Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами — тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце — крошечный штырек, на другом — паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце — пять колокольчиков.Надела. Застегнула.Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.— Умеешь танцевать голой? — спросила Саша.— Я не знаю танцев рабынь, — прошептала я, — я не умею танцевать.— А шелками оборачиваться умеешь?— Нет, госпожа. — Я потупилась.— А пользоваться косметикой и духами рабынь?— Нет, госпожа.— А носить украшения?— Нет, госпожа.— А как доставить мужчине высшее наслаждение, знаешь?— Я мало знаю, госпожа, — призналась я.Лишь бы ногой не шевельнуть!— Да тебя вообще чему-нибудь учили?— Я мало знаю, госпожа. Одна рабыня, по имени Этта, научила меня кое-чему, чтобы я не была совсем уж никчемной, чтобы не били слишком часто.— Кто твой прежний хозяин?— Туп Поварешечник, бродячий торговец.— А до этого?— Турнус из Табучьего Брода, землепашец.— А до этого?— Клитус Вителлиус из Ара, воин.— Хорошо.— Но у него я была совсем недолго, — добавила я.— А до этого?— Двое воинов. Не знаю, кто они. Просто я принадлежала им.Саша не удивилась. Девушка часто не знает, кто ее хозяин. Днем ее могут схватить, вечером превратить в рабыню, а утром — продать.— А до этого? — спросила Саша.— Я была свободной.Взглянув на меня, Саша рассмеялась.— Ты? — переспросила она.— Да, госпожа.Она хохотала. Кровь бросилась мне в лицо. Да, наверно, без ошейника меня теперь представить трудно.— Искусство быть рабыней тебе неведомо, — заключила Саша, — или почти неведомо. Ничего ты не знаешь: ни как двигаться, ни как смотреть, ни осанку держать не умеешь, ни телом своим владеть, ни лицом, не говоря уж о тонкостях и уловках, от которых зависит, позволят ли тебе мужчины жить.Я не сводила с нее испуганных глаз.— Но ты хорошенькая. А к хорошеньким девушкам мужчины снисходительны. Так что надежда есть.— Спасибо, госпожа, — прошептала я.— Почему ты не двигаешься?— Колокольчики… — чуть слышно пролепетала я.— Ну и что?— Стыдно. Чувствую себя рабыней до мозга костей.— Ну и прекрасно, — ответила Саша. — Встать, рабыня! — выпалила она.Под звон колокольчиков я поднялась на ноги. Увешанная колокольчиками рабыня.— Пройдись по комнате!— Пожалуйста, не надо, госпожа! — взмолилась я. Она подняла плетку. Я повиновалась. И снова встала перед ней. И тут вдруг она коснулась меня. В смятении я отвела глаза, закусила губу.— Великолепно, — похвалила она. — Стоило звякнуть рабским колокольчикам — и ты готова для мужчины.— Пожалуйста, госпожа, — умоляла я.— Горячая шлюшка! К зеркалу! На колени! Я встала на колени перед зеркалом.— Существует сто одиннадцать основных оттенков губной помады для рабынь, — начала она. — Все зависит от настроения хозяина.— Да, госпожа, — кивнула я.
Немного позже в комнатенку собрались и другие девушки. Как и мне, им предстояло прислуживать за вечерней трапезой. Так уж принято в крепостях на Горе — если крепость не под осадой, для мужчин вечер — время удовольствий.— Через пять энов, — прокричал снаружи мужской голос, — чтоб были в зале на пиру!Девушки заахали, занервничали, завершая последние приготовления, спешно поправляя украшения и шелка. Кое-кто торопливо подкрашивался. Двое сцепились из-за кружочка теней для век, но опустившийся между ними кнут Саши быстро их успокоил. Вернувшаяся от Хака Харана Сульда, сияя, подкрашивала губы. Девушки приглаживали шелковые наряды.Я взглянула в зеркало. Хороша! Платье из алого шелка. Накрашена, надушена. Мягкая, слабая, податливая. Увешана браслетами, ошейник оплетен золотым ожерельем.— Красивая, — шепнула я. Ну и помогла же мне Саша!— Для девчонки бродячего торговца неплохо, — улыбнулась Саша.— Я боюсь, — призналась я.— Не бойся.— Что я должна делать?— Быть ослепительно красивой и абсолютно послушной. Я взглянула на девушку в зеркале. Вспомнились слова Турнуса: «Твое место у ног мужчины». На щиколотке — колокольчики. Красивая. В ошейнике и шелках, благоухающая духами рабыня. Очень красивая. Сомнений нет: ее место — у ног мужчины. Она — рабыня. Она — это я.— Быть ослепительно красивой и абсолютно послушной, — сказала Саша.— Да, госпожа, — ответила я.По решетке внутренних ворот застучали. Девушки испугались, даже Саша.— Быстрей! — покрикивала она. — Быстрей!Мы бросились вон из комнаты и вскоре, пройдя двое ворот, ступили босыми ногами на богатые ковры и поспешили ублажать хозяев. Глава 12. СЕРЕБРЯНЫЙ ЛИСТ — Хозяин? — вымолвила я.Стоя на коленях, я протягивала ему блюдо с мясом.Турианской вилкой он подцепил с блюда кусочек мяса и положил себе на тарелку. Стоящая на коленях девушка поднесла ему вина.Подойдя к следующему мужчине, я встала перед ним на колени, предлагая ему блюдо с мясом.Комнату наполняла чувственная турианская музыка. Между столами, позванивая колокольчиками, грациозно танцевала девушка в желтом шелке.Вот уже больше месяца я на заставе Турмусовых Камней.Часто меня задерживали подольше — служить мужчинам. Саша многому меня научила. Теперь я уже не та девушка, которую за шесть медных тарсков купил Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней. Он мог поздравить себя с удачной покупкой.— Сколько ты заплатил за нее? — спросил его как-то один из его помощников.— Шесть медных тарсков, — ответил он.— Ну и наметан же у тебя глаз на рабынь! — восхитился помощник.Борчофф ухмыльнулся.Я спешила дальше.«Горячая, как пага», — сказал, как-то обо мне один воин и швырнул меня своему приятелю. Я собой не владела. Бывало, я лежала без сна в запертом алькове, глотая слезы. Не хочу быть рабыней!«Ты прирожденная рабыня, — сказала мне однажды Саша. — Ты создана для ошейника». — «Да, госпожа», — проронила я в ответ. А временами, плача от стыда, ворочалась в своей крошечной нише. Странно: я часто думала об Элайзе Невинс. Там, на Земле, в нашем престижном колледже, я была ее^главной соперницей. Видела бы она меня теперь! Вот хохотала бы, каким бы презрением облила!— Мяса, Дина! — позвал мужчина.Я бросилась к нему, стала на колени, протянула блюдо. Не выпороли бы!Теперь на заставе двадцать девять девушек. Но состав их немного изменился; пятерых продали проезжим турианским купцам, которые вели с заставой торговые дела, в последующие недели купили по случаю еще шестерых. Запасы нужно обновлять: мужчины любят разнообразие.— Тебя не продадут, Дина, — сказала мне Саша. — Ты — просто подарок.— Да, госпожа.Здесь, на заставе, мы, рабыни, существуем, чтобы доставлять удовольствие мужчинам. Но поскольку, кроме нас, рабынь в Турмусовых Камнях нет, мы должны и прислуживать им, и исполнять кое-какую работу: мыть полы, шить, стирать и гладить одежду, прибирать. Помогаем мы и на кухне: обычно готовим овощи, моем посуду. Мужчинам, несущим службу на крепостной стене, нужно принести воды. В общем, грязной работы хватает, и ложится она, естественно, на нас, рабынь. Хотя в целом, по-моему, жаловаться не приходится. Поутру нам дают выспаться, работа в основном кончается рано, чтобы мы могли отдохнуть и подготовиться к вечеру. В обычный день немногим из нас выпадает больше двух-трех анов несложной работы. Иллюзий мы не питаем: основная наша обязанность — угождать мужчинам.Теперь я не ниже остальных рабынь. Не то чтобы я отвоевывала себе место под солнцем, ведь, по моему разумению, среди здешних рабынь мало таких, которым не под силу было бы одолеть меня в драке, просто так решила Саша. Плетка в ее руках. Каждая вновь появляющаяся среди нас девушка автоматически становится низшей — стало быть, статус остальных поднимается. Все мы повинуемся Саше. Плетку она пускает в ход без колебаний. Так что порядок соблюдается. И недовольства у меня это не вызывает. Дай Борчофф плетку не Саше, а кому-нибудь другому — и жить мне в рабской обители стало бы куда тяжелее. Закон джунглей! А Сашина плетка от него бережет. И среди рабынь не только меня одну устраивает такая защита от натиска грубой силы. Иногда хозяева в жестокости своей не назначают старшую рабыню. И тогда девушки сами, зубами и ногтями, устанавливают внутреннюю иерархию и порядок правления. А бывает, хозяева не назначают старшую рабыню намеренно, чтобы низшие рабыни, ища защиты и стараясь попасть в фавор, из кожи вон лезли, ублажая мужчин. «Если ты меня ударишь, хозяин будет недоволен» — в среде рабынь угроза нешуточная, особенно если это соответствует действительности. От возможного недовольства далекого хозяина во многом зависит «социальная структура» в среде рабынь. Бывает, чтобы отвоевать себе место позавиднее, девушка притворяется, что хозяин благоволит к ней. Но в таких вещах истину скрыть трудно. Кого чаще всего вызывают к его ложу?— Мяса, Дина!Я поспешила на зов, встала на колени, прислуживая мужчине. Одета я в алый шелк, ошейник перевит золотым ожерельем, на ноге — колокольчики.На глаза попалась Саша. Лежит в объятиях воина, целует его. Просто тает от наслаждения.Брать с собой плетку, выходя из жилища рабынь, ей позволяют редко — разве что когда на заставе появляется новая рабыня и ее нужно провести по коридорам к железной дверце, как когда-то вела она меня. Выходя из нашей обители, она, преклонив колени, протягивает плетку охраннику. Здесь ее властные полномочия заканчиваются. Поднеся плетку к губам, она целует ее, после чего рабыне приказывают отложить ее в сторону. Она получит ее обратно, возвращаясь в жилище рабынь. Вне его мы подчиняемся не Саше — мужчинам. Она снова получает власть над нами, только если ей позволено взять в руки плетку. Сейчас она без плетки. Лежит, разомлев в мужских объятиях, постанывая под лаской. Здесь, в зале наслаждений, как его называют на заставе, она просто рабыня.— Дина!Воин, мимо которого я проходила, ударил меня. Наверно, зов звучит не впервые, но я не слышала. Вот он и подхлестнул меня, чтобы не зевала. Торопясь на зов, я слегка задела шелковое одеяние танцующей среди столов девушки. Музыка кружила голову.Я преклонила колени перед мужчиной, который звал меня.— Ты что, оглохла? — спросил он.— Прости бедную девушку, хозяин, — взмолилась я, — я тебя не слышала.— Подай мне мяса!Я подняла к нему блюдо, он ткнул вилкой в ломоть приправленного жгучими турианскими специями мяса. Последний кусок на блюде. Он взглянул на меня.— Я сию секунду принесу еще мяса, хозяин, — заторопилась я.— Ты — то мясо, которого мне хочется, Дина, — остановил он меня.— Еще не время подавать вино, — прошептала я. Расхожая горианская идиома. Я робко напоминала ему, что время главных наслаждений еще не пришло. Меня и еще нескольких девушек пока не освободили — мы должны прислуживать за столом. Еще не все блюда поданы. Когда настанет время десерта и вина, мы, рабыни, примостимся у столов хозяев.— Введите узника, — приказал Борчофф, предводитель воинов заставы Турмусовых Камней.В тот день я поднялась на стену, неся мужчинам воду. Стояла на высоте восьмидесяти футов, глядя вдаль, в поля.— Ты что, Дина, — спросил подошедший сзади воин, — прыгать собираешься?— Нет, хозяин, — ответила я, — я не свободная женщина. Я рабыня.Чуть откинувшись назад, я прижалась к нему спиной, подняла голову, повернулась. Его ладони легли на мои руки.— Выполняй свои обязанности, рабыня, — приказал он.— Да, хозяин.Меня не раз вызывали к его ложу.Из висящего на моем плече бурдюка из кожи верра я налила ему воды.Жарко. Раскаленные камни обжигают босые ноги. На мне — короткая бурая рабочая туника, скроенная из единого лоскута. Кроме ошейника, больше никакой одежды. Такие туники — чаще всего серые или бурые — мы носим во время работы.Я взглянула на возвышающиеся над стеной столбы. Горячий послеполуденный ветерок чуть покачивает провисшую между ними тонкую проволоку. Обычная на Горе защита от тарное, чтобы в крепость нельзя было проникнуть с воздуха.Я снова взглянула вдаль.— Хозяин!— Да, — отозвался воин.— Вижу облако пыли. — Я указала на вьющуюся внизу дорогу.— Значит, взяли, — проговорил он.К крепости приближались два огромных величавых тарла-риона. В седлах — всадники с пиками. Еще восемь воинов с нашей заставы идут следом, неся копья. Между тарларионами, прикованный за шею цепями к стременам, шагал мужчина. Темноволосый. Руки скручены за спиной.— Кто это, хозяин? — спросила я.— Не знаю, — ответил он. — Но дошли слухи, что он выспрашивает о крепости, о ее обороне и все такое.— А что с ним сделают?— Раз уж привели — поставят клеймо и сделают рабом. Не завидую я ему.Я перевела взгляд на пленника. Шагает, гордо подняв голову. Я уже знала, что на Горе есть рабы-мужчины, но самой видеть их пока не доводилось. Рабынь-женщин гораздо больше. Пленников-мужчин чаще убивают.— Отнеси людям воды, рабыня, — велел мне воин.— Да, хозяин.Я взяла у него чашу и поспешила дальше по стене, напоить остальных. А спустившись по лестнице и вновь оказавшись во внутреннем дворе, увидела, как ведущий пленника отряд входит в распахнутые ворота. Ворота захлопнулись. Взглянуть на пленника подошел Борчофф, предводитель воинов крепости. Замешкалась, любопытствуя, и я. Стояла с пустым бурдюком на плече посреди пыльного двора и смотрела во все глаза.Загорелый, волосы черные как смоль. Сильный, высокий. Опутан цепями. Руки за спиной — с кандалами. Гордо стоит между тарларионами, ничуть не сгибаясь под тяжестью свисающих от ошейника к стременам цепей.Приятно видеть окованного цепями мужчину. Руки в кандалах, меня не тронет. Я подошла ближе. Охранники не остановили меня.— Как твое имя? — спросил Борчофф.— Не помню, — отвечал пленник. Охранник ударил его.— С какой целью, — продолжал допрос Борчофф, — выведывал, как охраняется наша застава?— Из головы вылетело.Снова на него посыпались жестокие удары, а он едва шевельнулся.Борчофф отвернулся к одному из верховых — своему помощнику, чтобы поподробнее выяснить, как взяли пленника.Я подошла еще ближе. Никто меня не остановил.Пленник взглянул на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64