И еще тысяч сто на
искусствоведов ушло. Какую картину можно, какая будет не на месте, в
какой последовательности вешать и так далее. Все, что упомянуто в
накладных, куплено. Но если привезти сюда эти картины и статуи, а там
еще гобелены какие-то есть и доспехи, тут пройти будет негде. От одной
пыли задохнешься. И потом... Честно сказать - ну, раз посмотрел на эти
картины, ну два, а потом - чего ты нового увидишь?
- Ничего.
- Именно. Так зачем их у себя-то держать? А Пикассо этот, по-моему,
вообще мудак полный.
- Здесь я не вполне соглашусь, - сглотнув, сказал Татарский. - Или,
точнее, соглашусь, но только начиная с посткубистического периода.
- Я смотрю, ты башковитый, - сказал Азадовский. - А я вот не рублю.
Да и на фига это надо? Через неделю уже французская коллекция будет. Вот
и подумай - в одной разберешься, а через неделю увезут, другую повесят -
опять, что ли, разбираться? Зачем?
Татарский не нашелся, что ответить.
- Вот я и говорю, незачем, - констатировал Азадовский. - Ладно,
пошли. Пора начинать. Мы потом сюда еще вернемся. Шампанского выпить.
Развернувшись, он пошел к зеркальной стене. Татарский последовал за
ним. Дойдя до стены, Азадовский толкнул ее рукой, и вертикальный ряд
зеркальных блоков, бросив на него электрический блик, бесшумно
повернулся вокруг оси. В возникшем проеме стал виден сложенный из грубых
камней коридор.
- Входи, - сказал Азадовский. - Только пригнись, здесь потолок
низкий.
Татарский вошел в коридор, и ему стало еще холодней от сырости.
"Когда же одеться дадут?" - подумал он. Коридор был длинным, но
Татарский не видел, куда он ведет, - было темно. Иногда под ноги попадал
острый камушек, и Татарский морщился от боли. Наконец впереди забрезжил
свет.
Они вышли в небольшую комнату, обшитую вагонкой, которая напомнила
Татарскому раздевалку перед тренажерным залом. Собственно, это и была
раздевалка, о чем свидетельствовали шкафчики у стены и два пиджака,
висевшие на вешалке. Кажется, один из них принадлежал Саше Бло, но
Татарский не был уверен до конца - у того было слишком много разных
пиджаков. Из раздевалки был второй выход - темная деревянная дверь с
золотой табличкой, на которой была выгравирована ломаная линия, похожая
на зубья пилы. Татарский еще со школы помнил, что так выглядит
египетский иероглиф "быстро". Он запомнил его только потому, что с ним
была связана одна смешная история: древние египтяне, как объяснял
учитель, делали все очень медленно, и поэтому короткая зубчатая линия)
означавшая "быстро", становилась в надписях самых великих и
могущественных фараонов очень длинной и даже писалась в несколько строк,
что означало "очень-очень быстро".
Вокруг умывальника висело три похожих на распоряжения неведомой
администрации листа с машинописным текстом и печатями (Татарский,
впрочем, догадался, что это никакие не распоряжения, а, скорей всего,
часть испанского собрания), а одна из стен была занята стеллажом с
маленькими пронумерованными ячейками, в которых лежали бронзовые зеркала
и золотые маски, такие же точно, как у Азадовского в приемной.
- Чего? - сказал Азадовский, расстегивая пиджак. - Спросить что-то
хочешь?
- А что это за бумаги на стенах? - спросил Татарский. - Тоже
испанское собрание?
Вместо ответа Азадовский вынул свой сотовый телефон и нажал
единственную кнопку на клавиатуре. - Алла, - сказал он, - тут к тебе
вопросы.
Он дал телефон Татарскому.
- Слушаю, - сказал в трубке голос Аллы.
- Спроси ее, что у нас в предбаннике, - сказал Азадовский,
стаскивая майку. - А то я забываю все время.
- Здравствуйте, - смущаясь, заговорил Татарский, - это опять
Татарский. Скажите, а вот эта экспозиция в предбаннике, - что это такое?
- Это совершенно уникальные экспонаты, - сказала секретарша. - Об
этом нельзя говорить по мобильной связи.
Татарский зажал трубку рукой.
- Она говорит, это не для телефона.
- Скажи, что я разрешаю.
- Он разрешает, - повторил Татарский.
- Ну хорошо, - вздохнула секретарша. - Номер один. Элементы ворот
Иштар из Вавилона - львы и сирруфы. Официальное место хранения -
Британский музей. Заверены группой независимых экспертов. Номер два.
Львы, барельеф из фигурного кирпича и эмали. Улица Шествий, Вавилон.
Официальное место хранения - Британский музей. Заверены группой
независимых экспертов. Номер три. Эбих-Иль, сановник из Мари.
Официальное место хранения - Лувр...
- Эбих-Иль? - переспросил Татарский и вспомнил, что видел
фотографию этой статуи из Лувра. Ей было несколько тысяч лет, а
изображала она маленького хитрого человечка, выточенного из блестящего
белого камня, - с бородой, в странной пушистой юбке, похожей на
шорты-галифе.
- Вот этого я особенно люблю, - сказал Азадовский, спуская штаны. -
Наверно, просыпался каждое утро и говорил; а эбих иль всех... И поэтому
всю жизнь был одинок. Совсем как я.
Он открыл шкафчик и вынул из него две необычные юбки не то из
перьев, не то из взбитой шерсти. Бросив одну из них Татарскому, он
натянул вторую поверх красных трусов "Calvin Klein", из-за чего
немедленно сделался похож на перекормленного страуса.
- Давай телефон, - сказал он. - Ты чего ждешь-то? Переодевайся.
Потом возьмешь эти железки - и входи. Можешь брать любую пару, только
чтобы намордник по размеру подходил.
Азадовский взял из ячейки маску и зеркало, звякнул ими друг о
друга, поднял маску и поглядел на Татарского сквозь глазные прорези.
Маленькое золотое лицо неземной красоты, словно вынырнувшее из толпы
ряженых на карнавале в Венеции, настолько не соответствовало его
рыжеволосому бочкообразному туловищу, что Татарскому стало страшно.
Довольный произведенным эффектом, Азадовский засмеялся, открыл дверь и
исчез в полосе золотистого света.
Татарский стал переодеваться. Юбка, выданная Азадовским, была
сделана из сшитых между собой кусков длиннорунной овчины, приклеенных к
нейлоновым адидасовским шортам. Кое-как нацепив ее на себя (если бы
Татарский не видел статую Эбих-Иля, он ни за что не поверил бы, что
древние жители Междуречья действительно носили что-то подобное), он
надел маску, сразу сильно надавившую на лицо, и взял в руку зеркало.
Золото и бронза были, несомненно, настоящими - это было ясно даже по
весу. Выдохнув воздух, как перед прыжком в холодную воду, он толкнул
дверь с зубчатым знаком.
Комната, в которую он вошел, ослепила его золотым сиянием стен и
пола, освещенных студийными софитами. Выложенные листами металла стены
уходили вверх, образуя плавно утончающийся конус, как будто это был
пустой церковный купол, позолоченный изнутри. Прямо напротив двери
помещался алтарь - кубический золотой постамент, на котором лежал
массивный хрустальный глаз с эмалевой роговицей и зеркальным зрачком. На
полу перед алтарем стояла золотая чаша, а по бокам от него возвышались
два каменных сирруфа, покрытые остатками росписи и позолоты. Над глазом
висела плита из черного базальта, очень древняя по виду. В самом ее
центре был выбит египетский иероглиф "быстро", а вокруг помещались
замысловатые фигуры - Татарский различил странного пса с пятью ногами и
женщину в высокой тиаре, которая возлежала на чем-то вроде кушетки с
чашей в руках. По краям плиты были изображены четверо животных жуткого
вида, а между псом и женщиной из земли поднималось какое-то растение,
похожее на росянку, только его корень почему-то разделялся на три
длинных ответвления, каждое из которых было помечено непонятным значком.
Еще на доске были вырезаны крупные глаз и ухо, а все остальное место
занимали плотные столбцы клинописи.
Азадовский в золотой маске, юбке и красных купальных тапочках сидел
на складном табурете недалеко от алтаря. Зеркало лежало у него на
колене. Больше никого в комнате Татарский не увидел.
- Во! - сказал Азадовский, поднимая вверх большой палец. - Вид что
надо. Чего, стремаешься? Ты только в измену не уходи, не думай, что мы
тут ебанутые. Мне лично все это по барабану, но, если хочешь быть в
нашем бизнесе, без этого нельзя. Короче, я тебе сейчас все примерно
объясню на пальцах, а если подробнее, то у нашего главного спросишь, он
подойдет сейчас. Ты, главное, проще ко всему относись, спокойнее. В
пионерлагеря ездил?
- Ездил, - ответил Татарский, отметив про себя этого "главного".
- Был у вас там такой День Нептуна? Когда всех в воду окунали?
- Был.
- Вот считай, что это такой же День Нептуна и есть. Традиция.
Короче, базар такой, что была когда-то одна древняя богиня. Я не в том
смысле, что она реально была, а просто такая легенда. А боги по этому
базару тоже смертные и носят в себе свою смерть, чисто как люди. Поэтому
в свой срок эта богиня тоже должна была умереть. А ей этого, понятное
дело, не хотелось. И тогда она разделилась на свою смерть и на то, что
не хотело умирать. Видишь, на картинке?
Азадовский ткнул пальцем в сторону барельефа.
- Вот эта собачка - ее смерть. А эта баба в кивере - она сама.
Короче, дальше ты слушай не перебивая, потому что я сам не особо
въезжаю. Когда они разделились, между ними сразу началась война, в
которой никто долго не мог победить. Последняя битва в этой войне
произошла прямо над Останкинским прудом, то есть там, где мы сейчас
находимся, только не под землей, а высоко в воздухе. Поэтому считается,
что здесь священное место. Сначала в этой битве долго никто не мог
победить, а потом этот пес стал одолевать богиню. И тогда другие боги
испугались за себя, вмешались и заставили их заключить мир. Здесь как
раз все зафиксировано. Это что-то вроде текста мирного договора, который
засвидетельствован во всех четырех сторонах света этими быками и...
- Грифонами, - подсказал Татарский.
- Да. А глаз и ухо означают, что все видели и все слышали. Короче,
по этому договору досталось обоим. Богиню по нему лишили тела и опустили
чисто до понятия. Она стала золотом, но не просто металлом, а в
переносном смысле. Понимаешь?
- Не очень.
- He мудрено, - вздохнул Азадовский. - Короче, она стала тем, к
чему стремятся все люди, но не просто, скажем, грудой золота, которая
где-то лежит, а всем золотом вообще. Ну, как бы идеей.
- Теперь понял.
- А ее смерть стала хромым псом с пятью лапами, который должен
вечно спать в одной далекой стране на севере. Ты, наверно, уже
догадался, где именно. Вон он справа, видишь? Нога вместо хуя. Не дай
Бог такую во дворе повстречать.
- А как эту собаку зовут? - спросил Татарский.
- Хороший вопрос. Я, если честно, и не знаю. А чего ты спрашиваешь?
- А я читал что-то похожее. В статье из университетского сборника.
- А что именно?
- Долго рассказывать, - ответил Татарский. - Я всего и не помню.
- Про что статья-то? Про нашу контору?
Татарский догадался, что начальство шутит.
- Нет, - сказал он. - Про русский мат. Там было написано, что
матерные слова стали ругательствами только при христианстве, а раньше у
них был совсем другой смысл и они обозначали невероятно древних
языческих богов. И среди этих богов был такой хромой пес Пиздец с пятью
лапами. В древних грамотах его обозначали большой буквой "П" с двумя
запятыми. По преданию, он спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь
идет более-менее нормально. А когда он просыпается, он наступает. И
поэтому у нас земля не родит, Ельцин президент и так далее. Про Ельцина
они, понятно, не в курсе, а так все очень похоже. И еще было написано,
что самое близкое понятие, которое существует в современной русской
культуре, - это детская идиома "Гамовер". От английского "Game Over".
- Да по-английски-то я понял, - сказал Азадовский, - не дурак. Я не
понял, кому этот пиздец наступает?
- Не то чтобы кому-то или чему-то, а всему. Поэтому, наверно,
остальные боги и вмешались. Я специально спросил, как эту собаку звали,
- думал, может быть, это транскультурный архетип. А как богиню зовут?
- Ее никак не зовут, - перебил голос сзади, и Татарский обернулся.
В дверях стоял Фарсук Сейфуль-Фарсейкин. Он был одет в длинный
серый плащ с капюшоном, из-под которого поблескивала золотая маска, и
Татарский узнал его только по голосу.
- Ее никак не зовут, - повторил Сейфуль-Фарсейкин, входя в комнату.
- Когда-то давно ее звали Иштар, но с тех пор ее имя много раз менялось.
Знаешь такой брэнд - No Name? И по хромой собачке та же картина. А все
остальное ты правильно сказал.
- Во, давай ты, Фарсук, поговори с ним, - сказал Азадовский, - а то
он и без нас все знает.
- Что это ты, интересно, знаешь? - спросил Фарсейкин.
- Так, - ответил Татарский, - мелочи. Вот, например, этот зубчатый
знак в центре плиты. Я знаю его смысл.
- И какой же этот смысл?
- "Быстро" по-древнеегипетски.
Фарсейскин засмеялся.
- Да, - сказал он, - нестандартно. Обычно новые члены думают, что
это шоколад "М&М". На самом деле это символ, указывающий на одно очень
древнее и довольно туманное изречение. Все древние языки, в которых оно
существовало, давно мертвы, и на русский его даже сложно перевести - нет
соответствующих глосс. Зато в английском ему точно соответствует фраза
Маршалла Мак-Лухана "The medium is the message"*. Поэтому мы
расшифровываем этот знак как две соединенных буквы "М". То есть не
только мы, конечно, - такие алтари "Силикон Графикс" поставляет вместе с
рендер-серверами.
- Так эта плита не настоящая?
------------
* "Посредник - это послание" (ани.).

- Почему. Самая настоящая, - ответил Фарсейкин. - Базальт, три
тысячи лет. Можешь потрогать. Я, правда, не уверен, что этот рисунок
всегда значил то, что он значит сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36