cersanit delfi 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

.. Ага... Вот чего тебе
по рации сказали.
Радуев засмеялся:
- В журнале "Форбс" написали, что ты все схватываешь на лету. Но
каждый человек, который все схватывает на лету, пишет дальше "Форбс",
должен быть готов к тому, что когда-нибудь на лету схватят его самого.
Отдыхает твоя пехота.
- Выписываешь "Форбс"?
- А то. Чечня теперь часть Европы.
- Так если ты такой культурный, чего ты ствол хватаешь? - сказал
Березовский с раздражением. - Давай как два европейца перетрем, без этих
волчьих понтов.
- Ну давай.
- Вот ты сказал, что каждую каплю мочи я буду смывать ведром крови.
- Сказал, - с достоинством подтвердил Радуев. - И повторю.
- Но ведь мочу нельзя отмыть кровью. Это тебе не "Тайд".
(Татарскому пришло в голову, что фраза "Мочу нельзя отмыть кровью"
- прекрасный слоган для общенациональной рекламы "Тайда", но он
постеснялся доставать записную книжку при Азадовском.)
- Это верно, - согласился Радуев.
- И потом, ты согласен, что ничего в мире не происходит без воли
Аллаха?
- Согласен.
- Так, едем дальше. Неужели ты думаешь, что я смог бы... смог бы...
ну, смог бы сделать то, что сделал, если бы на это не было воли Аллаха?
- Нет.
- Едем еще дальше, - уверенно продолжал Березовский. - Попробуй
посмотреть на вещи так: я просто орудие в руках Аллаха, а что и почему
делает Аллах, уразуметь нельзя. И потом, если бы не воля Аллаха, я не
собрал бы все телебашни и теледикторов на своих трех клетках. Так?
- Так.
- Еще базары есть?
Радуев ткнул Березовского стволом в лоб.
- Есть, - сказал он. - Мы поедем еще дальше. Я тебе скажу, как
говорят у нас в селе старые люди. По замыслу Аллаха, этот мир должен
быть подобен тающей во рту малине. А люди вроде тебя из-за своей
алчности превратили его в мочу, соприкасающуюся с кожей. Может быть,
воля Аллаха была и на то, чтобы в мир пришли такие люди, как ты. Но
Аллах милостив, поэтому его воля есть и на то, чтобы грохнуть людей,
изза которых жизнь не кажется малиной. А после разговора с тобой она
кажется мне не малиной, а мочой, которая разъела мне весь мозг, понял,
нет? Поэтому оптимальным решением для тебя будет помолиться.
Березовский вздохнул.
- Я вижу, ты хорошо подготовился к беседе. Ну, ладно. Допустим, я
сделал ошибку. Как я могу ее загладить?
- Загладить? Загладить такое оскорбление? Не знаю. Нужно сделать
какое-нибудь богоугодное дело.
- Какое, например?
- Не знаю, - повторил Радуев. - Построить мечеть. Или медресе. Но
это должна быть очень большая мечеть. Такая, чтобы в ней можно было
отмолить грех, который я совершил, сев за стол с человеком, брызжущим
мочой на кожу Неизъяснимого.
- Ясно, - сказал Березовский, чуть опуская руки. - А если
конкретно, насколько большая?
- Думаю, первый взнос - миллионов десять.
- А не много?
- Я не знаю, много это или нет, - рассудительно сказал Радуев,
огладив бороду рукой, - потому что категории "много" и "мало" мы познаем
в сравнении. Но ты, может быть, заметил стадо козлов, когда подъезжал к
моему штабу?
- Заметил. А какая связь?
- Пока эти двадцать миллионов не придут на мой счет в Исламский
банк, тебя будут каждый час семнадцать раз окунать в бочку с козлиной
мочой, и она будет соприкасаться с твоей кожей, и ты будешь думать,
много это или мало - семнадцать раз в час.
- Эй-эй-эй, - сказал Березовский, опуская руки. - Ты что? Только
что было десять миллионов.
- Ты про перхоть забыл.
- Послушай, Салманчик, так дела не делают.
- Ты хочешь заплатить еще десять за запах пота? - спросил Радуев и
тряхнул автоматом. - Хочешь?
- Нет, Салман, - устало сказал Березовский. - За запах пота я
платить не хочу. Кстати, кто это нас снимает на скрытую камеру?
- Какую камеру?
- А что это за портфель на подоконнике? - Березовский ткнул пальцем
в экран.
- Ах ты, шайтан, - пробормотал Радуев и поднял автомат.
По экрану прошел белый зигзаг, все затянула серая рябь, и в зале
зажегся свет.
Азадовский крякнул и переглянулся с Морковиным.
- Ну как? - робко спросил Татарский.
- Скажи мне, ты где работаешь? - брезгливо спросил Азадовский. - В
пи-ар отделе "Логоваза"? Или у меня в группе компромата?
- В группе компромата, - ответил Татарский.
- Какое у тебя было задание? Сценарий переговоров Радуева с
Березовским, где Березовский передает чеченским террористам двадцать
миллионов долларов. А ты что написал? Он что, передает? Он у тебя мечеть
строит! Спасибо, что не Храм Христа Спасителя. Если бы не мы сами этого
Березовского делали, я бы решил, что ты у него зарплату получаешь. А
Радуев? Он у тебя вообще какой-то профессор богословия! Читает журналы,
про которые даже я не слышал.
- Но ведь должна же быть логика развития сюжета...
- Мне нужна не логика, а компромат. А это не компромат, а говно.
Понял?
- Понял, - потупившись, ответил Татарский.
Азадовский несколько смягчился.
- Вообще-то, - сообщил он, - здравое зерно есть. Первый плюс -
вызывает ненависть к телевидению. Хочется его смотреть и ненавидеть,
смотреть и ненавидеть. Второй плюс - "монополия". Это ты сам придумал?
- Сам, - приободрился Татарский.
- Это удача. Террорист и олигарх делят народное добро за игорным
столом... Ботва от злобы просто взвоет.
- А не слишком ли... - вмешался Морковин, но Азадовский перебил:
- Нет. Главное, чтоб у людей мозги были заняты и эмоции выгорали.
Так что эта телега насчет "монополии" ничего. Она нам рейтинг новостей
минимум на пять процентов поднимет. Значит, минуту в прайм-тайм...
Азадовский вытащил из кармана калькулятор и стал что-то
подсчитывать.
- ...поднимет тысяч на девять, - досчитав, сказал он. - И что у нас
будет за час? Множим на семнадцать... Нормально. Так и сделаем. Короче,
пускай они играют в "монополию", а режиссеру скажешь перебить монтажом:
очереди в сберкассы, шахтеры, старушки, дети голодные, солдатики
раненые. Все дела. Только ты про теледикторов убери, а то в ответ надо
будет вой поднимать. Лучше сделай в их "монополии" такую фишку -
телевизионно-бурильную установку. И пусть Березовский говорит, что он
хочет таких вышек всюду понастроить, чтобы снизу нефть прокачивали, а
сверху - рекламу. И монтаж - Шаболовская телебашня с буром. Как тебе?
- Гениально, - с готовностью сказал Татарский.
- А тебе? - спросил Азадовский у Морковина.
- Присоединяюсь на все сто.
- А вы думали. Я один тут вас всех заменить могу... Значит, диагноз
такой. Ты, Морковин, дай ему в усиление этого нового, который по еде.
Толковый паренек. Радуева в целом так и оставляем, только сделайте ему
феску вместо этой кепки, надоела уже. Заодно на Турцию намекнем. И
потом, давно спросить хочу, что это за халтура? Почему он все время в
черных очках? Что, глаза просчитать долго?
- Долго, - сказал Морковин. - Радуев у нас все время в новостях, а
в очках на двадцать процентов быстрее. Убираем всю мимику.
Азадовский чуть помрачнел.
- С частотой, даст Бог, решим. А по Березовскому чичирок добавить,
понял?
- Понял.
- И прямо сейчас, материал срочный.
- Сделаем, - ответил Морковин. - Досмотрим, и сразу ко мне.
- Чего у нас следующее?
- Теперь ролики по телевизорам. Новый тип.
Татарский приподнялся со стула, собираясь выйти, но Морковин рукой
остановил его.
- Давай, - махнул рукой Азадовский. - Еще есть минут двадцать.
Свет снова погас. С экрана заулыбалась миловидная маленькая японка
в кимоно. Отвесив поклон, она сказала с заметным акцентом:
- Сейчас перед вами выступит Иохохори-сан. Иохохори-сан - старейший
сотрудник фирмы "Панасоник", поэтому ему и доверена такая честь. Из-за
ран, полученных во время войны, он страдает нарушениями речи.
Пожалуйста, добрые телезрители, простите ему эти недостатки.
Девушка отошла в сторону. В кадре оказался круглый зал со стенами,
выкрашенными в белый цвет. В центре зала стоял длинный кованый сундук,
на котором неподвижно сидели двенадцать фигур в белых саванах. Перед
ними появился плотный седой японец с открытой бутылкой рома в руке. Он
был в пиджаке, но отчего-то перепоясан мечом. Отхлебнув из бутылки, он
щелкнул пальцами, и фигуры в саванах, соскочив с сундука, разбежались в
стороны. Сундук раскрылся, и из его глубин поднялся черный телевизор
обтекаемых форм, похожий на вырванный глаз огромного чудовища, - такое
сравнение пришло Татарскому в голову изза того, что крышка сундука была
обита изнутри алым бархатом.
- "Панасоник" представляет революционное изобретение в мире
телевидения, - слегка заикаясь, выговорил японец. - Первый в мире
телевизор с голосовым управлением на всех языках планеты, включая
русский. "Панасорд ви-ту"!
На экране появилась надпись "Panasword V-2". Японец с напряженным
недружелюбием посмотрел в глаза зрителю и вдруг выхватил из ножен меч.
- Меч, выкованный в Японии! - прокричал он, приставив острие прямо
к линзам камеры. - Меч, которым перережет себе горло выродившийся мир!
Да здравствует император!
По экрану заметались люди в саванах - мистера Иохохори куда-то
поволокли, побледневшая девушка в кимоно стала бить извиняющиеся
поклоны, и на всем этом безобразии нарисовался логотип "Панасоника".
Низкий голос произнес: "Панасоник. Япона мать!"
Татарский услышал трель телефона.
- Але, - сказал в темноте голос Азадовского. - Чего? Лечу!
Встав, Азадовский заслонил собой часть экрана.
- Ух, - сказал он, - кажется, Ростропович сегодня орден получит.
Сейчас из Америки звонить будут. Я им вчера факс послал, что демократия
в опасности, просил частоту на двести мегагерц поднять. Вроде доперло до
людей, что одно дело делаем.
Татарскому вдруг показалось, что тень Азадовского на экране не
настоящая, а элемент видеозаписи, силуэт вроде тех, что бывают в
пиратских копиях, снятых камерой прямо с экрана. Для Татарского эти
черные тени уходящих из зала зрителей, которых хозяева подпольных
видеоточек называли бегунками, служили своеобразным индикатором
качества: под действием вытесняющего вау-фактора с хорошего фильма
уходило больше народа, чем с плохого, поэтому он обычно просил оставлять
ему "фильмы с бегунками". Но сейчас он почти испугался, подумав, что,
если бегунком вдруг оказывается человек, который только что сидел рядом,
это вполне могло означать, что и сам ты точно такой же бегунок. Чувство
было сложное, глубокое и новое, но Татарский не успел в нем разобраться:
напевая какое-то смутное танго, Азадовский добрел до края экрана и
исчез.
Следующий ролик начался в более традиционной манере. Перед большим
камином, горевшим в странной зеркальной стене, сидела семья - отец,
мать, дочка с киской и бабушка с недовязанным чулком. Они глядели в
пылающий за решеткой огонь, делая быстрые и немного карикатурные
движения - бабушка вязала, мать объедала по бокам кусок пиццы, девочка
гладила киску, а отец прихлебывал пиво. Камера проехала вокруг них и
прошла сквозь зеркальную стену. С другой стороны стена оказалась
прозрачной; когда камера закончила движение, на семью наложилось
каминное пламя и решетка. Яростно и грозно заиграл орган; камера
отъехала назад, и прозрачная стена превратилась в плоский экран
телевизора со стереодинамиками по бокам и игривой надписью "Tofetissimo"
на черном корпусе. На экране телевизора пылал огонь, в котором
быстро-быстро дергались четыре черных тела за решеткой. Орган стих, и
раздался вкрадчивый голос диктора:
- Вы думаете, что за абсолютно плоским стеклом трубки "Блэк
Тринитрон" вакуум? Нет! Там горит огонь, который согреет ваше сердце!
"Сони Тофетиссимо". It's a Sin*.
-----------
* Это грех (англ.).

Татарский мало что понял в увиденном, только подумал, что
коэффициент вовлечения можно было бы сильно увеличить, заменив чисто
английский слоган на смешанный: "It's а Сон". Еще он почему-то вспомнил,
что была такая вьетнамская деревня Сонгми, ставшая культовой после
американского авианалета.
- Что это такое? - спросил он, когда зажегся свет. - На рекламу не
очень похоже.
Морковин довольно улыбнулся.
- Вот то-то и оно, что не похоже, - сказал он. - Если по науке, то
это новая рекламная технология, отражающая реакцию рыночных механизмов
на сгущающееся человеческое отвращение к рыночным механизмам. Короче, у
зрителя должно постепенно возникать чувство, что где-то в мире - скажем,
в солнечной Калифорнии - есть последний оазис не стесненной мыслью о
деньгах свободы, где и делают такую рекламу. Она глубоко антирыночна по
форме и поэтому обещает быть крайне рыночной по содержанию...
Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что в зале больше никого
нет, и перешел на шепот:
- К делу. Здесь вроде не прослушивают, но говори на всякий случай
тихо. Молодец, все отлично. Как по нотам. Вот твоя доля.
В его руке появились три конверта - один пухлый и желтый, два
других потоньше.
- Прячь быстрее. Здесь двадцать от Березовского, десять от Радуева
и еще две от ваххабитов. От них самый толстый, потому что мелкими
купюрами. Собирали по аулам.
Татарский сглотнул, взял конверты и быстро распихал их по
внутренним карманам куртки.
- Азадовский не просек, как ты думаешь? - прошептал он.
Морковин отрицательно помотал головой.
- Слушай, - зашептал Татарский, еще раз оглядевшись, - а как так
может быть? Насчет ваххабитов я еще понимаю. Но ведь Березовского нет, и
Радуева тоже нет. Вернее, они есть, но ведь это просто нолики и
единички, нолики и единички. Как же это от них бабки могут прийти?
Морковин развел руками.
- Сам до конца не понимаю, - прошептал он в ответ. - Может,
какие-то люди заинтересованы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36


А-П

П-Я