В конце концов, мы ведь именно за этим сюда и переселились. Чтобы спрятаться. В сущности, мы просто удрали».
Ну да, может быть.
Кеман был готов думать о чем угодно, только бы не о Доре. Он еще с самого пробуждения твердо решил не надеяться, что она, может быть, все-таки придет. И очень старался не испытывать боли и разочарования.
Увы, он давно успел убедиться, что чувства отнюдь не всегда повинуются благим намерениям. Вся его решимость была не в силах избавить Кемана от разочарования и.., и чувства утраты. Солнце поднималось все выше, а Дора так и не пришла… Кеман не был уверен, что у него болит именно сердце, но что-то внутри глухо ныло.
Он терпеливо ждал, пока остальные надевали сбрую на него и Каламадеа.
— Вам это не понравится, — предупредила Шана Лоррина и его сестру, показывая, как устроена сбруя. Кеман чувствовал, что Шана напряжена до предела, и подозревал, что она болтает именно затем, чтобы немного успокоиться. Бедная Шана! Ее тревожит не только угроза нападения. Им грозит еще и бунт в рядах волшебников. А ведь именно разлад и раздоры погубили волшебников во времена первой Войны. Оставалось лишь надеяться, что история не повторится.
— Каламадеа с Кеманом вы не слушайте, — говорила Шана. — Их в полете не тошнит. Иначе как же они могли бы летать, если бы их начинало тошнить каждый раз, как они поднимаются в воздух? Но в этом-то вся закавыка.
Для того чтобы взлететь, дракон сперва подпрыгивает в воздух. Вы когда-нибудь брали верхом высокий барьер?
Вот это примерно то же самое, только гораздо хуже.
— Значит, если не пристегнуться, мы свалимся, — рассудительно заметил Лоррин. Он повернулся и заглянул в глаза Кеману.
— Извини, друг, но мне ужасно трудно увязать вот это чудище, — он похлопал дракона по плечу, — с тем молодым волшебником, который так храпел сегодня ночью.
— Не храпел я! — возмутился Кеман.
— Храпел, храпел, — подтвердила Шана. — Почти всю ночь. И очень громко.
Кеман фыркнул и отвернулся, внимательно осматривая те ремни сбруи, до которых мог дотянуться сам.
— Ну вот, и во время этого прыжка, — продолжала Шана, словно ее не перебивали, — еще один верный знак, что она очень волнуется, — он раскрывает крылья и начинает размахивать ими, чтобы набрать высоту. Это то же самое, что прыжок: серия рывков. Тебя каждый раз швыряет назад. При этом надо пригнуться и держаться изо всех сил, вот так, — она согнулась и присела на корточки, — иначе тебе будет казаться, что голова вот-вот отвалится.
Лоррин кивнул. Его сестра вздохнула.
— Похоже, это даже хуже, чем ехать на самом норовистом коне на свете!
— Гораздо хуже, — заверила ее Шана. — Это даже хуже, чем ехать на вьючном греле. Ну так вот. В какой-то момент дракон наберет нужную высоту, и вот тут-то и начнутся настоящие неприятности. Эти твари летают не по прямой. Они ныряют, вот так, — она показала рукой, — взмах крыльев — нырок, взмах — нырок. И твоему несчастному желудку начинает казаться, что ты каждый раз падаешь. Вот тут-то вас скорее всего и затошнит. Если такое случится, скажите Каламадеа: он завернет набок, чтобы вы могли.., э-э.., ну, в общем, это самое, прямо вниз. А уж дальше это будут проблемы тех, кто окажется под вами.
Кеман слушал с неподдельным интересом. Ему и раньше случалось носить на себе двуногих, но он никогда прежде не слышал, чтобы кто-то из них описывал свои ощущения во время полета. Для него-то полет был чем-то вполне естественным, но, похоже, тем, кому приходится летать на нем, так не кажется…
— К тому же наверху попадаются мощные завихрения воздуха. Кемана швыряло в стороны, трясло, как будто он пытался меня сбросить, он камнем падал вниз и даже кувыркался. Меня-то от этого не тошнит — надеюсь, и вас тошнить не будет, — но я ничего не обещаю!
Шана взглянула на унылые физиономии новичков и пожала плечами.
— Главное, убедитесь, что все ремни целы и все пряжки застегнуты. И пока будете лететь, время от времени их проверяйте. Без них вам на драконе не усидеть — и, поверьте мне, они вам очень пригодятся.
В это время подошел Меро и, услышав последние слова Шаны, кивнул.
— Если придется лететь в грозу, вы еще пожалеете, что ремней так мало, — добавил он.
— Но ведь во всех историях говорится, что летать легко и приятно! — жалобно сказала Рена. — Как будто просто… ну, просто садишься на дракона и летишь себе!
Кеман рассмеялся.
— Ты не забывай, что все эти истории рассказывала тебе Мире! Нам, драконам, летать действительно легко и приятно. И к тому же ей было вовсе ни к чему портить романтичный образ драконов такими неаппетитными подробностями.
Он поразмыслил, потом добавил:
— Могу сказать одно: на Каламадеа лететь легче, чем на мне. Мне приходится чаще махать крыльями, потому что я меньше. Тебе случалось наблюдать за птицами?
Рена кивнула.
— Ну, тогда ты, наверно, обращала внимание на то, как летают мелкие птахи: они как бы подпрыгивают в воздухе и часто-часто трепещут крылышками. А вот коршун, к примеру, — тот разок махнет крыльями и потом долго планирует, потому что крылья у него большие. Вот и между мной и Каламадеа разница та же. И вы полетите на Каламадеа, потому что вы менее опытные всадники.
Шана тем временем деловито проверяла каждый ремень сбруи. Здешние шорники работали всю ночь напролет, изготовляя эти сбруи, и Каламадеа их в целом одобрил. Во всяком случае, его сбруя сидела на нем куда лучше, чем то, что ему доводилось носить прежде.
— Ах да, вот еще что! — спохватилась Шана. — Рена, Лоррин! Видите эту подушку, вроде седла? Ни в коем случае не спускайте с нее ноги и не вздумайте надеть матерчатые штаны вместо кожаных! Драконья чешуя очень жесткая и шершавая. Оглянуться не успеете, как сотрете ноги до мяса!
Она заставила обоих провести ладонью по боку Кемана против чешуи. Они поморщились. Шана кивнула.
— Я потому и попросила шорников изготовить вторые сбруи и побольше запасных ремней. Если ремни перетрутся, мы сможем просто заменить их вместо того, чтобы возиться с починкой.
«А на меня одна из этих запасных сбруй не подойдет?» Кеман вскинул голову, изумленный не менее прочих.
Над головами у них скользнула тень, и мгновением позже на землю опустилась Дора. Ветер, поднявшийся от хлопанья крыльев, взметнул тучу пыли.
— Я вижу, на Каламадеа двойное седло, но Кеман куда меньше Старейшего, и я подумала — может, вам понадобится еще один дракон? — робко спросила Дора. Потом она обернулась к Кеману.
— Ты был прав, — сказала она. И сердце у Кемана радостно затрепетало.
— «И спасибо, что не.., что не воспользовался моими чувствами, чтобы убедить меня», — добавила она специально для него.
Каламадеа оправился от изумления первым.
— Кеман, — негромко, с достоинством произнес он, — не будешь ли ты так любезен представить нам твою.., подругу?
«Ах, вот где ты пропадал ночами, мошенник? — добавил он мысленно. — А мы-то думали, ты охотишься! Или ты и впрямь охотился — только добыл кое-что получше оленя?»
— Э-э.., это Дора, — неуклюже сказал Кеман. — Она из Логова, которое находится далеко на юге, там, где живут Железные кланы. Она наблюдала за этим кланом, как мы наблюдали за эльфийскими лордами. Она вообще не знала, что на свете есть еще драконы, кроме тех, что живут в ее Логове, пока не увидала мою тень.
— Ах, вот как? — только и сказал Каламадеа и обернулся к Доре, галантный до кончиков когтей. — Ну что ж, Дора, добро пожаловать. С твоей стороны очень любезно предложить нам помощь. Мы искренне благодарны.
Юная драконица потупилась, и ноздри у нее покраснели.
— Ну, а теперь, с вашего разрешения, я бы посоветовал надеть на Дору запасную сбрую и побыстрее отправляться в путь, — продолжал Каламадеа, оглянувшись через плечо на солнце. — Поговорить можно и на лету. Лоррин, поскольку ты летишь вместе с сестрой, а она среди нас единственная, кто не слышит мысленной речи, ты будешь пересказывать ей все, о чем мы будем говорить. По крайней мере, так будет куда веселее лететь.
И он хлопнул крыльями как бы в подтверждение.
— Летим скорее, друзья мои! — закончил он. — Эльфийские лорды точат когти на наши шеи! Пора, давно пора отправляться в путь!
Глава 10
Лоррин сидел в одной из забегаловок, по которым он шлялся с тех пор, как начал приводить в исполнение свою часть плана, и вертел в руках чашу с густым и приторным красным вином. Забегаловка находилась в Белых Воротах, торговом городе, которым управлял лорд Ордревель — или, точнее, вассалы лорда Ордревеля. Но это было неважно: все торговые города похожи друг на друга как две капли воды. И все забегаловки тоже.
Кому это и знать, как не Лоррину! Он ведь побывал во всех пяти торговых городах эльфийских земель и обошел большую часть тамошних трактиров.
На первый взгляд все эти почтенные заведения блистали роскошью. Но, если приглядеться, становилось понятно, что роскошь тут — исключительно напоказ. Подушки обтянуты кожей — но только сверху, где видно; атласные обои, но только на виду, а за шкафами и полками — голая стена. Бархатные портьеры при ближайшем рассмотрении оказывались дешевой подделкой.
Во всех забегаловках были темные комнаты на втором этаже, где рабыни предоставляли свои услуги всем желающим, — но в комнатах было так темно, что ни рабынь, ни обстановки как следует не разглядишь. Вино там подавали самое что ни на есть дешевое, сильно сдобренное пряностями и подслащенное медом, чтобы скрыть мерзкий вкус.
Эти забегаловки служили пристанищем эльфам, слишком бедным и незначительным, чтобы иметь собственное поместье и собственных наложниц, или молодым, которых держали на коротком поводке их благородные папаши. Сюда, как и в прочие подобные заведения, приходили надсмотрщики, сенешали, тренеры, чтобы за чашей вина забыть мелкие оскорбления и обиды, причиненные им их сеньорами. Сюда же являлись «лишние» сыновья и обойденные вниманием наследники, чтобы забыть о том, что ничего своего у них нет и никогда не будет.
Сюда же отправляли бывших наложниц или юношей и девушек, слишком слабых, чтобы работать в полях, но недостаточно красивых, чтобы украшать собою гарем или быть использованными в качестве домашних слуг. Трудно представить себе жизнь хуже, чем у раба, работающего в поле, но у этих жизнь была хуже. Особенно у несчастных, измученных созданий, ожидающих посетителей наверху.
Лоррин старался не думать о них. Ведь он и так делал все, чтобы изменить их жизнь к лучшему!
Лоррин внимательно выслушивал жалобы и щедро делился деньгами (большинство этих сыновей их заботливые папаши держали на голодном пайке, выдавая им денег не больше, чем нужно, чтобы купить полевого раба или хорошую собаку). Он подливал вина, сочувственно поддакивал. В этом не было ничего удивительного: все эти бедолаги делились друг с другом своими горестями. Необычным было то, что Лоррин предлагал выход.
И слухи об этом выходе распространялись все дальше.
За часы, проведенные в этих забегаловках, где воздух был пропитан благовониями, чтобы перешибить запах пролитого вина, а свет был очень тусклым, чтобы не бросались в глаза пятна на бархате и атласе и помятые лица служанок и клиентов, Лоррин узнал поразительную вещь. Он больше всего боялся, что кто-нибудь из его собеседников возьмет и донесет на него и игра окончится, не успев начаться. И, разумеется, среди этих эльфов было немало доносчиков…
Однако когда Лоррин сообщал им, что есть способ сравняться с высшими лордами, когда он показывал, что против его «талисманов» любая магия бессильна, все переходили на его сторону. Все до единого восставали против лорда, которому служили, расставались с последними деньгами, прятали за пазуху ожерелье, головной обруч и браслеты и молча уходили.
Останавливались лишь затем, чтобы указать на Лоррина еще какому-нибудь бедолаге, вассалу такого же жестокого и равнодушного лорда, как их собственный.
Лоррин всегда знал, что высшие лорды жестоки к своим вассалам, — но никогда не подозревал, что они жестоки настолько, что их слуги готовы при первой же возможности обратиться против них. В качестве сына и наследника лорда Тилара он видел лишь позолоченный фасад их мира. А под томными манерами, изящной магией, играми и развлечениями таилась бездна жестокости, тем более ужасной, что она была непреднамеренной. Эльфийские лорды распоряжались и людьми, и вассалами-эльфами так, точно это были игрушки, забава на час.
Лоррин прихлебывал вино, сидя в своем уголке и ожидая, когда появится очередной страдалец.
За одним из соседних столов сидел молодой эльф — скорее всего младший сын, судя по тому, что на нем не было ливреи и одежда его была слишком хороша для вассала. Молодой эльф вот уже час непрерывно пил и не отрываясь смотрел на Лоррина. Теперь он наконец встал, пробрался между столами на удивление ловко, если учесть, сколько он выпил, и уселся на скамью напротив Лоррина, все еще не выпуская из руки пустого кубка. Не спрашивая позволения, налил себе вина из Лорринова кувшина — это тоже говорило о том, что он занимает высокое положение в обществе.
Лоррин только кивнул и подвинул кувшин с вином поближе к новому собутыльнику.
Незнакомец понял это как приглашение, залпом опустошил свой кубок и налил себе еще.
— Пап-паши! — бросил он, выплюнув это слово точно ругательство. — «С пеленок твердят тебе, какая ты важная п-персона, дают тебе все, чего ни пожелаешь, п-пока не войдешь в возраст. А что п-потом?
— И что же потом? — с невинным видом поинтересовался Лоррин.
— Ничего, вот что!
Незнакомец опрокинул в себя второй кубок — на этот раз вина ему налил сам Лоррин.
— Ты входишь в-в-в.., в возраст, и н-ничего не меняется! Ты по-прежнему «мальчик», и тебе по-прежнему приходится молчать и слушаться! Хочешь п-поразвлечься, приводишь друзей — и оглянуться не успеваешь, как тебя приволакивают к нему, точно ты залез в сундук с деньгами!
— А-а! — кивнул Лоррин с важным видом. — Да, бывает. Тебе хочется завести собственный домик, нескольких рабынь, попросишь — и ух ты! Он так взвивается, словно ты наплевал на собственных Предков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47