Разбитое боковое стекло будки было заделано рекламным щитом
телеканала СТС с аллегорическим изображением четырех смертных грехов с
пультами дистанционного управления в руках. На лавке под навесом сидели
неподвижная старуха с корзиной на коленях и кудрявый мужик лет сорока в
подмокшем военном ватнике, с бутылкой пива в руке. Отметив, что в мужике
еще достаточно жизненной силы, Татарский опустил стекло и высунул локоть
наружу.
- Простите, господин военный, - сказал он, - вы не подскажете, где
тут магазин "Мужские сорочки"?
Мужчина поднял на него взгляд. Видимо, он обо всем догадался,
потому что его глаза заволокло холодной белой яростью. Короткий обмен
взглядами оказался очень информативным - Татарский понял, что мужик
понял. А мужик, видимо, понял даже то, что Татарский понял, что понят.
- Под Кандагаром было круче, - сказал мужик.
- Извините, что вы сказали?
- То и сказал, - ответил мужик, перехватывая бутылку за горлышко, -
что круче было под Кандагаром. А извинить не проси даже.
Что-то подсказало Татарскому, что мужик идет к его автомобилю не
для того, чтобы подсказать дорогу к магазину, и он вдавил педаль газа в
днище. Чутье не обмануло - через секунду по заднему стеклу что-то сильно
ударило, и оно покрылось сеткой трещин, по которой потекла вниз белая
пена. Под действием адреналиновой волны Татарский резко увеличил
скорость. "Вот мудак, - подумал он, оглядываясь. - Правильно таких
братва на квартиры ставит".
Когда он припарковался во дворе Межбанковского комитета, рядом с
его машиной затормозил красный "рэйнджровер" последней модели с
немыслимыми фарами над крышей и веселым рисунком на двери: восход солнца
над прерией и голова индейца в уборе из перьев. "Кто это, интересно, на
таких ездит?" - подумал Татарский и чуть задержался у дверцы.
Из "рэйнджровера" вылез полный и низенький мужчина в подчеркнуто
буржуазном полосатом костюме, повернулся, и Татарский с изумлением узнал
в нем Сашу Бло - разжиревшего, еще сильнее облысевшего, но с той же
гримасой мучительного непонимания на лице.
- Саша, - сказал Татарский, - ты?
- А, Ваван, - сказал Саша Бло. - Тоже здесь? В компромате?
- Откуда ты знаешь?
- А оттуда все начинают. Чтоб руку набить. Креативный штат-то не
особо большой. Все друг с другом знакомы. Так что, если я тебя раньше не
видел, а теперь ты у этого подъезда паркуешься, значит, ты в отделе
компромата. Да и то - недели две, не больше. Элементарно, Ватсон.
- Месяц уже, - ответил Татарский. - А ты кем работаешь?
- Я? Я завотделом русской идеи. Это во флигеле. Идеи будут -
заходи.
- От меня толку мало, - ответил Татарский. - Я пробовал думать - не
выходит. Ты бы поездил по окраинам, поспрашивал у мужиков.
Саша Бло недовольно наморщился.
- Да я пробовал вначале, - сказал он. - Стакан нальешь, в глаза
заглянешь, а тебе в ответ: "Да разъебись ты на хуй, Мерседес козлиный".
Они круче "мерседеса" ничего представить не могут... И все так
деструктивно... Твоя?
Вопрос относился к машине Татарского.
- Ну, моя, - с достоинством ответил он.
- Понятно, - сказал Саша Бло, запирая дверь "рэйнджровера". - Сорок
минут позора, и ты на работе. Да ты не комплексуй. Все еще впереди.
Кивнув, он вприпрыжку побежал ко входу, отмахивая на ходу пухлой
засаленной папочкой. Татарский проводил его долгим взглядом, потом
поглядел на заднее стекло своей машины и вынул записную книжку.

Главное зло в том, - записал он на последней странице, - что
люди строят общение друг с другом на бессмысленно-отвлекающей
болтовне, в которую они жадно, хитро и бесчеловечно вставляют свой
анальный импульс в надежде, что для кого-то он станет оральным.
Если это случается, человек приходит в оргиастическое содрогание и
несколько секунд ощущает так называемое "биение жизни".

Азадовский с Морковиным сидели в просмотровом зале с самого утра.
Перед входом прохаживалось несколько человек, которые болтали о политике
и яростно ругали правительство. Татарский решил, что это копирайтеры
политического отдела, практикующие корпоративное неделание. Их вызывали
по одному; в среднем они проводили с начальством минут по десять, а
вопросы, которые там решались, явно были государственного значения:
Татарский понял это по несколько раз долетевшему из зала голосу Ельцина,
включенному на максимальную громкость. Первый раз он недоуменно
пробубнил:
- Зачем нам столько пилотов? Нам нужен один пилот, но готовый на
все! Вот у меня внук на Play Station играет - я как поглядел, так сразу
и понял...
Второй раз, видимо, крутили фрагмент из обращения к нации, потому
что голос Ельцина был торжественным и размеренным:
- Впервые за многие десятилетия у населения России появилась
возможность выбирать между сердцем и разумом...
Один проект завернули, что было ясно по лицу выходящего из зала
высокого усатого мужчины с ранней сединой, который держал в руках
багровый скоросшиватель с золотой надписью "Царь". Потом в зале стала
играть музыка - сначала долго тренькала балалайка и кто-то громко ухал,
а потом раздался высокий голос Азадовского:
- К чертовой матери! Будем с эфира снимать. По мне, так пусть лучше
Лебедь. У него хоть лысины нет. Следующий.
Очередь Татарского подошла не скоро - он был последним. Полутемный
зал, где ждал Азадовский, был мрачно-шикарным, но несколько архаичным,
словно его оборудовали и обставили еще в тридцатые или сороковые годы.
Войдя, Татарский почему-то пригнулся, трусцой добежал до первого ряда и
пристроился на краю стула слева от Азадовского, который пускал дымные
струи в луч видеопроектора. Азадовский пожал ему руку не глядя - он явно
был не в духе. Татарский знал, в чем дело, - Морковин объяснил еще
вчера.
"Опустили до трехсот, - мрачно сказал он. - За Косово. Помнишь, при
коммунистах сливочного масла не хватало? А сейчас - машинного времени.
Есть в истории этой страны что-то фатальное. Азадовский теперь лично все
болванки смотрит. На главный рендер пускают только после письменного
распоряжения, так что старайся".
Как выглядит так называемая болванка, то есть непросчитанный эскиз,
Татарский увидел в первый раз. Не будь он сам автором сценария, он
никогда бы не догадался, что зеленый контур, пересеченный тонкими
желтыми пунктирами, - это стол, на котором разложена "монополия". Фишки
были одинаковыми красными стрелками, а игральные кости - двумя синими
пятнышками. В нижней части экрана парами выскакивали цифры от одного до
шести, выданные генератором случайных чисел, и ходы соответствовали
выпавшим очкам, - игра была смоделирована честно. Но самих игроков пока
не существовало: вместо них за столом сидели скелетоны из
проградуированных линий с кружками-шарнирами. Были видны только лица,
составленные из грубых полигонов, - борода Салмана Радуева походила на
рыжий кирпич, приделанный к нижней части лица, а Березовского можно было
узнать только по сиреневым треугольникам бритых щек. Как и следовало
ожидать, выигрывал Березовский.
- Да, - заговорил он, перетряхивая кости зелеными стрелками
пальцев, - с "монополией" в России-матушке проблема. Купишь пару улиц, а
потом выясняется, что там люди живут.
Радуев засмеялся:
- Это не только в России. Это везде. И я тебе больше скажу, Борис,
люди не просто там живут, а часто еще и думают, что это их улицы.
Березовский бросил кости. У него снова выпало две шестерки.
- Не совсем так, - сказал он. - В наше время люди узнают о том, что
они думают, по телевизору. Поэтому, если ты хочешь купить пару улиц и не
иметь потом бледный вид, надо сначала сделать так, чтобы над ними
торчала твоя телебашня.
Раздался писк, и в углу стола возникла анимационная вставка:
военная рация с длинной антенной. Радуев поднес ее к головному шарниру,
что-то коротко сказал по-чеченски и поставил назад.
- А я своего теледиктора продаю, - сказал он и щелчком пальца
отправил фишку в центр стола. - Не люблю телевидение.
- Покупаю, - быстро отозвался Березовский. - А почему ты его не
любишь?
- Там происходит слишком частое соприкосновение мочи с кожей. Как
ни включаю телевизор, так сразу же моча начинает соприкасаться с кожей.
- Так ведь не с твоей кожей, Салман.
- Вот именно, - раздраженно сказал Радуев, - тогда почему они
соприкасаются у меня в голове? Им что, больше негде?
Верхнюю часть лица Березовского закрыл прямоугольник с подробно
просчитанной парой глаз. Они беспокойно покосились на Радуева, несколько
раз моргнули, и прямоугольник исчез.
- А действительно, чья моча? - повторил Радуев таким тоном, словно
эта мысль только что пришла ему в голову.
- Да брось, Салман, - примирительно сказал Березовский. - Давай
лучше ходи.
- Подожди, Борис. Я хочу узнать, чья моча и кожа соприкасаются друг
с другом в моей голове, когда я смотрю твой телевизор.
- А почему он мой?
- Труба проходит по моему полю, значит, за трубу отвечаю я. Ты сам
это сказал. Так? Значит, если на твоих клетках все теледикторы, ты
отвечаешь за телевизор. Вот и скажи, чья моча плещется в моей голове,
когда я его смотрю?
Березовский почесал подбородок.
- Моча твоя, Салман, - решительно сказал он.
- Почему?
- А чья же она может быть? Подумай сам. За твою отвагу тебя
называют "человек с пулей в голове". Я думаю) что тот, кто решился бы
облить тебя мочой, когда ты смотришь телевизор, прожил бы не долго.
- Правильно думаешь.
- Значит, Салман, это твоя моча.
- А как она попадает мне в голову, когда я смотрю телевизор?
Поднимается вверх из мочевого пузыря?
Березовский протянул руку к костям, но Радуев закрыл их ладонью.
- Объясни, - потребовал он. - Тогда будем играть дальше.
На лбу Березовского вылез анимационный квадратик, в котором
появилась глубокая морщина.
- Хорошо, - сказал он, - я попробую объяснить.
- Говори.
- Когда Аллах сотворил этот мир, - начал Березовский, быстро
взглянув вверх, - он сначала его помыслил. А потом уже создал предметы.
Все священные книги говорят, что в начале было слово. Что это значит на
юридическом языке? На юридическом языке это значит, что в первую очередь
Аллах создал понятия. Грубые предметы - это удел людей, а у Аллаха, - он
опять быстро посмотрел вверх, - вместо них идеи. Так вот, Салман, когда
по телевизору ты смотришь рекламу прокладок и памперсов, в голове у тебя
не жидкая человеческая моча, а понятие мочи. Идея мочи соприкасается с
понятием кожи. Понял?
- Круто, - сказал Радуев задумчиво. - Но я не до конца понял. В
моей голове соприкасаются идея мочи и понятие кожи. Так?
- Так.
- А у Аллаха вместо вещей идеи. Так?
- Так, - сказал Березовский и нахмурился. На его иссиня-бритых
скулах появились анимационные заплаты, в которых напряглись желваки.
- Значит, в моей голове происходит соприкосновение мочи Аллаха с
кожей Аллаха, да будет благословенно его имя? Так?
- Наверно, можно сказать и так, - сказал Березовский, и на его лбу
опять появилась вставка с морщиной. (Татарский обозначил это место в
сценарии словами: "Березовский чувствует, что разговор идет не туда".)
Радуев погладил рыжий кирпич бороды.
- Истинно говорил аль-Халладж, - сказал он, - самое большое чудо -
это человек, не видящий вокруг себя чудесного. Но скажи мне, почему так
часто? Один раз на моей памяти моча соприкасалась с кожей семнадцать раз
за один час.
- Ну, это, наверно, для отчета в "Гэллап Медиа", - снисходительно
ответил Березовский. - Сначала проворовались, а потом бюджет закрывали.
А что такого? Сколько времени продадим, столько раз и поставим.
Скелетон Радуева качнулся к столу.
- Подожди-подожди. Ты хочешь сказать, что сколько тебе дадут денег,
столько раз моча соприкоснется с кожей?
- Ну да.
- И ты можешь решать это лично?
- Естественно, - ответил Березовский. - Я, конечно, в мелочи не
вхожу, но замыкается на мне. А как?
- И ты собираешься делать это и дальше?
- Конечно, - сказал Березовский. - Это ведь у кого моча
соприкасается с кожей. А у кого деньги со счетом.
Скелетон Радуева закрыла вставка с довольно грубо прорисованным
туловищем в иорданской военной форме. Он сунул руку за спинку стула,
вытащил оттуда "Калашников" и навел его в лицо компаньону.
- Ты что, Салманчик? - тихо спросил Березовский, рефлекторно
поднимая руки.
- Ты говоришь, что Аллах вначале сотворил понятия, - сказал Радуев,
- так вот, по всем понятиям человек, который за деньги готов брызгать
мочой на кожу Аллаха, не должен поганить эту землю.
Вставка с иорданским туловищем исчезла, на экран вернулись тонкие
линии скелетона, а "Калашников" превратился в покачивающийся пунктир.
Верхняя часть головы Березовского, в которую уперся этот пунктир,
скрылась за анимационной заплатой с мохнатым сократовским лбом,
покрывшимся за секунду крупными каплями пота.
- Спокойно, Салманчик, спокойно, - сказал Березовский. - Два
человека с пулей в голове за одним столом - это будет перебор. Не
волнуйся.
- Как не волнуйся? Каждую каплю мочи, которую ты уронил на Аллаха
за деньги, ты будешь смывать ведром своей крови, я тебе отвечаю.
В сощуренных глазах Березовского отразилась бешено работающая
мысль. В сценарии так и было написано - "бешено работающая мысль", и
Татарский даже не представлял, какая технология помогла аниматорам
достичь настолько буквальной точности.
- Слушай, - сказал Березовский, - мне сейчас тревожно станет. Башка
у меня, конечно, не бронированная, базара нет. Но ведь и у тебя тоже,
как ты хорошо знаешь. А здесь везде моя пехота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36