Сдавая меблированную мансардную комнату с импозантным названием
"студия" с маленькой кухонькой и совсем крохотной ванной, хозяин
расхваливал чудесный вид, открывающийся на цинковые крыши города.
Девяносто две узенькие полуистертые каменные ступеньки ведут из студии на
улицу. Сама улица - два ряда прокопченных до черноты фасадов с магазином
ортопедических механизмов на углу. За ней вторая - с булочной, бакалейной
лавкой, мясным и винным магазинами. Затем еще две улицы без всяких
магазинов. А дальше уже описанная Рю де Паради, кафе "У болгарина",
здание, где находится Центр. Вот он каков, мой Париж.
Центр занимает огромное помещение из шести полутемных комнат, куда и
на час за весь год не проникает солнечный луч. На входной двери латунная
табличка с надписью "ИМПЕКС" - анонимное товарищество, но это лишь
декорация и адрес для присылки счетов за электричество. У Димова, Кралева
и Младенова отдельные кабинеты. В двух комнатах располагается так
называемая редакция, сиречь мы с Милко и Тони. Последняя комната нечто
среднее между складом и архивом. На кухне хозяйничают Ворон и Уж - варят
кофе для начальства и гостей, чистят свои пистолеты и обсуждают события,
насколько им доступен смысл заголовков утренних газет.
Уж - обыкновенный грубиян с багровой рябой физиономией и запасом
бранных слов в обиходе. Ворон мне и вовсе противен. Эта антипатия столь
органична, что стоит мне взглянуть на его долговязую фигуру в неизменном
черном костюме, как меня начинает тошнить. У него вытянутая, похожая на
тыкву голова с жиденькой темной растительностью на макушке, толстый
обвислый нос, как бы заглядывающий ему в рот, и желтые конские зубы,
постоянно обнажаемые в улыбке, в которой нет ничего веселого. Я
возненавидел его с первого взгляда, и, насколько могу судить по его
обращению, он отвечает мне полной взаимностью. Что-то вроде любви с
первого взгляда, только наоборот.
Я состою на службе целый месяц - срок вполне достаточный, чтоб
уладить свои личные дела. За фантастическую для меня плату я снял
упомянутую "студию". Купил три костюма, готовых разумеется, потому что
внешний вид, на мой взгляд, зависит не от покроя костюма, а от твоего
собственного покроя, из чего следует, что скроен я недурно. Одну из
редакционных комнат я превратил в свою канцелярию, тогда как во второй
разместились Тони и Милко, притом без всяких возражений, так как большую
часть времени они проводят в кафе. И, наконец, я обзавелся собственным
"ягуаром", купленным в рассрочку в комиссионном магазине.
Мой "ягуар" вызвал в Центре определенное оживление. Димов не преминул
заметить, что каждый прибывающий сюда первым долгом торопится обзавестись
машиной, пусть это будет самая последняя колымага. Тони возразил, что
"ягуар" отнюдь не колымага, а очень даже славная машина, только в давно
прошедшем времени. Ворон удовлетворился тем, что пнул ногой брызговик в
порядке испытания его на прочность, отчего чуть не развалил весь кузов.
Даже Младенов отечески пожурил меня за легкомыслие - мне следовало-де
посоветоваться, прежде чем выбрасывать такие деньги.
Но я был вполне доволен своей находкой, принимая во внимание одну
маленькую деталь: под старой обшивкой "ягуара" таился новехонький мощный
мотор, о чем знали только мы с Леконтом.
Если не принимать во внимание насмешек по поводу сделанного мной
приобретения, мой престиж в Центре в первый же месяц значительно
упрочился, особенно после выхода журнала. Младенов был совершенно прав.
Этот журнал делался и оформлялся столь неграмотно, что улучшить его не
стоило больших усилий даже при самых скромных познаниях. Книжка,
выпущенная под моим руководством, так выгодно отличалась от предыдущих,
что вызвала в Центре настоящий фурор. Даже Кралев не нашел к чему
придраться и только спросил:
- Во что же нам будет обходиться это удовольствие?
- Расходы останутся прежними.
- Ясно. Сразу видно, что человек знает свое дело, - великодушно
признал Димов, подбросив связку ключей с эмблемой скорпиона.
А бай Марин лишь хитро подмигнул: дескать, не говорил ли я вам, что
это золотой парень?
Кроме журнала, я ничем другим не занимаюсь, чтоб раньше времени не
выделяться в Центре. И может быть, именно поэтому доверие ко мне
постепенно крепнет. Я не сую нос в чужие дела, ни перед кем не заискиваю,
не ищу чьей-либо дружбы и даже, если нечто интересное само бросится мне в
глаза, делаю вид, что не заметил.
Первое время меня удивляло, что в Центре работают всего пять человек,
из которых один фактически ничего не делает, а двое других занимаются
журнальчиком, распространяемым среди горстки эмигрантов. Потом я понял,
что с деятельностью Центра связано гораздо больше лиц. Это были безымянные
субъекты, различные по возрасту и материальному положению - насколько
можно было судить по их обличью и одежде. В своих посещениях они
придерживались какого-то неизвестного мне расписания, принимали их Кралев
или Димов, а некоторых - Тони, используя для этого комнату-склад. Визиты
были очень коротки, и это навело меня на мысль, что сведения в Центр
доставлялись в письменной форме. Выбрав удобный день и час, я проверил
свою догадку. И она подтвердилась.

На столе пронзительно звонит будильник, и я с трудом удерживаюсь,
чтоб не запустить в него подушкой, но вместо этого безропотно поднимаюсь с
постели, потому что звонит он по моей воле.
Сейчас шесть часов, а работа в Центре начинается в девять, и я мог бы
еще часика два поваляться в постели, если бы не кое-какие предстоящие мне
дела. Душ, бритье и одевание отнимают у меня ровно двадцать минут. Я иду
на кухню, где хранятся сигареты, беру зеленую коробку "житан". Открыв ее,
кладу под сигареты несколько аккуратно свернутых листочков тонкой бумаги,
исписанных мелким почерком. Моим почерком. Зеленые "житан" значительно
мягче синих "галуаз", поэтому я предпочитаю курить зеленые. Кроме того,
коробка у них довольно широкая и имеет то преимущество, что не способна
распахнуться сама, когда это меньше всего желательно, а открывается как
ящик стола.
Спускаюсь почти бегом по девяносто двум ступеням лестницы, чтоб
согреться, и выхожу на улицу. Этот апрельский день ветреный и солнечный,
но убедиться в том, что на улице солнце, можно, только сильно запрокинув
голову, потому что здесь, среди домов, постоянно лежит густая тень, как в
колодце. Даже не по себе становится, как подумаешь, что эта тень залегла
тут еще во времена Второй империи.
Улица пустынна. Одиноко раздаются мои шаги. Достигнув угла,
сворачиваю за ортопедический магазин. На витрине покрытые толстым слоем
пыли две искусственные ноги и рука. Быть может, нуждающиеся видят в этих
сооружениях свою заветную мечту, но на меня они производят тягостное
впечатление, и мне начинает казаться, что у них ужасающе скрипят суставы.
Миновав еще три улицы, тоже пустынные, выхожу к вокзалу Сен-Лазер. Здесь
уже довольно оживленно. Я покупаю в киоске "Фигаро" и засовываю в карман.
Затем вхожу в одно из больших кафе напротив вокзала, сажусь за столик в
глубине зала и подзываю кельнера.
- Большой крем и два рожка.
Выложив на стол сигареты со спичками, я развертываю газету. Бои во
Вьетнаме, пограничные инциденты на израильско-сирийской границе. Ничего
особенного. Небольшое повышение цен на свинину. Я свинины не ем. Кельнер
приносит мой завтрак. Кладу рядом раскрытую газету и принимаюсь за еду.
- Тут свободно?
Ко мне обращается пожилой мужчина с заурядной чиновничьей
физиономией, держащий в руке потертый коричневый саквояж. Я подтверждаю
кивком головы. Незнакомец садится, ставит у своих ног саквояж, достает
сигареты, закуривает и кладет коробку на стол. По какому-то совпадению он
тоже курит зеленые "житан".
- Кофе! - восклицает человек с саквояжем, взмахнув рукой кельнеру.
Потом его внимание привлекает раскрытая газета.
- Разрешите?
Я снова киваю утвердительно. Незнакомец берет газету и погружается в
чтение. Покончив с завтраком, я беру зеленую коробку и закуриваю. Это не
моя коробка, моя еще не начата, однако я без особых церемоний сую ее себе
в карман.
Семь часов. На работу еще рано, но я люблю приходить пораньше, когда
никого нет и никто мне не надоедает. Вблизи вокзала суетится народ.
Некоторые уезжают, но в большинстве это люди, прибывшие из окрестных
селений. Иду по улице Шатодюн. Рю де Паради отсюда не особенно далеко, к
тому же небольшая прогулка перед началом работы всегда полезна.
Подхожу к Центру в половине восьмого. Звоню как полагается, но, так
как мне никто не открывает, сам отпираю дверь и вхожу. Открываю комнаты
одну за другой. Ни живой души. Кабинеты Кралева и Димова, по обыкновению,
заперты. Заглядываю на всякий случай в замочные скважины. Внутри вроде бы
пусто. Достаю из кармана ключ и отпираю кабинет Димова, потом запираюсь
изнутри и вынимаю ключ. Сегодня суббота. В этот день сводка сведений,
собранных за неделю по различным каналам, уже лежит в столе у Димова.
Сводка составлена Кралевым, но один только Димов пользуется правом
передавать ее кому следует. Каждую субботу. Всегда в субботу.
Ящик стола заперт секретным ключом, но у меня имеется довольно
удачный дубликат. Сначала я внимательно осматриваю ящик снаружи, желая
убедиться, не оставлены ли какие приметы, потом отпираю и, прежде чем
вынуть сводку, запоминаю, как она сложена.
Я читаю быстро и быстро усваиваю, поэтому чтение отнимает у меня не
более десяти минут. Положив листки бумаги на прежнее место, я запираю ящик
и, уже собравшись выйти, слышу шаги. Они пока глухие и словно бы вдалеке.
Открываются и закрываются двери. Вот шаги становятся отчетливей.
Решение принято мною заблаговременно: если кто-либо застанет меня в
комнате, единственное место, где можно спрятаться, уголок за пыльной
темно-зеленой портьерой. Убежище ненадежное, но другого нет. И поскольку
шаги уже совсем рядом, я укрываюсь за бархатной завесой и жду. Если это
Димов, то есть надежда, что он посидит здесь немного и, не заметив моего
присутствия, выйдет куда-нибудь. А может, это и не Димов.
Шаги замирают у самой двери. Кто-то слегка нажимает дверную ручку. И
тишина - возможно, человек заглядывает в замочную скважину. Затем шаги
удаляются в сторону, щелкает замок, и скрипит дверь кабинета Кралева.
Значит, это Кралев. Странно, что он первым делом проверил дверь
Димова. Кралеву нечего искать в столе у Димова, так как все, что там
лежит, ему хорошо известно. Выходит, он опасается, как бы кто другой не
залез сюда в нерабочее время.
Все это как-то механически мелькает у меня в голове, потому что в
данный момент мне некогда вдаваться в анализ. Надо возможно быстрее
выскользнуть отсюда, так как скоро прибудут Ворон с Ужом и вообще наступит
такое оживление, что выбраться уже не удастся.
Откинув завесу, я бесшумно приближаюсь к двери. Достаю ключ,
осторожно вставляю его в замок и потихонечку поворачиваю, стараясь не
издать ни малейшего звука. После этого все так же беззвучно открываю
дверь, выхожу в коридор, вставляю ключ с другой стороны и запираю дверь.
Едва успеваю спрятать ключ в карман, как справа от меня открывается дверь
Кралева. В то же мгновение поднимаю руку и стучусь к Димову. Глупо,
конечно, но ничего другого мне не остается.
- К кому стучишься? - насмешливо спрашивает Кралев.
- К Димову, к кому же... Мне нужны болгарские газеты...
- Димова еще нет. И ты это знаешь.
- Думал, может, он пришел...
- А сам ты когда явился?
- Минут десять назад.
- Скажи пожалуйста! Как же это я тебя не видел? Я прошел по всем
комнатам.
- Я ходил в туалет.
Туалетная комната в самом дальнем углу, и, насколько я мог судить по
звуку шагов, Кралев туда не дошел.
Черные глаза глядят на меня из-под густых бровей недоверчиво и с
неприязнью. Однако я выдерживаю взгляд черномазого без смущения. Моя
версия не весьма убедительна, но возможна. Хочешь верь, хочешь нет.
- Ты что, допрашивать меня вздумал? - говорю я, делая шаг в его
сторону, просто так, чтоб лучше слышать ответ.
- А ты что, бить меня собрался, да? - спрашивает Кралев, глядя на
меня все так же пронзительно.
Я и в самом деле с превеликим удовольствием треснул бы ключом по его
угловатой башке, но в данный момент не могу позволить себе такое
удовольствие.
- Слушай, Кралев: я занимаюсь своим делом, а ты занимайся своим и
перестань наседать на меня, а то смотри, как бы в один прекрасный день не
испортил тебе настроение... и физиономию, не заботясь о последствиях...
Я говорю это так, будто мне ничего не стоит исполнить свою угрозу тут
же. Черномазый слушает, не моргнув глазом, но это еще не значит, что он не
верит сказанному. Не дожидаясь ответа, я поворачиваюсь к нему спиной и
ухожу к себе.
Иной раз нелишне дать понять, что с тобой шутки плохи. Кралев
чувствует свою силу, потому что за спиной у него эмигранты и американцы,
тогда как за мной один только Младенов, который не замедлит отречься от
меня, если это будет в его интересах. И все же остаться с глазу на глаз с
отчаянным человеком, даже если он одинок, не очень-то приятно. Какой толк,
что за спиной у тебя американцы, если тот, что перед тобой, способен
превратить тебя в отбивную котлету?
Из тактических соображений мне не имеет смысла проявлять неприязнь к
Кралеву, потому что это заставит его насторожиться. Но так как он и без
того все время начеку, ходит за мной по пятам и ненавидит так, что дальше
некуда, то особого вреда от этого не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32