
ухожу, а ты потолкуй со своим муженьком, выправь крен в мозгах.
- Ты тоже хочешь отправить меня на "занзи-барщину", как
какого-то крепостного крестьянина? - прямо спросил я принявшую
серьезный вид Алену, когда мы остались на кухне одни.
- Не в этом дело, мон шер ами, - задумчиво проговорила она.
- А в чем? В том, что у меня детство... играет?
- Нет, - посмотрела она на меня грустными глазами.
- Тогда не понимаю... И вообще, может, продолжим разговор в
более удобной обстановке? -предложил я, зевая.
- Нет, Серж, - не согласилась Алена на постельный исход
переговоров. - Я хочу серьезно поговорить с тобой.
- О чем? - искренне удивился я проникновенному тону жены.
- Не о чем, а о ком... О тебе, - посмотрела она на меня в
упор.
- Ты уверена, что мне будет интересно? - засмеялся я, с
трудом выдерживая ее пристальный взгляд.
- Я понимаю, что тебе неприятен этот разговор, но я должна
сказать...
- Что именно?
- Ты очень изменился за последнее время, и не в лучшую
сторону. Иногда мне даже кажется, что тебя подменил кто-то
злой. Я ведь помню, каким ты был, когда мы только поженились:
ты был веселым, жизнерадостным, постоянно шутил... А теперь ты
становишься все более циничным и... эти твои похабные шуточки!
Нет, я тебя не обвиняю, я ведь понимаю, как тебе тяжело. Жизнь
становится все жестче и жестче, и ты ожесточаешься вместе с
ней, но тебе претит эта жестокость - ты добрый, я знаю - и тебе
ничего не остается делать, как ершиться и выставлять колючки,
чтобы защититься от агрессивности внешнего мира.
- Пожалуй, ты права, - согласился я не без некоторого
смущения, - но... причем тут, черт побери, Занзибаров со своей
работой?! Думаешь, он меня перевоспитает?
- Ты все прекрасно понимаешь, Серж, - ответила Алена с
легкой укоризной в голосе. - Ты сам не заметил, как у тебя
развилась плохая привычка представляться глупее, чем ты есть на
самом деле. Ты ведь умный, ты умнее меня и не можешь не
понимать, что все наши проблемы происходят от хронической
бедности, которая с повышением цен грозит перейти в нищету.
- Но мы и раньше были бедны, однако это не мешало нам быть
"веселыми и жизнерадостными", -заметил я, тут же с досадой
отмечая про себя, что Алена была права насчет плохой привычки.
- Тогда мы воспринимали свою бедность как временное
явление, - резонно возразила она. - Мы оба были полны молодого
оптимизма и верили в наступление лучших времен. И потом, тогда
можно было хоть что-то купить в магазине: то же мясо, яйца,
молоко, хлеб... А теперь приходится либо унижаться, стоя в
километровой очереди с талончиком в кулаке, либо идти на рынок,
а там, сам знаешь, кило мяса - 30 рэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22